Книготорговец из Кабула

В одночасье в фойе стало еще мрачнее. Гул голосов, серьезные лица, взволнованные лица — от всего этого Аймалу захотелось плакать.

Он вернулся в свою комнату тоски. Уселся за стол. Съел «Сникерс». Оставалось еще четыре часа до окончания рабочего дня.

Пришел уборщик, подмел пол, выкинул мусор.

— Ты сегодня такой грустный, Аймал.

— Джигар хун, — сказал Аймал. Этот оборот, в переводе с персидского означающий «мое сердце истекает кровью», используется для выражения глубокой скорби.

— Ты был с ним знаком? — спросил уборщик.

— С кем?

— С министром.

— Нет, — ответил Аймал. — Хотя да, немного.

Лучше уж пусть его сердце истекает кровью из-за несчастного министра, а не от тоски по собственному загубленному детству.

Столяр

Мансур, запыхавшись, входит в отцовский магазин. В руках у него маленькая стопка.

— Двести открыток! — вздыхает он. — Он пытался украсть двести открыток! — Лицо Мансура покрыто каплями пота. Последние несколько метров он бежал.

— Кто? — спрашивает отец. Он кладет арифмометр на прилавок, записывает в бухгалтерскую книгу очередную цифру и поднимает глаза на сына.

— Столяр!

— Столяр? — изумляется отец. — Ты уверен?

Сын демонстрирует коричневый конверт с таким видом, будто только что спас предприятие отца от банды мафиози.

— Двести открыток, — повторяет Мансур. — когда столяр собрался уходить, мне показалось, что он выглядит несколько странно. Но я подумал, это из-за того, что сегодня последний день его работы. Он спросил, не нужно ли нам еще чего-нибудь. Сказал, что нуждается в работе. Я ответил, что спрошу у тебя. Полки ведь были готовы. Тут я заметил, что из кармана его жилета что-то высовывается. «Что это у тебя там?» — спросил я. «Где?» — спросил он в полном замешательстве. «В кармане», — сказал я. «Так, всякие мелочи», — ответил он. «Ну-ка давай показывай!» — велел я. Он оказался. Под конец пришлось мне самому вытащить эту пачку у него из кармана. Вот она! Он пытался украсть у нас открытки. Но ничего у него не вышло, потому что я слежу за всем, что происходит в магазине!

В действительности Мансур немного приукрасил свою роль. Когда столяр Джалалуддин собирался уходить, молодой хозяин по своему обыкновению дремал. Поймал вора уборщик Абдул. Он видел, как столяр взял открытки. «Не хочешь ли показать Мансуру, что это у тебя в карманах?» — сказал он. Джалалуддин, не обращая на него внимания, пошел к выходу.

Уборщик был бедным хазара, то есть принадлежал к этнической группе, находящейся на самой низкой ступени в кабульском обществе. Он почти никогда не открывал рта при хозяевах. «Покажи Мансуру, что у тебя в карманах!» — крикнул он вслед столяру. Только тогда Мансур встрепенулся и вытащил открытки из кармана Джалалуддина. Теперь сын стоит перед отцом, весь дрожа от нетерпения в ожидании похвалы.

Но Султан только спокойно перебирает открытки и говорит:

— Хм… И где он теперь?

— Я отослал его домой, но сказал, что мы этого так не оставим!

Султан молчит. Он помнит, как столяр пришел к нему в магазин. Они родом из одной деревни, чуть ли не соседи. Джалалуддин с тех пор почти не изменился — все такой же худой как жердь, с большими испуганными глазами навыкате. Разве, может, еще больше исхудал. И сильно ссутулился, хотя ему всего лишь сорок. Его семья бедная, но уважаемая. Отец тоже работал столяром, пока несколько лет назад у него не испортилось зрение.

Султан охотно нанял бывшего соседа: ему требовались новые стеллажи, а Джалалуддин слыл хорошим столяром. До этого магазины султана были оборудованы обычными полками, где книги стоят плотными рядами и названия видно только на корешках. Полки тянулись вдоль стен, а посреди помещения стояли еще этажерки. Но теперь Султану хотелось завести специальные стеллажи, чтобы выставлять новые поступления, ведь их становилось все больше. Наклонные демонстрационные полки, на которых книги расставляют так, что видна обложка. Как заведено на Западе. Книготорговец пообещал неплохо заплатить столяру, и на следующий день Джалалуддин пришел со своим инструментом — молотком, пилой, складным метром, — а также принес гвозди и доски для первых полок.

