Карта Творца

Не помню, чтобы я так много и так тяжело работал за всю свою жизнь: проект нужно было закончить как можно скорее, и при этом предстояло возвести сооружения на огромном расстоянии с различной топографией (от крутых уступов Ла-Маинарде до пологих склонов гор Аурунчи). Не нужно забывать, что на тот момент союзники уже высадились в Салерно и теснили немецкую Десятую армию на север, за реку Волтурно, протекавшую всего в сорока километрах от наших позиций. Черчилль намеревался превратить итальянский сапог в ахиллесову пяту немцев, пробив здесь брешь, которая заставит Гитлера отвлечь силы с восточного и западного фронтов. Но Кессельринг был крепкий орешек и умелый военный и оказал врагу такое сопротивление, какого тот не ожидал.

Линия Густава — так называлось главное оборонное сооружение германской армии — начиналась в горах Абруццо, одна из ее осей шла по Монте-Кассино, а потом тянулась вдоль рек Гарильяно и Рапидо к морю. Всего за несколько дней под ледяным дождем, в нещадном холоде мы должны были построить укрепления, включавшие башни спрятанных под землей танков, бункеры, казематы с реактивными минометами, пушки калибра восемьдесят восемь миллиметров, — не считая того, что нам предстояло очистить местность от растительности и заминировать поля.

Когда мне не нужно было обходить позиции с одного конца в другой, чтобы надзирать за процессом, я работал в монастыре, построенном Браманте для аббатства Монте-Кассино. Этот памятник архитектуры, относящийся к 1595 году, напомнил мне о днях, проведенных в Испанской академии. С балкона, выходящего на запад, открывался потрясающий вид на долину Лири. Даже сейчас, закрывая глаза, я могу представить себе аббатство Монте-Кассино целым и невредимым, до того, как бомбы, сброшенные самолетами союзников, разнесли его на куски, а долина Лири превратилась в кладбище для польских солдат.

Однако я находил время, чтобы писать Монтсе. Это задание дал мне Смит номер два, узнав о разрешении Доллманна: через нее он получал от меня сведения с фронта (собственно, Монтсе просто передавала мои письма Марко, официанту пиццерии «Поллароло»). Мы использовали крайне простой метод шифровки: писали несколько фраз, внешне совершенно невинных, но на самом деле имевших важное значение. Например, я сообщал: «Из аббатства открывается потрясающий вид» — и это означало, что немецких войск поблизости не наблюдается. Если же я писал: «Скучаю по твоим объятиям», — стало быть, немецкие войска занимают позиции в окрестных деревнях. Преимущество такой кодировки заключается в том, что не нужно таскать с собой тетрадь с шифром, рискуя быть обнаруженным, — достаточно просто выучить ключевые фразы наизусть.

Хотя письма проходили цензуру у германских военных властей, им не удалось перехватить ни одно из посланий.

Когда я закончил работу в Монте-Кассино, меня отвезли на линию Рейнхарда, расположенную в нескольких километрах от линии Густава, а потом на линию Зенгер-Ригеля, известную также как линия Гитлера: она соединяла Понтекорво, Акино и Пьедимонте-Сан-Джермано. Существовал еще один массив укреплений, ближе к столице, но в его возведении я не участвовал, так как в те дни меня неожиданно вызвали в Берлин.

Получив это известие, я испытал такой шок, что у меня пресеклось дыхание. Учитывая, что по всей Италии многократно увеличилось число депортированных, равно как и количество причин, по которым теперь отправляли на расстрел или в концлагерь, я опасался худшего.

Через пять часов я уже находился в доме номер 155 по виа Тассо, в штабе гестапо в Риме, в обществе Юнио, полковника Доллманна и капитана СС, человека по имени Эрнст, в чью обязанность входило сопровождать меня в Германию. Похоже, настало время поработать на строительную компанию «Хохтиф».

