Леденцовые туфельки

А потом у нас был баскетбол, и я, как всегда, оставила свои вещи в раздевалке, а после игры оказалось, что кто-то стащил мои новые туфли; я долго искала их повсюду, пока их не обнаружила Фарида — все исцарапанные, пыльные, они были засунуты за радиатор. Не сомневаюсь, это дело рук Шанталь, но доказать не могу.

Я просто знаю, что это она.

А потом она взялась за наш магазин.

— Я слышала, у вас там очень мило, — сказала она.

И я снова услышала этот ее гнусный смешок, словно слово «мило» — это некий пароль, известный только ей самой и ее друзьям.

— А как ваш магазин называется?

Мне не хотелось говорить, но я все же сказала.

— О-о-о! Мило, — сказала Шанталь, и они все опять подло захихикали — и она, и ее ближайшие подружки Люси и Даниэль, и прилипалы вроде Сандрин, которая раньше очень неплохо ко мне относилась, а теперь разговаривает со мной, только если поблизости нет Шанталь.

Все они теперь стали отчасти на нее похожи, словно быть Шанталь — это что-то заразное, вроде кори, только волшебной. Теперь у них у всех одинаковая укладка, будто утюгом заглаженная, волосы аккуратно подстрижены «лесенкой», и на конце каждой пряди легкий завиток. Все они душатся одними и теми же духами (на этой неделе это «Ангел»), все пользуются одинаковой помадой — жемчужно-розового оттенка. Я просто умру, если их все-таки занесет в наш магазин. Точно умру. Нет, в самом деле, лучше умереть, только бы не видеть, как они, хихикая, будут пялиться на меня, на Розетт, на маму, у которой руки по локоть выпачканы шоколадом, а в глазах светится надежда: «Это твои друзья?»

Вчера я рассказала об этом Зози.

— Ну, ты прекрасно знаешь, что делать, Нану. И это единственный способ. Тебе придется им противостоять. Ты должна дать им сдачи.

Я так и знала, что она это скажет. Зози — настоящий боец. Но есть такие вещи, которые невозможно изменить, просто демонстрируя свое к ним отношение. Я, разумеется, знаю, что стала гораздо лучше выглядеть после того нашего с ней разговора. Тут самое главное — держаться прямо и не забывать убийственно улыбаться. Я и одеваться стала так, как хочу сама, а не так, как советует мне мама; и хотя теперь я еще сильнее отдалилась от остальных, я все же чувствую себя намного лучше — я наконец почувствовала себя самой собой.

— Что ж, держишься ты в целом неплохо. Но порой, Нану, этого недостаточно. Я, например, еще в школе поняла: таких людей надо раз и навсегда ставить на место. И если уж они пользуются всякими грязными уловками, то... и тебе нужно просто сделать то же самое!

Ах, если б я могла!

— По-твоему, мне тоже ее туфли спрятать?

Зози по-особому, как умеет только она, посмотрела на меня и сказала:

— Нет, по-моему, прятать ее туфли вовсе не нужно!

— А что же мне тогда делать?

— Ты сама знаешь, Анни. Ты это уже делала.

Я вспомнила тот случай на автобусной остановке, Сюзи, ее волосы и то, что я тогда сказала...

Нет, это была не я! Я этого не делала.

Но потом я вспомнила Ланскне, и все те игры, в которые мы обычно играли, и Случайности Розетт, и Пантуфля, и то, что Зози сделала тогда в «Английском чае», и цвета ауры, и ту небольшую деревню на берегу Луары с маленькой школой и памятником участникам войны, и песчаные речные пляжи, и рыбаков, и кафе, принадлежавшее такой милой пожилой паре, и... как же она называлась, та деревушка?

«Ле-Лавёз», — словно шепнул мне кто-то.

— Ле-Лавёз, — повторила я вслух.

— Нану, в чем дело?

У меня вдруг закружилась голова — совершенно ни с того ни с сего. Я плюхнулась на стул, покрытый разноцветными отпечатками маленьких ладошек Розетт и огромных ладоней Нико.

Зози внимательно посмотрела на меня, чуть прищурив свои голубые глаза, они у нее прямо-таки светились.

— Никой магии не существует, — твердо сказала я.

— Нет, она существует, Нану.

Я молча покачала головой.

— Ты же прекрасно знаешь, что она существует.

