Один в океане. История побега

Тогда и свершился контакт его сознания с этой стихией. Это было духовное единение, его союз с морем. Потом любовь утвердилась. Он часами мог сидеть, слушать, любоваться морем. Это было настоящее общение двух любящих субстанций, любовные отношения между ними. Но была и земная часть их «взаимоотношений».

– Море, Бог и Йога – это те три вектора, которые сошлись в одной точке – в точке побега, в точке прыжка и в тех трех сутках в океане. Все это главные составляющие Cлавиной души и его личности. Все это и привело его к «фокусу». И был прыжок.

Впервые Слава приехал в Израиль в 1985 году. Он был желанным гостем. На него был огромный спрос. Передавали его друзья друг другу из рук в руки.

– Мы с ним познакомились на дне рождения нашей общей приятельницы, 25 июля 1985 года. И больше тогда не виделись. Он прожил здесь три месяца и вернулся в Канаду. И часто вспоминал потом Израиль. Его тянуло сюда безумно – к солнцу, к морю, к людям из России. И он вернулся.

И они вновь встретились совершенно случайно, ровно через год со времени первого знакомства – 25 июля 1986 года. На улице, на автобусной остановке рядом с домом, в котором жила Лена и адреса которого он тогда не знал.

Венчались Лена и Слава в Вифании, в церкви Гефсиманского монастыря…

– От Славы исходило такое спокойствие и такая сила, что одно пребывание рядом с ним просто вылечивало. Мы прожили вместе всего одиннадцать лет, но именно благодаря им я живу и по сей день и совершенно не ропщу на судьбу. За эти годы я получила больше любви и тепла, чем могла мечтать. Люди такого, может быть, не получают за всю жизнь.

– Слава смерти не боялся. Прочитав книгу, вы поймете, что он «бывал» в том мире. Он, наверное, как всякий человек, боялся смертного часа и мучений, и смертный страх ему был хорошо знаком, но самой смерти он не боялся, зная, что это – продолжение жизни. Когда-то мы с ним говорили об этом, и он объяснил, что страха быть не может быть, что это совершенно разные вещи – земная жизнь и то, что находится за ее пределами. Наверное, поэтому я и могу жить после его смерти. Я ведь знаю, что для него не существовало вопроса: есть ли жизнь после смерти? Для него было однозначно, что это – продолжение жизни в других категориях. Вот чего он действительно боялся, так это немощи. Он боялся быть прикованным к постели, к капельницам, ко всевозможным трубкам. Он незадолго до смерти побывал в больнице у нашей знакомой, и это привело его в такой ужас, что он даже впал в депрессию на какое-то время. Аксенов, когда ему сообщили, что Слава умер в Галилейском море, сказал: «Какой изящный абрис судьбы». И я с ним согласна.

Это был холодный день 29 января 1998 года – день тяжелой водолазной работы. На работе была и Лена, сотрудник израильского телевидения. Незадолго до трагедии в сети запутался приятель Курилова (они ходили парами), и Слава его распутал. А потом запутался Слава. И приятель стал его распутывать. Он разрезал нить, но к этому времени Славе уже стало плохо. Когда его подняли на поверхность, он махнул рукой, но когда его выносили на берег, его уже не было в живых.

– Когда он умер, у него было такое величественное лицо, как у древнего рыцаря или воина. При жизни оно у него было совсем другое – невероятно доброе, кроткое. А после жизни появился отпечаток величия. И была какая-то странная улыбка. У меня даже слов нет ее описать. Как бы улыбка знания. Потом она исчезла. А моя связь со Славой не прекращается до этого момента. Я, конечно, могу говорить только за себя, потому и не имею права сказать, что мы с ним так и не расставались, но душа моя соседствует с его душой – это точно, с тех пор, как мы с ним вместе. Это я не боюсь сказать, а декларации про то, что любила, люблю, буду любить, заставляют меня чувствовать себя дискомфортно…

Беседовала Нино Абесадзе

ГДЕ НАШИ НЕ ПРОПАДАЛИ

СВЕТЛАНА САВРАСОВА

С ЧУЖОГО НА СВОЙ И ОБРАТНО

ЗАПИСКИ ПЕРЕВОДЧИЦЫ АНГЛИЙСКОЙ ПОЛИЦИИ

У человека с такой профессией жизненный маршрут, ну, понятное дело, извилистый. А старт был такой: по окончании радиотехнического института она пришла в редакцию журнала «Рабочая смена» (потом «Парус»). Экстремальная журналистка – командировки подавай непременно в колонию для малолетних проституток или в Чернобыль. После нескольких поездок в Зону занялась устройством детей-сирот из белорусских детских домов в итальянские и немецкие семьи. Легко учила языки. После каждой поездки с детьми в Европу возвращалась с черными кругами под глазами и сдавала пачки финансовых отчетов. Была скрупулезно точна: билеты, такси, завтрак на вокзале… Отдельным отчетом – поощрения (взятки) сотрудникам детских домов за оперативное оформление бумаг. Уже тогда поняла, что самое ценное на свете – время. Русский перевод своей книги, написанной по-польски, сдала в издательство между двумя курсами химиотерапии.

ФЕЛИКС ШВЕДОВСКИЙ

ПО МИРУ С БАРАБАНОМ

ЗАПИСКИ БУДДИЙСКОГО МОНАХА

Впервые я узнал о существовании Феликса в 1989 году, можно сказать, в апогее перестройки – прочел в «Комсомольской правде» заметку корреспондента «Алого паруса» Бори Минаева про мальчика, который вывесил в школе крамольную стенгазету. Крамола такая: вся наша жизнь проникнута божественным началом, безбожники – бездуховны. А слово Бог написано с большой буквы. Ужас, в общем. «Алый парус» Феликса защитил, уже можно было.

Второй раз я услышал про Феликса от уже известного писателя Бориса Минаева спустя ровно 25 лет. Феликс прошел большой путь – и в духовном, и в географическом смысле. Кандидат исторических наук, переводчик древних буддийских сутр, правозащитник. Буддийский монах, паломник, в странствиях вел дневники. Ничуть не менее интересные, чем стенгазета четвертьвековой давности. И Бог везде с большой буквы, правда, бог другой. Впрочем, эволюцию своего мировоззрения Феликс Шведовский прекрасно объясняет сам, прочтете.

ПРАВА