Лунный вариант

— Наконец-то! — взволнованно прошептал Горелов.

Стоя у стола с письмом в руке, он сосредоточенно смотрел в распахнутое окно на пойму Иртыша и далеко за ней уходящую к горизонту степь, будто там, за зыбкой линией горизонта, мог прочитать ответ на какие-то свои мысли.

Пора улетать в Москву!

Пора, отложив в сторону все остальное, проходить последние испытания в термобарокамере, а потом несколько дней обживать и осваивать кабину космического корабля, с которой его уже знакомили, пора ехать на космодром и готовиться к старту. К тому самому старту, которого он ожидал всю свою жизнь! Неужели через несколько недель в клубах дыма и пламени унесется ракета в неведомую черную даль, где не был еще ни один человек? Горелов замер, не в силах пошевелиться. Было и радостно и тревожно. Вот и сбудутся столько раз отрепетированные на земле расчеты конструкторов и ученых, и он, никому не известный сегодня, сразу заставит говорить о себе весь мир, как заставляли говорить все предшественники-космонавты. Им тоже нелегко было идти по звездной целине, опоясывая Землю первыми витками.

Ну а первые выходы в открытый космос из корабля и стыковки, они тоже кое-чего требовали помимо точных расчетов. Им нелегко доставалось, первым? И в то же время они только щупали космос, прислушиваясь к нему чутко и настороженно, чтобы извлечь как можно больше ценного из этих первых встреч. Он же пойдет гораздо дальше их. Металлический корпус «Зари» унесется от Земли почти на четыреста тысяч километров и там, в голой пустой вышине, сделает первый виток вокруг Луны, неся на борту человека. И будет этим человеком он, Алешка Горелов! Это о нем зашумят сразу тысячи радиостанций и газет.

«Ты этого хочешь? — остановил он себя сурово и усмехнулся. — Нет! Честное слово, нет!» — возразил он себе, понимая, что нисколько не фальшивит. Слава… Ее бы лучше и не было! Но чертовски хочется заглянуть в то такое далекое пространство и первым убедиться, насколько тело Луны — в кратерах и впадинах — соответствует снимкам, добытым искусственными спутниками и лабораториями, на нее садившимися. Он первым расскажет о том, что почувствовал и увидел, совершая облет Луны. Если, конечно, вернется.

«Но ведь все возвращались, — сказал он себе тотчас. — Один лишь Комаров… Но это такой случай. Доказано же, что по силам человеку совершить подобный облет, и разве я душою, разумом или телом дрогну?»

Слава?! Нет, он меньше всего сейчас о ней думал. Да и как о ней можно было думать, если земля стала вдвое дороже, оттого что прочно и властно вошла в его жизнь первая любовь? Он уже ясно представлял, что полет, который он так долго ожидает, сулит на деле сомнения, тревогу, опасности. В сущности, каждый час — да что там каждый час! — каждая секунда будет наполнена предельным напряжением нервов и мышц, риском, рождающим опасения.

За окном у подъезда гостиницы зашуршали шины автомобиля, потом быстрые твердые шаги раздались в коридоре, и, наконец, уверенный стук в дверь. Горелов рассеянно сказал «войдите» и удивился, когда увидел на пороге полковника Нелидова.

Павел Иванович снял с седеющей головы фуражку.

— Чего же не предлагаете гостю садиться?

Горелов усмехнулся:

— Не прибедняйтесь, Павел Иванович! Вы не гость.

Нелидов сел напротив Алеши.

— У-ух, и жарища! Не знаю, какая бывает в Термезе, но здесь сущий ад.

Алексей смотрел на замполита с деланным равнодушием.

— Наши там как? Отпрыгались?

— Костров и Субботин — уже. Когда уезжал, «антоша» повез Дремова и девушек.

— Еще бы, — повел плечом Горелов, — Жора Каменев будет их опекать. Там ведь Женя Светлова, его любовь.

Нелидов небрежно сунул в карман мокрый платок.

— А разве это плохо, если Каменев опекает любимую девушку?

— Я не сказал, что плохо, — покачал головой Горелов и подумал: «Если бы Лида прыгала, я бы ни на миллиметр не отошел». — Нет, я не сказал: плохо. Мир издавна так устроен, что в трудную минуту мужчине хочется прийти на помощь любимой. Аксиома.

