Начало всех начал

– Серёжа, прости меня за маму. Я лишила её радости видеть и общаться с внуком. Это только моя вина…

Теперь я вся наполнилась слезами. Только не разрыдаться.

– Вина. Она изгрызла моё нутро. – Серёжа вскочил со своего места и нервно заходил по комнате. – Но, разве можно винить себя за доверчивость и открытость? Только поэтому подлость взяла нас голыми руками, но снова давать ей пищу глупо. Хватит! – Он, видимо, почувствовал моё состояние, и голос его стал решительным. – Я больше не дам ей ни малейшего шанса даже прикоснуться к нашей семье. Мне бы только убедить тебя в этом.

Сергей остановился и облокотился на моё кресло. Я не открыла глаз. Как легко все и просто, когда рядом умный и уверенный адвокат снимает все обвинения с твоей собственной совести. Я боролась с действием успокоительного укола и коньяка как могла. Тихий голос прошептал совсем рядом:

– Женечка, у нас всё впереди. Спи спокойно, я буду рядом. Слышишь, всё стихло, значит, Маша всех уморила. Не исчезай! Я уйду до утра. Мне надо переговорить с Феликсом, проверить, сохранились ли стены после свадьбы, отвезти команду Маши и Кости по местам. Обещаю, что буду приближаться к тебе по сантиметру, чтобы ты привыкла ко мне. Я люблю тебя. Теперь у меня столько сил! Их хватит, чтоб вернуть и твою веру, и любовь…

Слова пробивались сквозь сон и ложились бальзамом на моё маленькое от страха перемен сердце. Серёжа вышел, а я почти бессознательно переползла на кровать.

Утром я ощутила лёгкий поцелуй, как дуновение ветерка, и открыла глаза.

– Солнышко, доброе утро, – прошептал на ухо Сергей. Он был одет, видимо совсем не ложился. Сон вернул меня к себе. Страха не было, и на том спасибо.

– Как свадьба? – улыбаясь, спросила я.

– Вставай, путь свободен. Все проспят до вечера. Вот дверь в ванную комнату, прими душ, а я подгоню машину. И надень мой подарок, помнишь, я купил его на ту злополучную презентацию? Набрось кашемировую шаль – на улице с утра прохладно.

Моё платье, действительно, оставляло желать лучшего. Приняв душ, я открыла зеркальный шкаф. Там висело единственное платье, тёмно-синее, как ночь, с туманным млечным путём из серебристых звёздочек, спиралью ниспадающих вниз к подолу справа от пояса. Чем-то оно напоминало моё, наши с Сергеем вкусы совпадали. Я надела платье, подошла к зеркалу, повернулась, и млечная дорога ожила.

– Пора на презентацию, дорогая. Начнём всё сначала, как много лет назад, – с ноткой печали сказал вошедший Серёжа. – Ты стала ещё прекрасней.

– Спасибо за подарок. И не было разлуки, я только что с поезда, и нас ждёт праздник. Всё будет хорошо… – совсем неубедительно пробубнила я.

В машине по дороге домой я готовила себя к последней атаке, как солдат штрафного батальона. Больше никогда я не высунусь из окопа, потому что сердце уже не выдержит. Очень хотелось, чтобы мамочка обняла меня и избавила от всех страданий. Я устала всё делать сама. Соответствовать ожиданиям, положению, не провалить задание, вывести на должный уровень, не упасть в глазах и глазищах других и своих собственных. Синдром отличницы живёт внутри и выкачивает мою «нефть»! Рухну сейчас на пол и рассыплюсь вдребезги, испарюсь, стану облачком, полечу с ветерком наперегонки, прольюсь дождиком на травку… и снова… Пошли, судьбина, километровую пробку, и я успею вжиться в роль счастливой и уверенной в себе женщины.

– Я кожей чувствую, что перед самым главным мужчиной в своей жизни ты снова готова потерять сознание. Помни, я рядом, твой второй мужчина! – Сергей протянул мне руку.

И я открываю дверь… и плачу беззвучно, обнимаю и целую… и вижу сквозь слёзы, как постарели мои родители. Меня до краёв наполняет жалость к ним и тягостный стыд за себя.

Я смотрю в зеркало в ванной комнате. Меня не пугает расквашенное лицо, пугает внезапное осознание конца чего-то очень важного, незыблемого и очень дорогого. Детства? Юности? Мои строгие, умные верховные жрецы теперь с надеждой смотрят на меня. Наша растерянность обоюдна. Теперь моё крылышко должно быть сильней, и сказать им «не бойтесь, я с вами» – уже моя святая обязанность.

