Суперканны

— Это многое объясняет в «Эдем-Олимпии»… — Я смотрел, как задумавшийся эскулап удаляется от нас, не видя ни озера, ни рощицы. Он лишь инстинктивным движением головы прореагировал на мелькнувшую рядом с дорожкой ящерицу. — Люди так заняты своей работой, что и конец света пропустят. Вот почему никто не заметил в Гринвуде ничего необычного. У обитателей «Эдем-Олимпии» нет никакого чувства общности.

— Есть у них это чувство. — Гальдер показал на ближайшую камеру наблюдения. — Считайте, что это новый способ сплочения людей.

Гальдер справился с нервозностью, которая одолевала его у дома Башле, и снова был готов подшучивать надо мной и играть роль гида по маршруту безумия. Он открыл конверт с фотографиями и ждал, когда я успокоюсь. Отказавшись от теории заговора, я вернулся с облаков на твердую землю, где не было никакой надежды найти удовлетворительное объяснение ненормальным поступкам Дэвида Гринвуда. Но фотографии места преступления подействовали на меня угнетающе. Безумие насилия запечатлелось на испачканных кровью стенах — ордер на убийство, подписанный фрагментами костей и сухожилий.

— Ну, все в порядке, мистер Синклер? Отлично… Я не буду спешить. — Гальдер говорил тихим, спокойным голосом, словно речь шла о незначительном дорожном происшествии. — Третьим убитым был профессор Берту, главный фармаколог клиники. Внутренние камеры наблюдения зафиксировали, что Гринвуд вошел в вестибюль в семь пятьдесят два. Оружия при нем видно не было, но мы полагаем, что он прятал винтовку под своим белым халатом.

— И металлодетекторы ее не обнаружили?

— Какие детекторы? Это же больница. Там повсюду металлические предметы — каталки, эндопротезы головок суставов, баллоны с кислородом…

— Справедливо. Продолжайте.

— Берту был в своем кабинете в фармакологическом отделении на шестом этаже рядом с кладовой-сейфом, где хранятся все лекарства «Эдем-Олимпии». Когда Гринвуд выстрелил в него через стеклянную дверь, он сидел за своим рабочим столом.

— Почему же Гринвуд не вошел внутрь?

— Дверь была на электронном замке, который управляется со стола Берту. Через эту дверь попадаешь в кабинет и боковой коридор, который ведет в аптеку.

— Берту открыл бы ему дверь.

— Гринвуду был нужен элемент неожиданности. Он, вероятно, чувствовал, что на него накатывает какая-то волна слабости. Берту мог заподозрить что-то неладное и вызвать охрану.

— А Уайльдер Пенроуз? — спросил я. — Гринвуд ранил его.

— Он был в этом самом коридорчике, возвращался из аптеки. По-видимому, он заметил ствол, шагнул назад, и его поранило осколком стекла.

— Но Гринвуд его не видел, иначе он бы и его прикончил. Почему Гринвуд не искал Пенроуза в его кабинете?

— Может, и искал. Но ему нужно было поторапливаться. В любой момент служба безопасности могла замкнуть кольцо. С этого момента все его мишени были случайными.

— Правдоподобно. — Я посмотрел на камеру наблюдения рядом с «рейндж-ровером» и понял, что служба безопасности следит за нами. Наша экскурсия по местам боев почти наверняка была санкционирована Паскалем Цандером. — В любом случае, представьте себе состояние Гринвуда. Он только что убил троих человек. Мысли его разбегаются, но он знает, что должен найти следующую мишень. Но вот что вызывает у меня сомнения — почему Пенроуз не поднял тревогу?

— Гринвуд, уходя, запер наружные двери, и Пенроуз в этом коридоре оказался как в клетке. Охрана нашла его час спустя, он был почти без сознания, пытался наложить себе жгут из рукавов халата. И ему это удалось. — Гальдер с искренним восхищением покачал головой. — Чтобы с этим справиться, нужно быть психиатром.

— И никто ничего не слышал? Разве это не странно?

— Это же больница, — снова напомнил мне Гальдер. — У стен хорошая звукоизоляция, чтобы пациенты не слышали, как работает оборудование или…

— Как кричат от боли другие пациенты. А фотографии какие-нибудь есть?

