Ложа чернокнижников

Но ничего не поделаешь, придется надевать костюм, потому что Фелтон настоял на своем и заказал нам столик в «Веселом гусаре». Когда я уже выходил, в холле меня подловила Лора и сказала, что в костюме я просто красавчик, и провела рукой по моим волосам. Добравшись до Пикадилли, я занял наблюдательную позицию у статуи Эроса. Меня окружали живописно грязные стоящие на учете наркоманы, которые набирались храбрости перед тем, как отправиться в расположенную через улицу аптеку со своими рецептами. В подобном окружении я — в костюме и с нарочито выставленной напоказ «Теорией и практикой магии» Алистера Кроули — чувствовал себя полным идиотом. К счастью, ждать пришлось недолго.

— Питер Кезуик? Я — Мод.

На ней было платье мини с узором типа павлиньих перьев, высокие блестящие черные сапоги выше колен и обмотанное вокруг шеи боа из перьев.

Девчонки в таком же прикиде сотнями разгуливают по Кингз-роуд каждый вечер семь дней в неделю. Но короткое мини плохо смотрится на такой крупной девушке. Мод — высокая, с полными бедрами. Уродиной ее не назовешь, но и красавицей тоже. Бледное лицо и густо накрашенные ресницы напоминают маску клоуна. Разве что волосы, тяжелые, темные и блестящие, смотрятся что надо. Едва увидев ее, я понял, что она меня не заводит. С этим все понятно. Правда, впереди у нас был еще целый вечер. Я заметил, что она тоже меня оценивает. В конце концов она лишь едва заметно пожала плечами.

Мы неловко пожали друг другу руки, и я сказал, куда мы направляемся. По дороге к «Веселому гусару» мы говорили о лондонском транспорте, ресторанах и тому подобной чепухе. Только усевшись за столик, мы принялись обмениваться серьезной информацией. Мне показалось, что жизнь у Мод довольно скучная, но если честно, то моя, в моем пересказе, вряд ли могла бы показаться интереснее (ведь не рассказывать же ей об уроках поцелуев, сатанистских обрядах под кокаиновым кайфом, цокоте подков и воплях по ночам).

Мод работает парикмахером. Она хотела стать стюардессой, однако завалила почти все экзамены, но потом была даже рада, что провалилась, потому что быть парикмахершей — это так здорово.

— У всех людей разные волосы, и с ними нужно по-разному обращаться, но дело не столько в стрижке, мытье, фенах, прическах и завивках. Дело в том, что работаешь с людьми, а это так здорово… я имею в виду, что очень важно иметь хорошие манеры и не забывать про улыбку — вот что отличает хороший салон.

И она все говорила и говорила о своем салоне и о том, каких чудесных людей она там встречает.

Это было ужасно скучно. Я еле сдерживался, чтобы не приказать ей заткнуться и послушать меня, мои рассказы о посланниках Сатаны, власти Хоронзона, ритуальных заклинаниях, о том, как умилостивить клиппот, и о важности принесенной в жертву девственности, мне хотелось, чтобы она поняла, насколько интереснее моя жизнь. Но я подумал и решил, что не хочу показаться ей интересным. Больше всего я хотел, чтобы этот потерянный вечер поскорее закончился и я больше никогда не встречался с Мод. Поэтому я дал ей прочесть себе целую лекцию о всевозможных видах завивок и причесок, не позволяя себе скучать слишком откровенно. Потом я смотрел, как она ест. Аппетит у нее был хороший, и чавканье тяжелых челюстей придавало ей сходство с коровой. Белизна ее кожи казалась неестественной при свете свечей. Салли тоже очень бледная, но Мод выглядит так, будто провела детство в каменном подземелье.

В конце концов она попросила меня рассказать о себе. То, что я аспирант, ее разочаровало.

— А я надеялась, что ты — солдат, или профессиональный спортсмен, или что-нибудь в этом роде. Или врач — по-моему, врачи — интересные люди. Мой папочка хотел, чтобы я поступила в университет, но мне это не понравилось. Студенты все такие грязнули. Извини… я не хотела быть грубой. Ты симпатичный, по крайней мере ты носишь костюм, и хоть волосы у тебя жутко длинные, тебе идет. По-моему, молодым быть замечательно, потому что длинные волосы лежат естественно и обычно хорошо выглядят. А кто тебя стрижет?