Мы сидели за переполненным домашней снедью столом и, что удивительно, молчали. Родители и малыш не сводили с нас восхищённых глаз: мы все вместе, и в сердце каждого расцветала радость. Эту тихую, молчаливую радость я не забуду никогда. Чистая энергия обмена. Как удивительно замысловаты и непредсказуемы зигзаги судьбы, её расстрелы и помилования.

Уже много позже, когда отец под нескончаемые протесты всех достал свою медовуху и налил по первой, заговорили все сразу. Малыш хвалился подарками и лез ко всем с благодарными поцелуями, а когда Серёжа занёс в квартиру жутко навороченный велосипед, он исчез во дворе надолго. В окно было видно, как сверстники уже выстроились в очередь, чтобы покататься на этом чуде. Я не боялась за Ёжика: он был не по возрасту разумным и самостоятельным. Он уже два раза звонил по мобильному телефону – ещё один подарок папы – и сообщал, что всё нормально. Жизнь остановилась на миг и снова понеслась вперёд.

Серёжа рассказывал папе о своём новом замечательном проекте, за которым будущее. Мы сцепились языками с мамой. Как только вопросы принимали угрожающий характер, я начинала задавать свои. Потом я обняла свою мамулю и тихо сказала ей:

– Прости, меня, родная…

– За что, деточка? Ты сделала нас с папой такими счастливыми. Мы все эти годы жили надеждами поскорее свидеться, и это случилось. Реальность превзошла все ожидания. У вас хорошая квартирка, великолепный сынок, у Серёжи серьёзный бизнес, и ты не отстала – кандидат наук, имеешь звание. Москва не Алтай, теперь будем видеться чаще.

Потом мы показывали родителям Москву, а когда Серёжа узнал по телефону, что дом свободен от гостей, уехавших на концерт в Большой театр, повёз к себе на дачу. Осмотрев всё кругом, мои родители притихли и только кивали головами на все предложения Серёжи, зато Ёжик носился как угорелый по всем закоулкам сада. Впавшие от увиденного в неподдельное изумление, подавленные им, мама с папой запросились домой. Предложенную экскурсионную программу на следующий день они отвергли сразу:

– Дайте нам пару дней отдыха и не забирайте внучка: ведь не увидимся до лета, – в один голос попросили они.

Ёжик с удовольствием остался с ними и заснул сразу, как только голова коснулась подушки. Мама утащила меня на кухню и удивлённо спросила, почему я ничего не написала им о такой шикарной вилле, как она выразилась.

– Наверно, вы хотели нас поразить, поэтому и просили отложить наш приезд? Недавно достроили?

Я только согласно кивнула головой и сразу опустила глаза.

Уезжать не хотелось, обнять бы папу, маму, Ёжика и застыть в таком блаженстве на века. От счастья встречи, светлого тепла родительской любви так захотелось взять и рассказать всё, как на исповеди, потом плакать долго и сладко, как в детстве… получить прощение и в один миг стать снова чистой и безгрешной. Прошли те златые времена, теперь сколько бы нас не прощали, свой ад, маленький или большой, мы будем до конца дней носить в себе…

Полуправда не совсем ложь, почему же я уезжаю снова с этим свинцовым, отравляющим душу, грузом? Такая, видимо, плата за всеобщее семейное счастье. Вопрос в том, все ли были искренни в его проявлении? Ни в себе, ни в родителях, тем более сыне, я не сомневалась. Оставался под сомнением только тот, кто сидит рядом.

– Почему мы оставили Ёжика?! – неожиданно спросил Сергей. – Обнял бы вас обоих… – наши глаза встретились в зеркальце заднего вида, я свои отвела, и Серёжа замолчал.

– Мне не хочется идти завтра на работу. Впервые… – сказала невпопад я и подумала, что не стоит так расслабляться в ответ на доброе слово. Пожалуйся ещё, поплачься, теперь есть кому. Порадуйся и тому, что отцу хочется обнять сына, почему бы заодно не обнять и мать… из благодарности… А, мать, по глупости, сразу все свои «хочу – не хочу» выльет на голову счастливому папе. Держите себя в руках, Евгения Викторовна! У нас общий сын и общее «ложное дело», из которого надо выйти с достоинством. Мысли пронеслись дальше, остановив начатую фразу, которую я все же закончила, но уже в другом ключе: