Душераздирающее творение ошеломляющего гения

— Мы обязаны быть счастливыми.

— Это будет очень трудно — не быть счастливыми.

— Надо будет постараться, чтобы не быть счастливыми.

— Мы должны выполнить долг.

— Нам очень много дано.

— У нас есть, с чего начинать рисковать.

— И страховка на всякий случай.

— Это уже очень много.

— Мы живет в замечательном месте в замечательное время.

— Что изумительно и вообще редкость.

— Исторически почти беспрецедентно.

— Мы должны делать необычайные вещи.

— Просто обязаны.

— Будет гнусно, если мы этого не сделаем.

— Нам надо воспользоваться тем, что у нас есть, и объединить всех людей.

— И постараться никого не раздражать.

— Да. Отныне и навсегда.

Я говорю ей, как это забавно, что мы об этом разговариваем, потому что уже сейчас я занимаюсь тем, что меняю мир, и вообще на полпути к созданию того, что именно для того и придумано, что вдохновит миллионы на великие дела: мы со школьными друзьями — с Муди и еще двумя, Флэггом и Марни — организуем такое, что сметет все предубеждения, поможет сбросить оковы ложно понятого долга, отвергнуть бессмысленные карьерные ценности, и мы заставим или, по крайней мере, убедим миллионы людей жить более неповторимой жизнью, совершать [я встаю, чтобы усилить эффект] совершать необыкновенные дела, путешествовать по миру, помогать другим, начинать, и заканчивать, и строить.

— И что же такое вы готовите? — интересуется она. — Политическую партию? Демонстрацию? Революцию? Государственный переворот?

— Журнал.

— А… Ну да…

— О да, — говорю я, глядя на океан и внимая его аплодисментам. — У нас очень серьезные планы, у нас где-нибудь будет огромный дом или чердак, и там мы устроим художественную галерею, и еще, может, общагу…

— Как на «Фабрике»!

— Только без наркотиков и трансвеститов.

— Именно. Коллектив.

— Движение.

— Армия.

— Без исключений.

— Без различия рас.

— И полов.

— Юность.

— Сила.

— Потенциал.

— Возрождение.

— Океаны.

— Огонь.

— Секс.

Наши губы оказываются совсем близко. О эти разговоры о перспективах и новых мирах… Когда мы начинаем целоваться, то сидим прямо, и сначала мы целуемся, как друзья, с открытыми глазами, почти смеясь. Но потом начинают двигаться руки, и вот мы уже верим, вот наши глаза закрыты, и головы чуть поворачиваются в одну сторону и в другую, и мы целуемся, мало того: мы целуемся, как воины, спасающие весь мир в конце фильма, два последних героя, которые могут уберечь всех остальных, а поскольку мы слишком устали после всего выпитого, и не можем сидеть с закрытыми глазами, мы оседаем, и вот уже полотенце под Мередит стало сморщенной змеиной кожей, и на нас уже нет брюк, и телам нашим холодно в тех местах, где они обнажены. И секс неизбежно придаст нам сил. Мы скрепляем свою клятву под бескрайним небом под одобрительный ропот океана…

Откуда-то доносится шум. Я всматриваюсь и вижу: в нашу сторону идет компания, громко, всплески шума, визгливый хохот. Я опираюсь на локоть, смотрю, вглядываюсь пристальнее. Компания человек из шести-семи, все одеты, в темных штанах, ботинках, шляпах. Мы вытаскиваем полотенце из-под головы Мередит, чтобы прикрыть свою наготу ниже пояса. Будем вести себя как ни в чем не бывало. Мы снова сплетаемся в объятьях, чтобы они оставили нас в покое, да и не станут они вообще нас доставать.

Голоса громче и ближе.

— Просто подождем, пока они пройдут, — шепчу я прямо в губы Мередит.

— А они дале…

— Чш-ш.

Еще громче, и уже можно различить шарканье ног — но вот, вместо того чтобы пройти мимо, они вдруг оказываются над нами. Повсюду ноги. Я смотрю снизу вверх. Один держит в руках мои штаны и перетряхивает их. Потом швыряет их к прибою. Это мексиканцы, американские мексиканцы, тинэйджеры. Четверо парней и три девушки. Пятеро парней и две девушки. Мужчины, женщины. Определить возраст невозможно.

— Чем это вы тут занимаетесь? — спрашивает голос.

— Ай-я-яй, как стыдно! — говорит другой.

— Жеребец, где твои штаники?

