Тимолеон Вьета. Сентиментальное путешествие

На сорок девятый день пути пес оказался на тихой проселочной дороге. Мимо него, взметнув ворох опавших листьев, промчалась машина. В такси сидел человек, который не заметил бредущего по обочине пса. Пассажир был слишком занят — он пытался разглядеть в зеркале зад него вида отражение собственной матушки. Когда ему это удавалось, человек удрученно покачивал головой, цокал языком и думал, куда же подевалась его молодость и почему она прошла так быстро, словно яркий солнечный день, неожиданно сменившийся вечерними сумерками. Если бы человек взглянул в окно и заметил пса, он наверняка подбросил бы его до дома, потому что в прошлом они были очень хорошо знакомы. Когда-то человека и собаку связывала крепкая дружба, и сейчас им тоже было по пути.

Тимбо

За пару месяцев до появления в его доме Тимолеона Вьета, Кокрофт, проводив в римский аэропорт очередного любовника, зашел в книжный магазин и купил в отделе распродажи потрепанный экземпляр «Мадам Бовари». Поначалу книга показалась ему скучной, но, добравшись до пятьдесят седьмой страницы, где мадам Бовари получает в подарок собаку — красивого грейхаунда, — Кокрофт оживился. Эпизод с собакой заставил его вспомнить о своем последнем любимце — бесследно исчезнувшем самоеде. Он заливался слезами, читая сцену, когда грейхаунд покидает свою хозяйку и стрелой уносится в поля Йонвилля. До конца книги Кокрофт ждал, что собака хотя бы на короткое мгновение вновь появится в жизни несчастной женщины. Например, на ярмарке — неожиданно выскочит из-за угла и, весело помахивая хвостом, бросится к ней; или они встретятся в Руане, на площади перед оперным театром — грейхаунд подойдет к мадам Бовари и ласково взглянет на нее своими прекрасными глазами; или подбежит к своей наглотавшейся мышьяка хозяйке и ткнется влажным носом в ее слабеющую руку — это прикосновение пробудит в умирающей желание жить и чудесным образом исцелит ее. До последней страницы Кокрофт надеялся на возвращение собаки. Но, как и самоед, грейхаунд так и не вернулся.

Мысли о Тимолеоне Вьета не давали Кокрофту покоя. С каждым днем тоска по собаке становилась все сильнее. Он разыскал книгу, которая бог знает сколько времени валялась на кухонной полке, и открыл пятьдесят седьмую страницу. Кокрофт отметил галочкой начало абзаца, где рассказывалось об исчезновении грейхаунда, и углубился в чтение. Пытаясь не расплакаться, он отчаянно шмыгал носом, когда перечитывал разговор мадам Бовари с месье Лёрё. Утешая женщину, торговец мануфактурой поведал ей несколько историй о собаках, которые удивительным образом возвращались к своим хозяевам. Например, одна собачка проделала огромный путь из Парижа в Константинополь, а другая прошла целых сто пятьдесят миль, переплыв по дороге четыре большие реки; она двигалась строго по прямой и ни на шаг не отклонилась от намеченного курса. Или другой невероятный случай, произошедший с отцом месье Лёрё, чей пудель после двенадцатилетнего отсутствия появился словно из-под земли и прямо посреди улицы прыгнул на спину своему хозяину.

Кокрофт понимал — это всего лишь пустые слова утешения. Он давно потерял надежду на возвращение самоеда и в глубине души знал, что ему больше не суждено увидеть Тимолеона Вьета, его собака никогда не прыгнет ему на спину на улочке Ассизи или Торджильяно и не появится, словно из-под земли, где-нибудь на берегу Тразименского озера. Он был уверен — Тимолеон Вьета никогда не вернется домой.

Первое, что поразило Кокрофта, когда он увидел, как мальчик, чьи фотографии были развешаны по всему дому, выходит из такси и роется в карманах в поисках мелочи, — это почти полное отсутствие волос на его голове. Чудесные золотистые кудри мальчика настолько поредели, что издали его можно было принять за абсолютно лысого старика — лишь на макушке осталось несколько жидких прядей, которые едва прикрывали череп. И в ту же секунду Кокрофт понял, что произошедшие с мальчиком перемены не имеют для него ни малейшего значения. Он стоял точно парализованный и улыбался, как младенец.

— Привет, — сказал мальчик, подходя к нему.

