Новый мир. № 1, 2004

Олег Чилап

Мой старший брат

Чилап Олег Викторович родился в 1959 году в Москве. Поэт, музыкант, журналист. Живет в Москве. В «Новом мире» печатается впервые.

Если хотите знать, самый лучший из всех — это мой брат! Столько всего рассказать может — закачаешься! Он умный просто. Потому что читает день и ночь. Как начнет всякими важнецкими словами сыпать — челюсть у всех отвисает. И еще… Он сильный! Если надо — любому за меня по ушам нахлопает!

Правда, когда я узнал, что он уже старше меня на шесть лет, то расстроился жутко. Получалось, что он, того… староват для жизни нормальной. И тогда я заперся в ванной, включил воду погромче и… заплакал втихую. Очень мне жалко его стало — жить-то ему оставалось не так уж и много. А таких людей больше не сыскать. Он ведь по-настоящему хороший! Он меня на велике учил кататься. А осенью таскал мне в своем портфеле каштаны, чтобы я до ста считал. Тетрадки и учебники по пути из школы в руках нес, а ранец из кожи крокодиловой каштанами для меня набивал. И даже за пазуху запихивал. Целые кучи каштанов! Потом, когда я все числа запомнил и запросто уже до ста считал, даже дальше, мы эти каштаны в костер бросали. Они так взрывались громко… Здорово! Хотя и страшновато немного…

Да и при чем здесь каштаны! Мой брат всегда за меня горой стоял. Даже в тот раз, когда родители ругали меня сильно. Это когда я ему же, брату своему, без разрешения папин клей «БФ» на голову из тюбика выдавил. Брат в это время читал и пока сообразил, что к чему… А я тогда целых полтюбика не пожалел!

И вот пока я обо всем этом думал, то решил не плакать больше. Все равно он, как старики ветхие, не умрет никогда. Потому что, во-первых, он — мой брат! А значит, ничего плохого с ним случиться не может. А во-вторых, он веселый. А веселые люди, мне кажется, стареть не умеют…

А еще он меня на ипподром с собой брал. Ему там дядька один разрешил ухаживать за лошадью полудохлой. И мы той лошади все бутерброды и яблоки скармливали, которые мама нам с собой заворачивала. Потому что нам животное лечить доверили. А когда лошадь наша поправляться стала, то однажды откусила пуговицу с пальто моего брата. Вроде знак нам подала, что за своих признала. И мы гордились страшно. Потом, правда, она исчезла куда-то. Дядька тот, с ипподрома, еще сказал нам:

— Все, братцы, больше не приходите. Отошла ваша лошадка…

И я-то понял так, что мы ее вылечили окончательно и что теперь ее в другое место переправили, где бойкие лошадяны находятся. А брат мой почему-то помрачнел и сказал, что веретинаром станет, когда вырастет. И хотя я не знал, кто такой веретинар, брату своему я поверил. Потому что, когда он задумал чего-нибудь, точно сделает… Если, конечно, не передумает потом.

Вообще-то о лошадях мой брат рассказать может все, что хочешь. Во-первых, он кучу книг про индейцев читал. И даже сам когда-то индейцем был, недолго, правда. А уж после того как однажды летом съездил в лагерь пионерский, совсем на лошадях помешался. Просто в этом своем лагере он сильно привязался к одному мустангу. И хотя меня тогда еще и в живых-то не было, историю эту я знаю очень хорошо…

Брату перед отъездом родители сказали, что лагерь «что надо!» — спортивных секций в нем полно и кормят одной вкуснотой. А значит, скучать в таком месте не придется.

Мой брат и хотел бы согласиться с родителями, но только в лагере том ему совсем не понравилось. Делать там было абсолютно нечего — один какой-то чахлый кружок по выжиганию и сбор колосков на колхозном поле. Тосчища смертная! И мой брат слонялся целыми днями в дурацкой чужой футболке с десятым, как у Пеле, номером и грустил невыносимо. Единственное, что его занимало, так это лошадь одна, которая паслась неподалеку. Хорошая лошадь, настоящая вполне. Иногда ее запрягали в телегу и туда-сюда возили на ней барахло всякое.

И вот, чтобы скучать не приходилось, мой брат решил эту сивку-бурку прикармливать. И полсмены лагерной потихоньку таскал ей из столовки все свои «очень вкусные» порции ненавистной манной каши и перловки несчастной.

Сказать зачем? Да чтобы, не дожидаясь конца смены, сбежать на иноходце из лагеря того чудесного…

Мой брат к тому же не один такой счастливый там был, многие ребята хотели удрать с ним вместе. Но бежать решено было верхом — телега ведь громадная, ее быстро погоня могла настичь. А потому мой брат отобрал только двух самых стойких друзей — остальные верхом не уместились бы — и стал разрабатывать план побега.

Но в назначенный день, когда все уже готово было, возникла одна сложность жуткая. Та благодарная лошадка, пока уплетала завтраки моего брата, сильно прибавила не только в весе, но и в росте. Вымахала — будь здоров! И как на нее влезть — не знал никто. Один из беглецов, Побелык, предложил было стащить у сторожа длинную лестницу, прислонить к лошади и забраться. Но мой брат сказал, что самой лошади это вряд ли понравится.

— Если бы к твоему туловищу лестницу прислонили, ты бы потом проскакал до города с тремя седоками? — спросил мой брат Побелыка. — Не, не то все это. Я-то их привычки знаю, — хвастался он. — Если приставить лестницу и полезть, то лошадь обязательно в сторону отбежит.

И пока его друзья восхищались знанием лошадиных повадок, мой брат подумал и решил:

— Вот что! Для успеха операции нам надо подвести лошадь к дереву и крепко привязать ее двойным морским. А потом залезть на это самое дерево и прыгнуть сверху на круп.