Землячки 3. Интерес (СИ)

- Алёша, я давно хочу спросить, - улыбалась она, лёжа на нём, - я-то на речке Чугуевка с апреля по выходным с подружкой загорала, а ты где? И с кем? Расскажи.

- Аксана, я всё забыл, - уклонялся он от ответа. - Не надо меня пытать. Это нетактично.

- С секретаршей? - Теребила она его.

- Нет, конечно.

- У тебя много любовниц, или одна?

- С чего ты взяла?

- По тебе видно. В сексе ты гораздо опытнее, чем в словесных поединках.

- А что мне делать, если жена -- не жена! Я ведь живой человек.

- Не сердись. Я прощаю тебе твоё прошлое. Я скучать буду после расставания, как те девицы, которые ждут тебя сейчас.

То ли от напоминания о девицах, то ли для её утешения он, наверное, в сотый раз приступил к выполнению своих мужских обязанностей. Это прекрасно отвлекало обоих от пустых разговоров.

После обеда все палубы были заполнены туристами, как в день отплытия из Владивостока, даже на капитанском мостике было полно, в основном дети. Извержение было видно издалека. Из динамика -- мельчайшие подробности научного мира по этому поводу.

Так как было тесно, он стоял слегка сзади от неё, одной рукой упираясь в барьер, а другой -- обняв за плечо. И в самый торжественный момент, когда они были напротив изумительного зрелища, когда все от восторга не могли молчать, она вдруг осознала, что не может ни пошевелиться, ни закричать, как все -- он, обняв её обеими руками за живот, прилип к ней всем телом, раздвинув коленом ноги, целуя плечи, шею, просто катался по её спине. Она, как птичка, замерла в его объятиях, и никуда не хотелось вылетать из клетки. Ещё этот горячий ветер обжигал губы. Невозможно было ни вздохнуть, ни выдохнуть. В подвешенном состоянии она ощущала все его движения. Вспыхнула и закипела. Он почувствовал это и прямо впился в неё каждой клеточкой, уронив голову ей на плечо. И так они стояли ещё бесконечно долго, пока она не почувствовала всю тяжесть, навалившуюся на неё.

- Ты не уснул? - Тихо спросила, повернув голову.

- Чуть не уснул, - тихо засмеялся он, - прямо блаженство какое-то.

Народ уже расходился, столб вулканического дыма остался далеко позади, а он всё не отпускал её.

- Алёша, неудобно, люди кругом.

- Ну и что, кому какое дело.

- Пить хочется. Пойдём, у меня там минералка есть.

Они сидели напротив за её столом. Он внимательно смотрел на неё, молчал. Она искоса бросала на него взгляд, не понимая, что он хочет сказать. Наконец, вопрос прозвучал:

- Аксана, когда у тебя были месячные?

- Что, отдохнуть захотел?

- Хочу услышать ответ.

- 23, 24 и 25-го числа, можно сказать, что в самый первый день отплытия, - по случайному совпадению ей в этот раз даже врать не пришлось, потому при посадке она и была в джинсах.

- Какой цикл?

- 29.

- Аксана, если ты забеременеешь, что будешь делать?

- Об этом тебе следовало раньше озаботиться.

- И всё же? - А сам что-то считал.

Она знала, что. Про себя подумала "какой грамотный!".

- Я знаю, где ты живёшь, знаю, где ты работаешь, знаю твои паспортные данные, номер машины. Даже если это всё изменится, я всё равно -- знаю. Принесу за твой партийный стол, брошу на колени, и исчезну из твоей жизни. Нянчись! - Улыбалась она.

- Аксана, я серьёзно. Ещё не поздно.

Она достала из-под подушки сумочку, открыла, положила перед ним пачку презервативов.

- Даже так! - Изумлённо произнёс он.

- Сама хотела сегодня сказать. Или так -- или никак.

- Сколько здесь?

- Десять.

- По два раза в сутки. Так?

- Да. Так.

- Не ожидал от тебя такой подготовки.

- Приходится выживать как-то.

- Лучше так, чем никак, - засмеялся он.

- Вообще-то, я хотела бы сегодня отдохнуть, на всякий случай.

- Да, я это сегодня заметил. Даже два дня, надёжней будет. Я согласен, - успокоился он, - на дольше этой чепухи хватит.