Замполит, не вслушиваясь, заметил:

— Вы бы тоже, Алексей Павлович, опекали любимую девушку, попади она в сложную обстановку.

— Девушку? — уставился Горелов.

— Ну, женщину, — поправился Нелидов и спокойно перенес его подозрительный взгляд. — Любимую женщину.

В глазах Нелидова светились плохо спрятанные коварные огоньки, и у Горелова не оставалось никаких сомнений: знает. Он чуть покраснел и недовольно спросил:

— А откуда вам известно?

— Политработник — инженер человеческих душ. Еще Горький об этом говорил.

— Горький так про писателей говорил.

— Пускай про писателей, — охотно согласился Нелидов, — за точность цитаты, как говорится, не ручаюсь. Мне действительно кажется, Алексей Павлович, что вы увлечены женщиной.

Горелов сердито свел брови:

— Превратности маленького гарнизона. Стоило только однажды проехать в пригородном поезде с хорошим добрым человеком — и уже…

Нелидов убрал со стола загорелые руки.

— Алексей Павлович, вы меня огорчаете. Я к вам с открытым сердцем, а вы…

— Да нет, отчего же? — шумно вздохнул Горелов. — Я из своей жизни секрета не делаю, Павел Иванович. Тем более для вас. Да, мне понравилась женщина, которую вы, вероятно, подразумеваете? Так что же в этом противоестественного?

— Ровным счетом ничего, — поспешно согласился полковник, — но знаете… Как бы это получше сформулировать, чтобы вы не обиделись?..

Горелов не дал ему и минуты на раздумье:

— Говорите прямо.

— Хорошо. Скажу, согласился Нелидов и положил ладони на свои колени, туго обтянутые выцветающими от солнца брюками. — Вы вот сказали: понравилась. А как это надо понимать? Что такое понравилась? Познакомились, съездили вместе в город, назначили свидание. Может быть, воспользовались минутной слабостью, а потом сели в самолет и укатили из Степновска?

— Да за кого вы меня принимаете? — вспыхнул Горелов и даже встал со стула. — Вот уж не ожидал, Павел Иванович. Да разве к такой, как она, с подобным пошлым репертуаром можно!

— Вот и я считаю, что нельзя, — подтвердил Нелидов сухо. — Не такая женщина Лидия Степановна. Она человек большой душевной чистоты. Перенесла огромное потрясение. Об этом все степновские старожилы знают. Она уже несколько лет живет вдовой — и ни одного флирта, ни одной интрижки. Есть люди, которые душевную чистоту и память о прошлом делают своими идеалами. Подозреваю, она из таких. А вы — «понравилась».

— С языка нечаянно сорвалось, — сдался Горелов, тронутый тем, что Нелидов восторженно отозвался о Лидии. — Я ее люблю по-настоящему, Павел Иванович.

— По-настоящему, говорите? — задумчиво повторил полковник. — А вы не боитесь этой настоящей любви?

— Почему? — опуская глаза, спросил Горелов.

— Вам не кажется, что эта любовь в какой-то мере не равная?

— Не понимаю вас.

— Это же очень просто, Алексей Павлович. Вы еще неопытный в житейских делах человек. Была ли у вас за плечами настоящая любовь? Думаю, нет. А Лидия Степановна уже многое пережила. Она отнюдь не розовая тургеневская барышня.

— Вы все стращаете. — Горелов задумался. Курчавые волосы посыпались на лоб, сразу постаревший от прорезавшихся морщинок. Твердой неделимой линией стали губы. — Вы все же как-то странно рассуждаете, Павел Иванович. Неравные отношения… Я, не знавший любви, и она, ее испытавшая, обремененная житейским опытом… Ну и что же! — выкрикнул он и сразу весь просветлел. — А если я ее люблю по самому-самому большому счету? Разве меня что-либо остановит?

— Полагаю, нет, — отступил замполит. — Только я советую все продумать.

— Продумать?.. А может, еще к Сереже Ножикову пойти, на колени перед ним встать: «Дорогой товарищ Ножиков, наш партийный секретарь. Член КПСС с шестьдесят второго года, летчик-космонавт капитан Горелов влюбился в женщину, ранее выходившую замуж. Благослови, владыко, и разреши с нею бракосочетаться». Так, что ли?

— Так, Алеша, — повеселел Нелидов, — именно так.