Оптимисты

21

Через шесть часов после того, как Фиак передала ему газетную статью, Клем припарковал белый «форд» на Фарадей-роуд и вошел в свою квартиру. На столе лежала старая записная книжка, склеенная по переплету серебряной клейкой лентой. На обтрепавшихся страницах этой книжки были записаны телефоны всех, кто когда-либо оказался ему полезен и мог быть полезен опять: ночные редакторы, швейцары гостиниц, управляющие таксомоторных компаний, работники посольства, аэропорта. При свете настольной лампы он нашел имя Кирсти Шнайдер. Лет пять назад они постоянно пересекались по работе и с десяток вечеров просидели, флиртуя, в пабах на западе Лондона, — тогда их отношения, не начавшись, закончились прощальным объятием на перекрестке и оставшимся невыполненным обещанием звонить друг другу. Кирсти была экономистом и писала статьи для серьезных газет. Позже она переехала в Брюссель и, насколько ему было известно, специализировалась в финансах и финансовом мошенничестве Европейского сообщества. Клему встречались ее полуспециальные-полусатирические статьи, втиснутые между некрологами и спортивным разделом. В книжке против имени Кирсти стояло два номера. Первый не работал, на второй, мобильный, она ответила после четырех звонков. Услышав его, она обрадовалась и сказала, что сейчас проводит отпуск в деревеньке около Арля с мужем Хейном и дочуркой Беатрисой.

— Я даже не знал, что ты замужем, — сказал Клем.

— Жена и мать, — сказала она, — счастливая и довольная.

Клем поздравил ее.

— Ты по делу или так? — спросила она.

— По делу, — ответил он. — В основном по делу.

Он спросил, что ей известно про Рузиндану.

— Это в связи с преступлениями против человечества?

— Да.

— Только что его арестовали, а потом опять отпустили.

— Отпустили?!

— Какая-то бюрократическая ошибка с ордером. Может, фамилию неправильно написали. Вы с Фрэнком Сильверменом занимались этим делом, верно?

— Я хочу найти его, — сказал Клем, — Ты можешь мне помочь?

— Вообще-то я в отпуске.

Он извинился.

— Я могу попробовать связаться завтра кое с кем. Эльза Клаус из «Де Морган» может что-нибудь знать.

— Пожалуйста, хоть что-нибудь.

— Сделаю что могу, но ничего не обещаю.

Он опять извинился.

— Не стоит, — сказала она, — дело есть дело, мы все втягиваемся, как наркоманы.

Они пожелали друг другу спокойной ночи. Вытащив бумажник, Клем нашел клочок с мобильным номером Сильвермена. Он записал его в книжку под нью-йоркским номером, затем набрал и стал ждать. Голос, с которым он уже свыкся в Торонто, сообщил, что мобильный телефон временно отключен. Он принял душ, потом, через час, набрал номер еще раз с тем же успехом и лег спать.

Утром Клем купил молоко, хлеб, маргарин, три банки консервированного тунца, четыре газеты. Устроившись на полу в гостиной, он пил чай, ел бутерброды с тунцом и листал разложенные на ковре газеты, внимательно читая разделы зарубежных новостей, однако не обнаружил ничего, что могло бы навести на след. Сняв с книжной полки «501 французский глагол», он начал проверять себя — blesser, blesser à mort, demolir, se demolir, mordre, moudre [50],— потом принялся переводить в уме выбранные наугад из развернутых на полу страниц отрывки. Готовясь на историка-искусствоведа, Клэр продолжала изучать французский в университете, а потом больше года жила во Франции; она знала язык так, как он, наверное, никогда знать не будет, но ему было достаточно и этого.

Кирсти Шнайдер позвонила в четверть второго. Ей удалось связаться со знакомой в «Де Морган».

— Эльза думает, что его скоро опять заберут, — сказала она.

— Как скоро?

— Недели через две, может, даже раньше.

— А адрес его у нее есть?

— Боюсь, что нет. Но она дала мне номер женщины, у которой он может быть. Есть у тебя ручка? Ее зовут Лоренсия Карамера, родственница Рузинданы. Двоюродная сестра или племянница, я точно не знаю. Работает в одной из парламентских организаций — ФИА называется. Их офис на рю дю Скептр, прямо напротив здания Европейского союза.