Кокрофт не мог двинуться с места.

— Увы, годы берут свое. — Мальчик неопределенно взмахнул рукой, указывая на свою лысину. Еще в такси он подумал, не надеть ли кепку, но потом решил, что лучше сразу покончить со всеми неприятными сюрпризами.

Кокрофт хотел небрежно вскинуть брови и пожать плечами, но не смог.

— Ммм… Кокрофт, — мальчик неловко кашлянул, — я, конечно, понимаю, что свалился как снег на голову, но… ты не против, если я останусь у тебя? Можно?

Кокрофт с трудом перевел дух, в горле у него что-то булькнуло, и наружу вырвался придушенный писк.

— Нет, если у тебя кто-то есть… — Мальчик снова взмахнул рукой. — Ты скажи, и я просто уйду..

Мысль, что мальчик сейчас развернется и уйдет, заставила Кокрофта очнуться.

— Нет, — сказал он, — у меня никого нет.

— Правда? — Мальчик склонил набок свою лысую голову и слегка прищурил глаза.

— Правда, — кивнул Кокрофт. — Я живу один.

— Как его зовут?

Кокрофт смущенно пожевал нижнюю губу и потупился.

— Я не знаю. — Он не раз хотел спросить молодого человека, как его настоящее имя, но время, когда подобный вопрос был бы уместен, давно прошло. — Босниец. Видишь ли, это долгая история, в двух словах не объяснишь. Он из Боснии. Я пустил его пожить, но между нами ничего нет. Вернее, я не люблю его. Он в доме. Я сейчас пойду и попрошу, чтобы он ушел.

— А он любит тебя? Он будет драться со мной?

Кокрофт расхохотался — впервые за последние несколько месяцев.

— Нет, он ни капельки меня не любит. Он просто… — На лице Кокрофта появилось виноватое выражение.

— Просто что?

— Каждую среду в семь часов вечера он сосет мой член.

Мальчик в недоумении уставился на Кокрофта.

— Отличное начало для песни, — рассмеялся мальчик. — Поверить не могу, неужели трюк с приглашением сработал? Ты, наверное, миллионы раз закидывал эту удочку. Вот что значит упорство и настойчивость. Ну, уж коль скоро он тебя не любит, то, вероятно, не станет возражать, если теперь тобой займусь я. — Мальчик улыбнулся и крепко обнял Кокрофта. — Как хорошо вернуться домой! — Он поцеловал старика в губы и потерся носом о его седую бороду. — А как поживают Мешах, Шадрак и Абеднего?

— Очень хорошо. Пишут, что у них все в порядке.

— Пишут?

Кокрофт выпустил мальчика из объятий и угрюмо посмотрел себе под ноги.

— Ты понимаешь, что я имею в виду, — буркнул он.

Внуки Кокрофта были еще одной темой, о которой он старался не говорить и не думать. Он не видел их очень давно. Зять ненавидел Кокрофта, обвинял его во всех произошедших несчастьях и хотел, чтобы он держался от детей подальше. Рождественские открытки и поздравления с днем рождения оставались без ответа даже в тех случаях, когда Кокрофт вкладывал в конверт несколько купюр, представляя, как интересно будет внукам отправиться в «Томас Кук», чтобы поменять их на фунты. Он даже не знал, где они теперь живут и верен ли адрес, по которому он отправляет свои послания.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — грустно вздохнул мальчик. — Извини, я не должен был спрашивать.

— Ничего. Всё в порядке, — сказал Кокрофт.

Они помолчали.

— А где малыш Тимбо? — спросил мальчик и с улыбкой посмотрел по сторонам.

Кокрофта всегда коробило, если кто-нибудь сокращал имя Тимолеона Вьета до фамильярного Тимбо. И лишь мальчику позволялась подобная вольность.

Старик вздохнул:

— Его нет. Это долгая история. Очередная долгая и печальная история из многочисленного запаса кокрофтовских баек о глупости одного выжившего из ума старого пьяницы. С таким же успехом я мог бы взять ружье и пристрелить его. — Он смотрел в пространство невидящим взглядом. — Как-нибудь я расскажу об этом.

— А сегодня, могу я что-нибудь сделать для тебя сегодня? — сказал мальчик, видя, какой тоской и страданием наполнились глаза старика. Он еще крепче обнял его и потерся носом о бороду Кокрофта.