Место летнего отдыха

Глава 24

Каникулы подходили к концу, и атмосфера в доме Кена становилась все напряженнее, а застенчивость и сдержанность Молли – все заметнее. Казалось, она не могла разговаривать ни с Сильвией, ни с Кеном, а когда к ней обращались, обычно отводила глаза. Сильвия пришла к убеждению, что Молли, должно быть, слышала про них с Кеном такие ужасные вещи, что оставаться вежливой, к чему она без сомнения стремилась, стало для бедного ребенка мукой. Джон, если не гулял где-то с Молли, почти постоянно сидел за пианино, и во время немногих бесед, завязанных по инициативе Сильвии, был учтив, но уклончив. Его взгляд был тревожен и печален, а музыка, которую он играл, представляла собой дикую смесь восторга и печали. «Причина восторга, очевидно, – Молли, – думала Сильвия, – ну, а отчаяние можно записать на мой счет». Ее утешало только то, что в один прекрасный день Молли и Джон станут достаточно взрослыми, чтобы простить. «Все дети проходят стадию, когда они презирают своих родителей, – мрачно говорила она себе. – Из-за развода все это протекает немножко хуже». В день накануне отъезда Молли они с Джоном сидели в том месте, где ураган пробил в дюнах брешь, но теперь оно не казалось достаточно уединенным.

– Кто-нибудь может пройти, – сказала Молли. Деваться было некуда.

– Молли, – сказал он неожиданно, – дом, в котором я когда-то жил, – старый мотель, – закрыт, заперт и выставлен на продажу.

– О нет, Джонни! – воскликнула она. – Только не в пустом доме. От одной мысли об этом у меня мороз по коже.

– Там нас никто не найдет.

– Нет, – возразила она.

– Я хорошо знаю это место. В подвале разбито окно. Можно забраться.

– Боюсь даже думать об этом.

– Ты все беспокоишься, что нас кто-то увидит, – сказал он. – Я думал…

– Прошу тебя, Джонни, умоляю в последний раз. Нет.

– Хорошо, – согласился он. – Я не должен тебя пугать. Все время твержу себе об этом.

Он протянул руку и с таким беспредельным страстным желанием дотронулся до ее лодыжки, что она была тронута.

– Бедный Джонни, – пожалела его она.

– Конечно, я неправ, – сказал он. – Ясно, как дважды два.

– Не переживай так. Он погладил ее ступню.

– Ты когда-нибудь видела ногу?

– Да, – засмеялась она.

– Я имею в виду, по-настоящему присматривалась?

– Конечно.

– Она очень красивая. Смотри, какая она. Этот изгиб, словно стальная пружина. А эти стальные струны, прямо под кожей. Чудо.

– В таком случае кругом полно чудес, – улыбаясь, заметила она. – Только здесь уже целых четыре.

– Да, – согласился он. – Хотел бы разбираться в чудесах получше.

– Хочешь стать врачом?

– Нет. Ни за что на свете не смог бы разрезать ногу, – он обвел пальцами вокруг ее лодыжки. – Она мне нравится такая, какая есть.

– Поцелуй меня, Джонни.

– Не могу. От этого настроение у меня еще больше испортится. Или снова тебя напугаю. Не стоит этого делать, потому что получается односторонне. Я только что это понял.

– Вовсе не односторонне! – недоумевая, воскликнула она.

– Нет, именно так.

– Джонни, ты не думай, что я не люблю тебя! Просто я ужасно боюсь!

– Я знаю.

Он растянулся на песке, его гибкое тело, успевшее покрыться загаром, застыло в странной позе трупа. Глаза он закрыл от солнца, а о том, что он дышит, можно было судить лишь по едва заметному вздыманию груди. Он молчал.

Она сидела рядом с его головой, глядя на него сверху вниз.

– Я люблю тебя, Джонни, – призналась она. Он улыбнулся, не открывая глаз.

– Думать об этом будет хорошо.

– Правда.

– Конечно. Я тоже люблю тебя.

Она смотрела на него, испытывая непонятное жуткое чувство, словно она убила его: картина завершена, женщина-убийца сидит рядом со своей жертвой. Он казался совершенно спокойным, лицо безмятежно, голос добрый, никакой притворной меланхолии, но странным образом мертв.

– Мы будем часто писать друг другу, Джонни, – сказала она. – Каждый день.

– А иногда дважды в день.