— Я сам себя стригу.- (Это была ложь. Обычно меня подстригала Салли, но мне не хотелось о ней говорить.)

Потом мы немного поговорили о пунктах, которые отметили в своих компьютерных анкетах. Мод нравятся Джилберт и Салливен, вальсы Штрауса и так далее. Когда Мод сказала, что вообще-то ей нравится не столько классика, сколько музыка с хорошей мелодией, и кое-что из поп-музыки ей тоже по вкусу, у меня появилась слабая надежда, что у нас найдется общая тема для разговора, но когда Мод перечислила своих любимых исполнителей — Манфред Манн, Лулу, Сэнди Шоу и Сикерз, я просто впал в отчаяние.

Она, в свою очередь, была разочарована тем, что я равнодушен к спорту. Она без ума от каратэ. Не считая парикмахерских дел, каратэ, похоже, единственное, что ее интересует. Когда она начала с воодушевлением рассказывать о том, что занималась каратэ в школе и что она выигрывала в соревнованиях, я чуть не подпрыгнул от удивления. А я-то считал Мод выходцем из низов. На такую мысль меня навело ее парикмахерство и то, что она завалила экзамены. Но оказалось, что она заваливала экзамены и занималась каратэ не где-нибудь, а в школе Роудин.

— В каратэ женщине трудно добиться успеха, — сказала она. — Терпеть не могу свою грудь, вечно она мешает. Лучше быть мужчиной. Терпеть не могу свое тело.

— Красивое тело, — сказал я, скорее из вежливости.

У меня создалось впечатление, что вряд ли у Мод было много парней. Может, у нее вообще еще не было парня. Может, она пугает их своими рассказами о том, как разбивает кирпичи на уроках каратэ. Она точно девственница. Это стало ясно, когда она заговорила про то, что ей нравятся старомодные ценности. Она не проявила горячего любопытства по поводу того, где я живу. Поэтому я сказал только, что живу в эзотерической общине (слово «эзотерический», разумеется, пришлось объяснить), но что живу там только чтобы хорошенько ее изучить. Я старался говорить об этом как можно небрежнее, как будто это какая-то обычная рутина. Можно было и не волноваться, потому что Мод явно и сама так думала. Она пролепетала что-то насчет того, что всегда читает гороскопы на последней страничке журнала «Нопеу», но было очевидно, что ее абсолютно не интересует оккультизм. Она была сильно разочарована, узнав, что в «Теории и практике магии» нет никаких хитрых фокусов.

Не думаю, что можно написать еще хоть что-то интересное о Мод. Она на удивление туманно рассказывает о своей семье. Ее «папочка» работает кем-то вроде учителя. «Мамочка» давно болеет, и она с ней больше не видится. («Не хочу об этом говорить».) Она снимает квартиру в Северном Лондоне на пару с одной студенткой юрфака. Продолжает заниматься каратэ. Ведет дневник, куда записывает все интересное, что услышала в салоне.

— Боже, не надо было мне этого говорить, — она прикрыла рот рукой, изображая комический ужас. — Ты ведь знаешь, что сказала Таллула Бенкхэд? «Дневники ведут только хорошие девочки. У плохих всегда не хватает времени».

Мод понравилось, что я тоже веду дневник. (Возможно, она увидела в этом признак того, что я такой же скучный, как она.) Не смущаясь тем, что я часто и надолго замолкаю, она продолжала радостно болтать.

— Что такое экстаз?

— Что? Не знаю, — ответил я.

Мод перегнулась через столик, глаза горели победным огнем.

— Это таз, бывший в употреблении! — объявила она.

Я задумался, а потом сказал:

— Что-то не понимаю. При чем тут экстаз?

— Нет, я про таз. Хм… нет… вот черт. Я хотела сказать, что приставка «экс» означает «бывший»… и… хм, в общем, ты понял, получается «бывший таз». В общем, умора.

Не смутившись первой неудачей, Мод продолжала потчевать меня своими анекдотами, но либо что-нибудь перевирала, либо забывала, в чем соль, так что мне стоило невероятных трудов разделить с ней ее веселье. Весь тот вечер был полным идиотизмом. Ни за что больше не стану с ней встречаться, даже с исключительно достойной целью завлечь ее в Ложу, чтобы Магистр принес ее в жертву на алтаре Хоронзона.