- Спасибо за понимание. Встречаемся только в столовой, чтобы соблазна не было.

- И сегодня вечером ещё одно извержение посмотрим.

- Опять так же? - Хохотала она.

- Да, так же, - смеялся он, помахав ручкой.

В темноте извержение вулкана "Севергина" действительно оставляло незабываемое впечатление. Уже лёжа в своей постели, открыв книгу, она не видела ни одной строчки -- перед глазами стояла картина огненного фейерверка из силуэта тёмной вазы с зубчатой золотой каймой поверху.

За завтраком диктор объявила, что теплоход меняет курс, направление -- к маяку на севере Сахалина. Получается, что отправлялись в обратный путь. Маяк был виден во время танцев через пару дней -- огонёк в ночи.

Вечером он сам пришёл к ней, с улыбкой положил на стол фотографию. Она глаз не могла оторвать от переливания цветов. Формат бумаги раза в три больше открытки.

- Здорово красиво, будто и не мы вовсе, - смеялась она. - Что-то у тебя тут торчит.

- Не придумывай, - смеялся он, - твои фантазии и на фотке могут проявиться.

- Сарафан мой на всю жизнь запечатлён. Красивей, чем на самом деле.

- А розы, розы-то! В голубой воде! Неописуемо! - Восхищался он.

- Одна?

- Конечно. Мне хранить негде. Но я взял у него плёнку с обоими кадрами, под паспортной обложкой пусть лежит до поры до времени. Когда твоя попортится от старости, снова напечатаем. Согласна?

- Что-то больно далеко ты загадываешь...

- Ну и что, что далеко. Должна же когда-то кончиться чёрная полоса в моей жизни. - И продолжал, немного помолчав, - может и ты к тому времени разведёшься со своим.

- Алёша, чтобы развестись, надо там быть. А меня туда ни за какие деньги не заманишь теперь.

- Можно вместе съездить, попутешествуем в один из отпусков, я там ни разу близко не был.

- Забудь о том, что ты сейчас сказал. Ты представления не имеешь о той жизни. У них свои законы. Нас просто убьют, не задумываясь.

- Совсем дикари что ли?

- Не знаю, но ноги моей там не будет!

- Ну расскажи хоть в двух словах, что там такого страшного? Как ты туда попала-то?

- Я влюбилась в конце четвёртого курса. Прилипла и ничего не могла с собой поделать. Красивый. Он заканчивал пятый. Намекал, что трудно мне там будет, но я, как в наваждение попала, целое лето его не отпускала, а в сентябре взяла академический, и мы уехали.

- А родители твои что?

- Родителей уже давно не было.

- Никого родных?

- Тётка есть. Брат старший с семьёй. У бабушки жила. - Она помолчала. - Там, прямо в ЗАГСе, первый конфликт возник, я не захотела взять его фамилию. Если б ты знал, как они все на меня ополчились. Но я тогда гордая была, мне моя фамилия с детства нравится, я себя чувствую в ней, как в одёжке. Я не уступила, не захотела быть Абаевой. А потом свадьба -- мужчины отдельно гуляют, женщины с другой стороны сами по себе, а я трое суток стою между ними в углу, в каком-то местном наряде, принесённом из клуба, закрытая паранджой, и каждый, кто хочет посмотреть на невесту, приподнимает её и глазеет, причмокивая своими жирными губами. А жених вообще пирует где-то с друзьями. Я ещё месяц не могла понять, куда попала. А ещё через два -- сбежала.

- А институт?

- На год отстала. И пока на пятом училась, целый год пряталась, так как в письмах брату грозился забрать меня. И приезжал.

- История... Никогда бы не подумал, что такое бывает.

- Нам ужинать пора.

Не хотелось говорить на весёлые темы, а продолжать словами пакости жизни, тем более, и весь вечер они молчали, ожидаючи, что музыка оркестра и танцующее окружение оттеснят назад, в прошлое, случайно вытащенное ими событие.

Шёл фильм "Этот безумный, безумный, безумный мир", и она заметила, что он искренне радовался, глядя, как она хохотала вместе со всем залом. И относиться он к ней стал как-то по-другому, более внимательно, а может более уважительно даже.

Солнце взяло передышку, после ужина ветер принёс дождь. Море, воздух, небо -- всё стало неприятно серым. И весь следующий день сидели в каютах. Это же продолжалось ещё и на следующий.