Одиночество в Вавилоне и другие рассказы

— О ты, кто может так здорово описывать, предостереги человечество от всеядного Живоглота!

Но писатель, восседавший в своей студии, ответствовал:

— Лично я тоже недолюбливаю Живоглота, ибо он лишен малейших признаков культуры. Но у меня есть более важные дела. Мне предстоит целый месяц работать над балладой об узловатых ивах над заболоченным прудом. И кроме того, у меня есть жена и ребенок.

И крестьяне с грустью покинули студию.

Вскоре еще более горестные вести о наглых выходках Живоглота проникли в мирное захолустье. Число сторонников великана-политика так возросло, что Живоглот не только перестал возражать, когда его упрекали в склонности к людоедству, но даже, напротив, скалился во весь рот. И наконец, на представительном съезде партии Живоглота сей последний впервые публично сожрал мальчика, причмокивая от удовольствия. Мальчика он выписал для этой цели из исправительной колонии и поэтому мог впоследствии утверждать, что у людей есть все основания приветствовать этот поступок, ибо таким путем он, Живоглот, избавляет общество от ненужных едоков.

Когда ужасное известие достигло Рустенфлека, делегация напуганных крестьян вторично явилась в студию-беседку.

— Ради бога, мешкать нельзя! Напиши листовку против Живоглота. Мы разнесем ее по всей земле, во все дворы. Твоя листовка, о писатель, поднимет народ на борьбу с Живоглотом. Твои слова имеют вес.

Писатель же отвечал:

— На сей месяц я прикован к водяной мельнице. В цикле стихов я воспеваю колесо, жернова и ступицы. А кроме того, у меня есть жена и ребенок.

Снова крестьяне с грустью покинули студию. Писатель же отправился к водяной мельнице, чтобы воспеть в красивых словах журчание ручья, осклизлое зеленое колесо и сальные тяжелые жернова. Исписав убористым почерком целую тетрадь, он в отменном расположении духа поднялся на Зульцский холм, дабы в тишине своей студии окончательно отшлифовать красивые слова. Но студия встретила его не тишиной, а ужасным шумом. И у ворот толпились возбужденные рустенфлекцы.

Тогда сельский поэт обозлился.

— Сколько раз вам повторять: я должен воспевать природу, а кроме того, у меня есть жена и ребенок.

Тут нерешительно выступил вперед старейший из крестьян и, вертя в руках обтрепанную шляпу, тихо промолвил:

— Нет, господин писатель, нет у вас больше ни жены, ни ребенка. Сюда приходил Живоглот и съел их обоих, причмокивая от удовольствия.

Первая буровая на Стэмпед-Вэлли

Голос гида по имени Джим Бруклестер отдавал нефтью, как, впрочем, и все в этой широкой долине Нью-Мексико выглядело, разило, дышало нефтью. Казалось, самый воздух, и тот настоян на нефти.

Джим Бруклестер был опытнейшим гидом в нефтяной долине, принадлежавшей компании Фейрчайльд. И когда он что-нибудь объяснял, слушать всегда было увлекательно.

Джиму не понадобилось просить группу задержаться перед деревянной вышкой. Сверкание большой медной доски, что была укреплена на обугленных перекладинах вышки, и без того заставило всех остановиться, чтобы прочесть надпись. А надпись была немногословна:

Для Джима Бруклестера настала великая минута. Он прокашлялся и сказал:

— Я полагаю, дамы и господа, вам будет небезынтересно узнать, чем примечательны эта вышка и эта надпись.

— Да-да, — живо откликнулась студентка в очках. — Почему это допотопное деревянное сооружение вообще здесь торчит? И почему эта вышка гораздо меньше, чем вышки из легких металлов? И почему…

— Все в свое время, все будет по порядку… как перелетные птицы в осеннем небе.

После этих слов слушатели дружно задрали головы к небу, по которому тянулись серые журавли. Когда Джим после небольшой паузы продолжил свою речь, все остались в твердом убеждении, будто Джим специально организовал для них журавлиный клин.

— Голодный и худой, как эти журавли, был Уолт Фейрчайльд, когда вместе с другом своим Джоффри Гитсом пришел в Стэмпед-Вэлли.

— Великий Фейрчайльд?

— Да, великий Фейрчайльд, нефтяной король, — отвечал Джим Бруклестер с гордостью и благоговением. — Когда Фейрчайльд и Гитс забрели в эту долину, здесь ничего не было, кроме болот. Травы и той не хватило бы, чтобы прокормить в течение года одного быка. Впрочем, Фейрчайльд и Гитс уже привыкли ковыряться там, где сам черт прекратил бы поиски. Они как раз вернулись из Калифорнии, где до сих пор, спустя много лет после золотой лихорадки, погибают в нищете золотоискатели.

«Я чую здесь богатство», — сказал Гитс, привстав на стременах и по-собачьи потянув носом воздух.

«Золото?» — спросил Фейрчайльд.

«Да, золото, — ухмыльнулся Гитс. — Только черное. Нефть!»

«Вздор!» — пробурчал Фейрчайльд.

«Давай искать здесь», — предложил Гитс.

И оба приятеля начали рыть землю возле болот своими короткими лопатками. На глубине вытянутой руки они встретили подпочвенные воды, Гитс профильтровал эту грязную жидкость через шейный платок и понюхал его.

«Ну?» — спросил Фейрчайльд.

«Ничего».