Складское помещение при магазине временно переоборудовали под столярную мастерскую. Каждый день оттуда раздавался стук молотка Джалалуддина, который сколачивал полки посреди штабелей открыток. Открытки были важнейшим источником дохода для Султана. Он печатал их по дешевки в Пакистане, чтобы потом продать втридорога дома. Обычно Султан просто выбирал понравившуюся ему картинку и размножил, не заботясь об авторских правах фотографа или художника. Случалось, что фотографы дарили ему свои снимки, не задумываясь о возможной выгоде. Открытки хорошо распространялись. Основными их покупателями были солдаты международных миротворческих сил. Они частенько заглядывали в магазин Султана, когда патрулировали улицы Кабула, и покупали у него открытки. Изображения женщин в парандже, детей, играющих на танках, былых королев в открытых платьях, статуй Будды с плато Бамиан до и после взрыва, коней для бузкаши, детей в национальных костюмах, картинки дикой природы, виды Кабула в прежние дни и теперь. Султан знал свое дело, и солдаты нередко уходили из магазина с десятком открыток в руках.

Дневной заработок Джалалуддина равнялся стоимости девяти открыток. А задняя комната магазина, где он работал, была буквально завалена пачками и штабелями почтовых карточек, сотнями и сотнями копий каждой картинки. Запечатанные и распечатанные, перехваченные резинкой и нет, в ящиках, в мешках и на полках.

— Ты сказал: двести. — Султан стоял, погрузившись в мысли. — Думаешь, это первая кража?

— Не знаю. Он сказал, что собирался заплатить за них, но забыл.

— Так мы ему и поверили.

— Скорее всего, кто-то подговорил его, — заявил Мансур. — У него бы ума не хватило самому перепродать их. И вряд ли он украл их, чтобы повесить дома на стенку, — добавил он. Ничего не стоит высмеять неудачливого вора.

Султан выругался. У него не было времени разбираться в этом. Через два дня он уезжал в Иран, впервые за много лет. В связи с поездкой у него было хлопот по горло, но и это дело не терпело отлагательств. Нельзя оставить кражу безнаказанной!

— Присмотри за магазином, я еду к нему домой. Я должен добиться от него правды, — сказал Султан.

С собой он взял Расула, хорошего знакомого Джалалуддина. Они отправились в деревню Дех-Худайдад.

Машина неслась по селению, оставляя за собой облака пыли, пока наконец не показалась тропинка, ведущая к дому столяра.

— Держи язык за зубами. Ни к чему позорить всю семью, — сказал Султан Расулу.

На углу улицы, где начиналась тропинка, стояла деревенская лавка. Там толпились люди и между ними — отец Джалалуддина Фаиз. Он заулыбался, увидев Султана, обнял его и обменялся с ним рукопожатиями.

— Заходи в гости, — сердечно пригласил он, явно ведать об украденных открытках.

Пошли и остальные, всем хотелось перемолвиться словечком с Султаном, как-никак односельчанину удалось выбиться в люди.

— Мы только хотели поговорить с твоим сыном, — сказал Султан. — можешь его привести?

Старик тут же пошел домой. Вернулся он с сыном, тот держался в двух шагах позади отца. Посмотрел на Султана и отвел глаза.

— Не подъедешь с нами до магазина? Есть дело, — проговорил Султан.

Джалалуддин кивнул.

— В следующий раз обязательно заходите на чай, — крикнул им вслед Фаиз.

В машине Султан перестал притворяться.

— Ты знаешь, зачем нам потребовался, — сухо обратился он к Джалалуддину, глядя, как Расул выруливает из деревни. Они ехали к брату Вакила Мирджану, полицейскому.

— Я только хотел их как следует рассмотреть, показать детям. Такие красивые открытки. Я собирался их вернуть.

Столяр сидит сгорбившись, он вжимается в спинку сиденья, словно стараясь занимать как можно меньше места. Руки сцеплены между ног. Ногти время от времени впиваются в костяшки пальцев. Разговаривая, он нервно поглядывает на Султана и больше всего напоминает испуганного, взъерошенного цыпленка. Султан сидит с ним рядом, свободно откинувшись назад, и спокойно продолжает допрашивать.