Пока что слышны только женские голоса, все — с сильным акцентом. Ниже пояса мы голые, так что даже пошевелиться не можем. Я прикрываю полотенцем себя и Мередит, и не верю, что это происходит с нами… Что творится? Начинается что-то очень нехорошее… Это конец?

Я пытаюсь найти свои трусы. Но они в брюках, у воды. Я хватаюсь за второе полотенце, которое под нами, вытаскиваю его, обворачиваю вокруг пояса и встаю.

— Какого хуя вы делае… Ай, блядь! — Кто-то швырнул мне в глаза песок. У меня в глазах полно песка. Я моргаю бешено, судорожно. Пошатываюсь, а потом сажусь. — Какого хуя… — Под веки набился песок. Я не могу открыть глаза. Теперь я ослепну.

Девушки обступили Мередит.

— Эй, солнышко!

— Эй, цыпа!

— Идите на хуй, — говорит Мередит. Она все еще сидит, голова ее опущена к коленям. Одна из девушек толкает ее.

Я ослеп. Я истерически моргаю, хлопаю себя по глазам, чтобы вытряхнуть песок, все еще не понимая, ослеп ли я, погибнем ли мы оба. Какая нелепая смерть. Неужели умирают вот так? Может, мы все-таки сможем от них убежать? Я не позволю, чтобы нас убили. У них есть оружие? Пока незаметно. Тоф, Тоф. Я моргаю, отчаянно разлепляю глаза, и мне удается прочистить один. Я снова встаю, снова поднимаю полотенце и держу его вокруг талии, словно только что вышел из душа.

Они окружили нас кольцом, причем распределились почти идеально: парень, девушка, парень. Очень странно…

Одна из девиц подходит ко мне сзади, пытается сорвать полотенце у меня с пояса. Я не понимаю, что им надо. Предполагаю, что парень, который рылся в моих штанах, вытащил бумажник. И что дальше?

— Отвали на хуй! — Я хочу развернуться к девушке. Осматриваю землю, пытаясь найти трусы. — Какого хуя, что вам надо?

— Ничего нам не надо, — говорит мужской голос.

— Бабло у вас есть? — спрашивает женский голос.

— Блядь, никаких наших денег вы не получите, — говорю я.

Кто вообще эти люди? Один мне улыбается. Такой невысокий, в федоре. Меня толкают в спину, я спотыкаюсь о полотенце, валюсь на песок. Мередит сидит, обхватив колени. Они что-то сделали и с ее брюками.

Стоят над нами, ухмыляются. Похохатывают. Их шестеро. Что, один ушел? Кажется, Мередит плачет? Трое парней, три девушки. У них за спиной светят автомобильные фары, и от этого у каждого по три-четыре тени. Куда делся еще один? Один высокий, второй среднего роста, третий, тот, что в шляпе, коротенький и выглядит старше остальных. Девушки — в юбках и черных кожаных куртках.

— Блядь, почему бы вам просто не оставить нас в покое? — спрашивает Мередит.

Нелепый вопрос на минуту повисает в воздухе. Дурацкий вопрос. Все наверняка только началось…

— Ладно, идем отсюда, — говорит короткий.

И они — о боже! — начинают уходить. Получается, надо было лишь попросить? Невероятно.

Коротышка, самый старший в этой компании, поворачивается ко мне:

— Слушай, чувак, мы тут просто типа подурачились. Извини.

И он бежит вдоль берега за остальными.

Все закончилось.

Они ушли, и я воспаряю духом. Вот недоебыши! В голове прояснилось, я полон сил, кровь струится по моим жилам. Случилось что-то важное. Мы живы, и мы победили! Мы сильные! Они нас испугались! Мы победили. Мы приказали им уйти, и они ушли. Я — президент. Я — олимпийский чемпион.

Я нахожу в песке свои трусы, они холодные, я их надеваю. Потом брюки. Мередит тоже надевает брюки. Я ощупываю свои карманы.

— Блядь.

— Бумажник?

— Ну.

Они уходят туда же, откуда пришли, и теперь в сотне шагов. Я босиком, и бежать очень приятно — я чувствую, что у меня сильные, быстрые ноги. Я мыслю четко и здраво. Есть ли у них оружие? Тоф, Тоф. Не сделаю ли я хуже? Нет, конечно. Я великан, я — капитан Америка^[91]. Пробежав полпути, кричу им:

— Эй!

Они не реагируют, они потрясающе спокойны.