И — буквально на минуту — я почувствовала: да, она существует. Это было потрясающее ощущение и немного пугающее — словно идешь по узенькому извилистому выступу на склоне крутого утеса, а внизу бьются и кипят океанские волны, и тебя от них отделяет только пустота.

Я посмотрела на нее и сказала:

— Я не могу.

— Почему?

— Но это же была просто случайность! — изо всех сил выкрикнула я.

Глаза щипало, сердце бешено стучало в груди, и я все время чувствовала дуновение ветра, того ветра...

— Хорошо, Нану. Ладно. — Она обняла меня, и я спрятала разгоряченное лице у нее на плече. — Ты не должна делать ничего такого, чего тебе делать не хочется. Я обо всем позабочусь. Ох и клёво это будет!

Было так хорошо прижиматься щекой к ее плечу, закрыв глаза и вдыхая аромат шоколада, пропитавший все вокруг, что я на какое-то время даже поверила: все действительно будет клёво, и Шанталь с компанией оставят меня в покое, и Зози останется рядом, и, значит, ничего плохого со мной больше никогда не случится...

Наверное, я все-таки понимала, что когда-нибудь они непременно к нам заявятся. Может, это Сюзи сказала им, где меня найти, а может, я сама это сделала — в те дни, когда еще надеялась с ними подружиться. И все же я испытала шок, увидев их всех возле нашего дома Они, должно быть, приехали на метро и рысью взбежали на Холм, рассчитывая застать меня врасплох, а потом...

— Эй, Анни! — окликнул меня Нико. Они с Алисой как раз собирались уходить. — У вас там целая компания собралась — наверное, твои школьные друзья, да?

Я заметила, что лицо у него несколько краснее обычного. Он, конечно, очень большой и толстый и от любых усилий всегда задыхается, но в данном случае покраснел он, когда и мне стало не по себе, — и по тому, как переменилось его лицо, какие красные сполохи замелькали в его ауре, я поняла: вот-вот случится беда.

И я в тот момент чуть было не изменила своим прежним взглядам. День вообще с самого утра совершенно не задался. Жан-Лу ушел домой еще с большой перемены — по-моему, к какому-то врачу, но что гораздо хуже, меня целый день доставала Шанталь. Гнусно улыбаясь, она без конца спрашивала: «А где же твой дружок?» — и все говорила, говорила: о деньгах, о подарках, которые получит на Рождество.

Возможно, как раз ей и принадлежала идея явиться сюда всем вместе. Так или иначе, а она уже поджидала меня, когда я приехала домой. И все они — Люси, Даниэль, Шанталь и Сандрин — сидели за столиком, заказав четыре бутылки кока-колы, и хихикали как сумасшедшие.

Пришлось войти. Спрятаться мне было негде, и, кроме того, кем нужно быть, чтобы попросту сбежать? Я пробормотала себе под нос: «Я великолепна», но, честно признаться, великолепной себя вовсе не чувствовала; на меня навалилась страшная усталость, во рту пересохло от волнения и почему-то слегка подташнивало. Больше всего мне в эту минуту хотелось сесть перед телевизором и смотреть вместе с Розетт какую-нибудь глупую передачу для малышни или хотя бы просто читать книжку...

Войдя, я услышала, как Шанталь говорит:

— Нет, вы видели, какой он величины?! — Она даже не говорила, а пронзительно вопила. — Прямо грузовик какой-то...

Она сделала вид, что удивлена, заметив меня. Вроде как удивлена.

— О, Анни! Это что, тоже твой дружок?

Ее прилипалы разразились мерзким хихиканьем.

— Он такой милый!

Я пожала плечами:

— Это просто наш друг.

Зози, сидя за прилавком, делала вид, что ничего не слышит. Она быстро глянула на Шанталь и спросила меня глазами: «Это она и есть?»

Я кивнула — с облегчением. Не знаю, чего я от нее ожидала — может, чтобы она прогнала всю эту стаю, или заставила их пролить свою коку, как ту официантку в «Английском чае», или просто сказала им: «Убирайтесь!»...

Так что меня страшно удивило, когда она, вместо того чтобы остаться и помочь, вдруг встала и сказала:

— Ты садись, поболтай с подружками. Если понадоблюсь, я на кухне, хорошо? Желаю приятно провести время.