— Всего одна. — Руки Гальдера лежали на баранке, и ему стоило труда владеть своими дрожащими пальцами. Он отер пот, тонкой пленкой покрывший его лицо, и открыл конверт. — Не думаю, что по ней можно о чем-то судить.

Я прижал фотографию к приборному щитку. Кабинет фармаколога представлял собой помещение без окон, уставленное металлическими шкафами и книжными полками, которые были забиты фармацевтическими справочниками, учебниками и новейшими постановлениями французского министерства здравоохранения.

Профессор Берту сидел за своим столом, а его лицо и туловище были повернуты к камере, словно он увидел кого-то у стеклянной двери. Это был полноватый, интеллигентного вида мужчина лет пятидесяти с аккуратными усами и еще более аккуратным столом, в центре которого лежал металлический кейс. Берту пришел на работу в костюме сизо-серого цвета, но пиджак снял и оставался в полосатой рубашке и пестром галстуке. Халата он еще не надевал, а это наводило на мысль о том, что, прежде чем приступить к исполнению своих служебных обязанностей, он собирался обтяпать какое-то личное дельце.

Каковы бы ни были его планы, реализовать их он не успел. Спиной и головой он привалился к корпусу вентиляционной шахты позади стола. Рот у него был открыт, словно профессор пытался окликнуть кого-то в соседней комнате. Галстук его с маленьким узлом, свидетельствующим о пунктуальности и педантизме владельца, вертикально свисал из-под плотно облегающего шею воротничка.

Пуля пробила один из завитков «пейслийского» узора на галстуке. Кровь стекала на колени Берту и по ноге — на пол, где между его туфель образовалась лужица; однако аккуратизм этого элегантного профессора проявился и в смерти. Щеки его, не поддерживаемые более лицевыми мышцами, опали, но руки по-прежнему спокойно лежали на столе, защищая полиэтиленовый мешочек, наполненный каким-то белым порошком. Внутри кейса находилось около дюжины таких мешочков.

— Он что-то взвешивал, — указал я на стоявшие около кейса электронные весы. — А что было в мешочках?

Гальдер потер кончик носа и с наигранной неопределенностью пожал плечами:

— Должно быть, какие-то лекарственные вещества.

— Но какие? Похоже, Гринвуд столкнулся с шайкой наркодилеров.

— Мистер Синклер… Белых порошков сколько угодно. На этикетках некоторых напечатано «Макс Фактор». Промышленные химикалии, растворители, которым очищают наши установки для диализа…

— И все они — в специальных упаковках с названием изготовителя и товарным знаком. Зачем Берту могли понадобиться весы?

Гальдер откинулся на подголовник и повернулся ко мне:

— Вы думаете, это кокаин или героин?

— Похоже на то. Здесь творилось что-то противозаконное. А Пенроуз, вероятно, об этом знал.

— Поговорите с ним, мистер Синклер.

— Непременно, когда придет время. Меня удивляет, что судья не заинтересовался всем этим. Но зачем человеку такого ранга, как Берту, рисковать всем ради небольшой партии незаконного кокаина, если он мог официально заказывать его сотнями фунтов? Этот кейс и весы — какая-то любительщина. Словно он затеял эту игру из чистой бравады.

Гальдер согласно кивнул, удовлетворенный тем, как я преодолел очередное препятствие:

— Продолжайте, мистер Синклер.

— Как получилось, что Гринвуд прибыл в тот момент, когда Берту готовил к отправке эту партию товара? Странное совпадение. А что делал в кладовке Пенроуз? — Я вернул Гальдеру фотографию. — Откуда эти фото?

— Из каннской полиции. У них глаза не такие проницательные, как ваши. — Он завел двигатель. — Нам пора дальше. По «Эдем-Олимпии» бродят призраки…

Парковка телецентра была забита машинами, и Гальдер остановился на подъездной дорожке в пятидесяти футах от одетого в стекло здания. Из подвального этажа — лабиринта душных студий звукозаписи и монтажных помещений — транслировались результаты международных футбольных матчей и сводки немецких, японских и французских новостей. Здесь я как-то раз заблудился после интервью, в котором отвечал на вопросы о моих первых впечатлениях об «Эдем-Олимпии». Пройдя не в ту дверь, я оказался невольным гостем программы дегустации вин — вели ее две энергичные швейцарки.