– Жаль, мама не разрешит приезжать к тебе. Может, я смогу заставить ее передумать.

– Может быть.

– Летом, может быть, удастся уговорить ее отпустить меня на Пайн-Айленд.

– Было бы великолепно.

– Мама может передумать и разрешить тебе приезжать ко мне в школу, да ты и так смог бы приехать.

Он повернулся на бок, лицом к ней, и сказал:

– Мы должны посмотреть фактам в глаза, Молли. Твоя мать сделает все, что в ее силах, чтобы нам было как можно труднее встречаться. Она хочет разлучить нас, и, вполне вероятно, у нее это получится, по крайней мере на долгое время.

– Будем терпеть до конца, – предложила Молли.

– Я вот лежу и думаю, что из этого получится. Без дураков, Молли. В воскресенье мне обратно в школу. В прежнюю комнату. К этому надо еще привыкнуть.

– Мне тоже. Я, как и ты, совсем не хочу возвращаться.

– Я знаю, – сказал он.

– Каждый день в три часа мы играем в волейбол. Ненавижу волейбол.

Он засмеялся.

– Еще мы играем в хоккей на траве, – продолжила она. – Там есть одна здоровенная девица, которая все время гоняется за мной. Я от нее увертываюсь, а остальные девочки из-за этого злятся.

– Не вступай с ней в споры, – предупредил он. – Не хочу, чтобы тебе переломали кости.

– Для сохранения прямой осанки нас заставляют носить на голове книги, – продолжала Молли. – У нас есть учительница, ее зовут Риггли. Кроме шуток. И она, когда идет, так виляет бедрами, что полностью соответствует своему имени.

Молли поднялась на ноги и, к великому удивлению Джона, превратилась в настоящего пантомима.

– Мисс Риггли говорит: «Девушки, вы должны понять, насколько важно уметь правильно входить в комнату. В дверях вы должны приостановиться и представить себе, что глаза всех присутствующих устремлены на вас. Так ли это на самом деле, не имеет ни малейшего значения. Вы должны это чувствовать. Вы должны двигаться как королевы». Потом, – заключила Молли, – она входит, виляя бедрами. Вот так.

И она семеня ногами, очень похоже продемонстрировала ходульную жеманную походку.

– Так ходят королевы? – смеясь, спросил Джон.

– Никогда не видела королеву. Думаю, мисс Риггли тоже.

– Мне нравится твоя походка, – заметил Джон. – Не дай мисс Риггли ее испортить.

– Вряд ли она обрадовалась бы, услышав это, – возразила Молли. – Она говорит: «Молли Картер, что мне с вами делать? Вы не хотите учиться правильно входить в комнату и не хотите учиться правильно сидеть».

– Сидеть? – изумленно спросил Джон.

– Да, сидеть. Это полагается делать вот так. Аккуратно сложив перед собой ладони, Молли манерно огляделась, изображая великую осторожность, и опустилась на песок.

– Мне нравится, когда ты сидишь, как обычно, – сказал Джон. – Ты ее не слушай.

– После того, что произошло, Джонни, в школе будет не так уж плохо, – мягко проговорила она. – И вообще, все остальное тоже будет не так плохо. И все благодаря тебе.

– Пойдем, – присаживаясь, предложил Джон. – Нам пора возвращаться. Сегодня в отеле танцы. Хочешь пойдем?

– Джонни, – попросила она, беря его за руку. – Поцелуй меня разок.

– Нет! – резко ответил он. – И без того тяжко – зачем усугублять?

– Один поцелуй – это трудно?

– О, Молли. Тяжело остановиться после этого. Я стараюсь изо всех сил поступать так, как ты хочешь.

– Именно сейчас я хочу поцеловаться.

Он поцеловал ее. Когда их губы разомкнулись, она проговорила:

– Я пойду с тобой сегодня вечером. Куда ты захочешь.

– Не говори так, – выпалил он. – У меня не хватит сил отказаться.

– Я бы не предложила, если бы ждала твоего отказа.

– О, Молли! – воскликнул он и, притянув ее к себе, зарыл лицо в ее волосах. – Я не хочу тебя пугать.

– Я люблю тебя, Джонни, – сказала она. – Никогда не забывай об этом.

– Хочу попросить тебя первым пойти в мотель, посмотреть, все ли там в порядке, – благоразумно заметила Молли, когда они шли по пляжу в сторону дома. – Папе я скажу, что мы идем в кино. У нас будет полно времени.