Эрнст был на целую пядь выше Габора, и волосы у него были несколько светлее — казалось, он явился на свет прямиком из лаборатории Гиммлера. И могу поклясться, что я никогда еще не встречал человека, столь усердного в своей работе. Если я говорил Эрнсту, что мне надо в ванную, Эрнст вместе со мной шел к ее двери и оставался там до тех пор, пока я не выходил. Во время перелета, который мы совершили на скромном «юнкерсе-52», рассчитанном на пятнадцать пассажиров, он признался мне, что участвовал в Einsatzgruppen [63]— боевых отрядах, занимавшихся уничтожением евреев и цыган в Восточной Европе. Однако он не смог стрелять в беззащитных людей, в женщин и детей. И его отправили в Рим — климат города считался подходящим для лечения душевных расстройств. Теперь, по прошествии года, он чувствовал, что к нему вернулись силы, и готов был отправиться домой и продолжать бороться с врагом, пусть даже из-за письменного стола в кабинете. А когда я спросил его, чем он занимался до войны, он ответил:

— Я продавал сосиски. У меня была мясная лавка в Дрездене.

Благодаря тому, что мне позволили забрать из дома кое-какие вещи, я смог попрощаться с Монтсе.

— Меня посылают по делам в Германию. Внизу ждет немецкий офицер, так что у меня мало времени на объяснения. Если захочешь связаться со мной — поговори с Юнио. Он сумеет это устроить.

Мы обнялись — как мне показалось, в последний раз, — и она сообщила мне:

— Падре Сансовино мертв. Он покончил с собой.

У меня внутри все сжалось.

— Это невозможно. Священникам запрещено самоубийство.

— Кажется, Сансовино обнаружил, что падре Роберт Либерт, личный помощник папы, — немецкий шпион. Так что Капплер велел арестовать его, как только тот ступит на римскую землю. Юнио рассказал мне, что Сансовино, видя приближающихся к нему гестаповцев, проглотил капсулу с цианистым калием, которую носил с собой.

— Он попадет в ад. Все мы попадем в ад, — пробормотал я, не в силах скрыть охватившую меня ярость.

Потом я взял бумагу и карандаш и нарисовал несколько чертежей, указав места, где были размещены оборонные сооружения немцев, и добавив кое-какие комментарии (топографические координаты и прочее), облегчающие обнаружение объектов.

— Договорись о свидании со Смитом и передай ему эти чертежи, — попросил я. — Самое надежное место для встречи — крипта Святой Цецилии. Но будь осторожна, убедись, что за тобой нет слежки. Если тебя схватят, мы оба погибли.

— Не беспокойся, я буду осторожна.

— Еще вот что: Смит, который будет ждать тебя там, — не тот Смит, с каким ты познакомилась на протестантском кладбище. Смит номер один уже давно умер, но у меня все не было подходящего случая, чтобы рассказать тебе правду.

— Сейчас правда уже не имеет никакого значения, тебе не кажется?

Пока я спускался вниз по лестнице на улицу, меня охватило чувство, будто я спускаюсь в ад.

8

Когда самолет приземлился в аэропорту Темпльхофер, мое внимание привлекло несколько обстоятельств. Во-первых, хорошая сохранность построек. Во-вторых, упрощенная процедура прохождения таможни; похоже, что все прибывавшие в Германию подвергались проверке и досмотру заранее (я, например, не только приехал по приглашению главной строительной компании страны, но и вез с собой подписанную Доллманном сопроводительную записку, в которой сообщалось о том, какой вклад я внес в возведение оборонительных сооружений на юге Италии). В-третьих, царившая здесь атмосфера спокойствия — как будто война являлась событием второстепенной важности. Наконец после короткой беседы в кабинете гестапо мне вручили талоны на питание на целую неделю, и шофер отвез нас в центр города.

Берлин подходил для намерения Гитлера оставить память о себе «в документах из камня». Он привлек к работе одного из самых выдающихся архитекторов Германии — Альберта Шпеера. Ему было поручено превратить провинциальный Берлин в новую столицу, затмевающую по красоте и величию Париж и Вену. Завершение реконструкции планировалось на 1950 год. Предполагалось строительство проспекта, по ширине превосходящего Елисейские Поля, большой арки высотой в восемьдесят метров и что-то вроде дворца съездов, увенчанного куполом в диаметре двести пятьдесят метров. Все сооружения планировалось возводить из камня, учитывая, что они должны были простоять тысячу лет, как и Третий рейх. Тем временем Шпеер занимался строительством новой канцелярии — монументального здания колоссальных размеров, которое собирался завершить в течение года.