Свободен!

Я уже почти уверился, что сбился с дороги, когда за очередным поворотом вдруг понял, что нахожусь на нужном мосту.

Я взял фонарь и стал спускаться по насыпи. Смутно помню, что хотел удостовериться, не наблюдает ли кто-нибудь за мной, хотя и не знал, что смог бы предпринять в таком случае.

Я достал телефон и на ходу позвонил Габриэль. Я считал, что до нужного места придется идти несколько сот ярдов, потому что малышку нашли не рядом с мостом. У меня оставалось время, чтобы проверить, как дела у Габи.

– Я уже проехала Бильбао, – сообщила она. – Сейчас на дороге в Сан-Себастьян. Думаю, доберусь туда за полчаса.

– Позвони, если возникнут проблемы. Я на путях, так что буду смотреть в оба.

– Отлично, – одобрила она. – Позвони, как только ее найдешь, и я сразу приеду.

Я почему-то решил, что Эми будет найдена рядом с путями, но если бы заметил бараки путевых рабочих, проверил бы и их.

Слабо светила луна, мне стало ясно, что и так все видно, поэтому я решил поберечь батарейки и выключил фонарь. Но меня беспокоило, что я могу что-то пропустить в полумраке, поэтому время от времени мне приходилось его включать. Еще меня волновало, что я могу проверять только одну сторону – дорога была довольно широкой. Не имело смысла идти зигзагами, кроме того, это было опасно; поэтому я решил, что полмили буду искать с левой стороны, а потом по другой стороне пойду обратно.

Я заметил заросли с противоположной стороны пути – это было место, которое следовало бы проверить, поэтому почти с самого начала мне пришлось нарушить свою систему.

Я наступил на рельс и стал балансировать на одной ноге, не зная, куда лучше шагнуть второй ногой.

Я не видел и не слышал приближающегося поезда. Вероятно, адреналин уже успел улетучиться и мое тело, измотанное борьбой с алкоголем, перешло в состояние отупения.

Я ощущал, что на меня со страшной скоростью движется что-то огромное. Мои глаза были так ослеплены светом, что я ничего не мог разглядеть. Поезд беспрестанно гудел, предупреждая об опасности. Вероятно, машинист меня видел, или они дают гудок на каждом повороте. Я знал, что мне нужно двинуться вперед. Мне надо было заставить себя переступить через рельсы и оказаться за путями. Я упал на землю. Мои руки касались стальных рельсов. Я в недоумении смотрел на них, понимая, что они не должны быть там. Мне нужно было зацепиться и перекатиться через рельсы. Я осознавал, что если мои руки останутся в том же положении, их отрежут колеса поезда.

Глава 39

В замешательстве я потерял несколько секунд. Поезд был уже передо мной. Казалось, на меня надвигалась башня. Я убрал пальцы с рельсов.

Мои ноги.

Они прикасались к рельсам? Когда я споткнулся, мои ноги зацепились за пути?

Я подтянул их.

Теперь поезд был надо мной. Колеса отбивали ритм по бокам от моего тела. Я был оглушен. И боялся, что у вагонов есть подвесные части между колесами. Я смутно осознавал, что поезд может зацепить меня на скорости шестьдесят миль в час, разорвать на куски и выбросить обратно на пути. Я старался вжаться в землю. Моя левая щека с силой прижималась к грязному гравию.

Потом все закончилось. Поезд прошел.

У меня возникло желание побыстрее встать.

Я полагал, что один поезд никогда не следует сразу за другим. Я поднял голову, чтобы оглядеться. Мой левый глаз был весь в масле и копоти. Мне не хотелось его открывать, а когда я попытался протереть его рукавом, то только растер грязь и она попала под веко.

Теперь в моем распоряжении оставался один глаз.

Мне удалось подняться и сойти с путей. Я где-то потерял фонарь. Я постарался определить, на каком расстоянии от рельсов должен его искать.

И тогда я ее услышал.

Без сомнения, плакал ребенок.

Я крикнул – в чем не было смысла:

– Я иду, Эми!

Я опгупывал все вокруг. Неожиданно я увидел фонарь рядом с собой, с другой стороны рельса.