«Я ж тебе говорил. Давай бросим это дело».

«Нет. Я чую. Здесь должна быть нефть. Вся долина — это гигантский нефтяной бассейн».

«Ты бредишь, Гитс».

«Ерунда, давай искать дальше».

Гитс пошел к болотным оконцам, чтобы вымыть в них испачканный инструмент, и тотчас возбужденно воскликнул:

«Иди сюда, Фейрчайльд. Вот тебе нефть».

Фейрчайльд помчался к нему со всех ног. И верно! Среди камышей на поверхности воды стояли два небольших — с горошину — нефтяных пятна.

«Долина должна стать нашей, Фейрчайльд. Сколько долларов у нас с тобой осталось?»

«Семьдесят четыре. От последнего покера».

«А у меня мешочек с золотым песком, который тоже, худо-бедно, стоит свои сто двадцать долларов. За такие деньги можно скупить больше половины этих песков. Я останусь караулить место, а ты давай скачи в Брайтон, ты лучше умеешь ладить с чинушами из земельного управления».

Тут гид по имени Джим Бруклестер сделал паузу и мечтательным взором окинул долину.

— А дальше? — упорствовала очкастая.

— Значит, так, — продолжал Бруклестер и покачал головой. — За свои деньги друзья получили всю долину. Чиновники из кадастрового отдела были рады-радешеньки избавиться от этой пустыни. Они бы, пожалуй, и свои деньги приплатили. Фейрчайльд вернулся не только с актом о продаже, но и с экспертом по нефти.

— Который установил, что эта пустыня таит в себе несметные богатства, — перебила его девушка.

— Нет, который уготовил нашим друзьям тяжкое разочарование. Оказывается, нефтяные пятна возникли из-за каких-то мертвых моллюсков, которые, разлагаясь, выделяют жиры, выступающие на поверхности воды в виде нефтяных пятен. Сделав это зловещее заявление, эксперт отбыл восвояси, а Фейрчайльд и Гитс остались. У них не было ни гроша, зато им принадлежал кусок пустыни. Но Гитс не сдавался. Он стоял на своем и продолжал утверждать, что нефть здесь есть, пусть не на поверхности, пусть глубоко, но есть, и надо ставить вышку. Вот эту самую.

Здесь Джим Бруклестер указал на потемневшие от времени балки.

— Гитс назанимал денег, чтобы поставить эту буровую. Они работали как одержимые. Спустя три месяца в землю ушла первая труба. Когда она опустилась на пять метров, из земли вырвался фонтан…

— Нефти?

— Воды, — коротко отвечал Бруклестер. — Обыкновенной воды. Тут Фейрчайльда охватило страшное разочарование. Он сел на землю и зарыдал, как ребенок.

— А Гитс?

— Продолжал работать. Прошел через слой воды, ушел в слой глины, и тут вдруг тухлая вода сменилась черной блестящей нефтью.

— Значит, цель была достигнута?

— Нет, — отвечал Бруклестер, недовольный, что его опять перебили. — Когда нефтяной фонтан ударил в небо, к шипению струи примешался цокот копыт. Верхами подскакал десяток людей, Фейрчайльд тем временем подполз к нефти и плескался в ней, как дитя. Он все еще не мог постичь, что предсказание друга сбылось, что они нашли черное золото. Тем временем всадники окружили Гитса и потребовали все ценности. Гитс лишь засмеялся и сам вывернул свои карманы. У него и цента не было, а документы на землю он предусмотрительно спрятал в кожаный кисет, кисет же засунул в сапог. Главарь бандитов от злости ударил Гитса стволом револьвера по голове — так что тот, оглушенный, рухнул на землю, — после чего выстрелил прямо в фонтан. В мгновение ока из нефтяного фонтана возникло море огня. Бандиты ускакали. Еще не до конца очнувшийся Гитс с ужасом увидел, как Фейрчайльд в горящей одежде катается по песку возле вышки. Забыв про гудящую голову, Гитс бросился к другу. Капли горящей нефти прожигали его одежду до самой кожи. Наконец он достиг Фейрчайльда, стонавшего от боли. Из последних сил он перекинул обожженного друга через плечо и уволок подальше от огненных струй. За пределом опасной зоны Гитс рухнул на землю. Дым отравил его легкие, огонь поразил большую часть кожи. Гитс умер в тот же час. Фейрчайльд этого не увидел. Он лежал без сознания. Но потом он прочитал на песке возле мертвого Гитса следующую надпись: «Береги нашу нефть». Должно быть, Гитс успел написать эти слова перед самой смертью. Несколько дней спустя почти обезумевшего, умирающего от голода Фейрчайльда подобрал военный патруль. Великая цель — освоить нефтяные богатства Стэмпед-Вэлли — быстро вернула ему здоровье. Скоро, кроме сгоревшей вышки, в долине выросло еще с полсотни новых. Множество банков предоставляло теперь Фейрчайльду почти неограниченный кредит. На первые же доходы, расплатившись с долгами, Фейрчайльд хотел соорудить своему другу Гитсу роскошный памятник. Потом, однако, он решил оставить полусгоревшую вышку в таком виде, как распорядилась судьба. Вот и стоит она по сей день с благодарственной надписью. Вы, без сомнения, решили, что это латунная доска, не так ли, дамы и господа? Но Фейрчайльд взял самый дорогой металл, какой только можно: он взял золото. Это золотая доска.