Она продиктовала номер. Клем записал его крупными цифрами на лежащем перед ним листе бумаги.

— Ты знаешь место под названием Матонге? — спросил он.

— Это африканский квартал, — ответила она. — Около авеню Луизы. Называется по имени одного из пригородов Киншасы. Там довольно весело, есть неплохие бары.

Клем поблагодарил ее.

— Желаю удачи, — сказала она, — что бы ты ни затевал.

Когда она повесила трубку, он сидел какое-то время, глядя на лежащий перед ним лист бумаги. Раньше контакты с подобными людьми всегда устанавливал кто-нибудь другой — Фейси, Джентеллини, Кини, Сильвермен; ему и в голову не приходило, что для этого требуется какое-то особое умение.

Он опять поднял трубку, набрал код Бельгии, затем номер. Ответившая женщина сообщила, что Лоренсия Карамера еще не пришла с обеда. Клем оставил свое имя и номер телефона, затем пошел в банк на Ноттинг-Хилл и выписал на свое имя чек на четыреста фунтов. Он не помнил, сколько у него оставалось денег и были ли они вообще, но в банке была очередь, а кассирша хорошо знала его в лицо. Перелистывая купюры указательным пальцем с надетым на него грязноватым резиновым наперстком, она отсчитала ему пачку двадцаток. У другого окошка он поменял сотню фунтов на бельгийские франки, потом пошел в дешевое туристическое агентство на Куинсвей и купил билет Лондон — Брюссель — Лондон на рейс, отбывающий следующим утром в десять.

Домой он вернулся около четырех. Никто не звонил. Выпив стакан воды из-под крана, он нажал на телефоне кнопку повторного набора. Ему опять ответила женщина, на этот раз — другая.

— Меня зовут Гласс, — сказал он. — Я уже звонил вам. Мне нужно поговорить с Лоренсией Карамерой.

— О чем вы хотите с ней поговорить? — спросила женщина.

— Вы — Лоренсия Карамера?

Она медлила с ответом; Клем чувствовал, что ей хочется, не называя себя, выяснить о нем как можно больше, но, ничего не придумав, будучи, по всей видимости, такой же, как и он, неопытной в увертках и отговорках, она ответила утвердительно и повторила свой вопрос.

— Я ищу Сильвестра Рузиндану, — сказал Клем.

— Никогда о таком не слышала, — сказала она.

— Бывший бургомистр Н***, разыскивается Международным трибуналом по обвинению в соучастии в геноциде. Насколько мне известно, он ваш родственник.

— Известно? Откуда вам известно? — возмутился голос.

— Я хочу его видеть, — сказал Клем. — Мне нужно с ним встретиться.

— Кто вы такой?

— Я уже назвал вам свое имя.

— Вы журналист?

— Я хочу установить правду.

— Вы ошиблись, — сказала она, — Мне нечего вам сказать. Понимаете? Нечего.

Она отключилась.

В ванной Клем закрыл лампочку для бритья красной полиэтиленовой пленкой, расставил ванночки с реагентами, включил увеличитель и напечатал снимки с негативов, которые хранил в черной папке на полке. Промыв отпечатки, он развесил их сушиться и пошел в спальню. Там он раскрыл привезенный из Колкомба чемодан, выбросил из него в угол комнаты грязное белье и упаковал портфель, который брал с собой в Канаду, потом положил портфель, паспорт и билеты на самолет у входной двери. Еще раз набрал Сильвермена, но телефон опять оказался выключенным (может, потерян? Украден?). Клем совсем было собрался позвонить Лоре и уже почти набрал междугородний код, но передумал. Кто дал ему право просить ее шпионить? С Фиак Клэр будет в такой же безопасности, как и с ним, — в конце концов, Фиак была с ней вначале, помогала ей с самого начала. Он представил, как они сидят, уютно устроившись, у камина. Представил, как Фиак готовит на маленькой кухоньке еду, на полке пристроены возвещающие добро открытки Рэя. Как Фиак лежит в его постели или, может, в постели Клэр (интересно, хватает ли им места?) — две взрослые женщины, утоляющие в детской спаленке печали друг друга.