Но Эми вдруг перестала плакать, и стало тихо. Судя по звуку, она находилась в двадцати-три-дцати ярдах передо мной, где-то в темноте.

Пробежав немного, я остановился и прислушался.

Дул ветер, и больше ничего не было слышно.

Слева в зарослях что-то зашевелилось. Вероятно, животное.

Я двинулся дальше и набрел на рабочий барак. Он был черным, пропитанным многолетней копотью. Если бы я хотел оставить ребенка, то сделал бы это здесь.

Передо мной была обшарпанная незапертая дверь.

Впервые я действительно испугался. Я вдруг понял, что за дверью меня может ждать ловушка. Я прошел вдоль барака, надеясь найти окно, чтобы заглянуть внутрь. Похоже, окон не было. За бараком росли густые кусты. Только тогда я почувствовал боль. Посветил фонарем на левую ладонь. Там после падения на рельсы остался глубокий грязный порез.

Я снова услышал Эми. Теперь я был уверен, что она внутри.

Я вернулся к двери и осторожно потянул за ручку. Напряг все мускулы, откинул голову и закрыл глаза. Я не имел понятия, как это может меня защитить, если грохнет заряд в несколько сот фунтов.

Дверь открылась, и я увидел Эми.

Все было очень просто.

Я схватил Эми и двинулся назад. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я знал, что есть какой-то подвох, но не мог его разгадать и хотел побыстрее убраться отсюда. Мне представлялось, что в лесу меня подстерегает снайпер, что меня собьют, когда я выйду на дорогу, или взорвется машина, как только я поверну ключ в зажигании.

Я прошел примерно двести ярдов, выбрался на открытую местность и опустил Эми на землю.

Я снял с нее одежду, чтобы осмотреть спину. Там ничего не оказалось.

Проверил ее живот. Никаких надписей.

Я раздел ее почти полностью, чтобы осмотреть руки и плечи. Послания нигде не было.

Я вынул телефон, набрал номер Габриэль, прижал трубку к уху; секунд тридцать не было сигнала, потом пошло сообщение: «Номер, по которому вы звоните, сейчас недоступен. Возможно, телефон отключен».

Я вернулся к машине, посмотрел внутрь через стекло, думая, что замечу что-нибудь подозрительное. Ничего не было.

Я положил Эми на пассажирское сиденье, пристегнул ее и поехал домой.

Я решил, что Габи застряла где-то, где нет сети. В тот момент у меня не было причин ей не доверять.

Глава 40

Дом был таким же, каким мы его оставили.

Я дошел до той стадии опьянения, когда обязательно нужно поспать, но все же решил приготовить себе кофе, а пока закипал чайник, занялся водными процедурами.

Я оставил Эми в походной колыбели на кухонном столе, а сам стал рассматривать порезанную руку. Кровь и маслянистая грязь запеклись. Я сунул руку под струю воды, но она не отмывалась. Я использовал моющую жидкость – она мало чем помогла. И было чертовски больно. Под раковиной я нашел какой-то спиртовой раствор, намочил им бумажное полотенце и постарался промокнуть края раньт Ужасно болезненно.

– Хочешь послушать, как плачет папа? – обратился я к Эми.

В итоге мне удалось немного очистить порез, я оторвал кусок старой простыни и перевязал руку.

Потом я приступил к своему лицу и отчистил деготь, въевшийся в кожу вокруг глаз. Здесь я добился большего успеха.

Я сел за стол и погрузился в пьяные размышления.

В результате я решил обойти дом и удостовериться, что он пустой, а все щеколды и замки на окнах и ставнях заперты. Ведь тем, кто забрал Эми, удалось проникнуть внутрь, и, похоже, у них имелись причины желать нашего выселения из дома. Мне пришло в голову, что в доме находится то, что им нужно, хотя я и не представлял, что это может быть.

Я прокрался по дому, держа Эми в одной руке и пустую бутылку в другой, на случай, если на пути попадется грабитель. Я по очереди отпирал окна и проверял наружные ставни. С ними все было в порядке.

Меня озадачило, что Габриэль не удивило то, что Эми забрали из запертой комнаты, но мы были так пьяны, что было трудно точно определить ее реакцию. Возможно, я тоже выглядел скорее ошеломленным, чем удивленным.