Проданная замуж

Мне было интересно, почему Фозия готовит во дворе, на открытом огне, когда в ее распоряжении есть кухня.

— Летом очень жарко готовить в доме, — ответила она. — Я пользуюсь кухней только зимой или когда идет дождь.

Голос Фозии прозвучал ласково и терпеливо, поэтому я решила задать еще несколько волновавших меня вопросов.

— А когда пойдет дождь? — Я пробыла здесь уже несколько месяцев, однако дождя не было ни разу.

— Думаю, его не будет еще несколько недель.

— Несколько недель?! — изумленно воскликнула я. — Как ты это определяешь?

— Из года в год все повторяется. Дождь не пойдет, пока погода не начнет меняться.

Я целыми днями болтала с Фозией, наблюдая, как она справляется со своими рутинными обязанностями. После завтрака дети шли в гости к кому-нибудь из двоюродных братьев и сестер и возвращались только к ужину.

Фозия подрабатывала пошивом одежды для местных жителей, и каждый день к нам заходил хотя бы один клиент. Мы некоторое время беседовали с гостем за чашечкой чая, а, уходя, он всегда оставлял Фозии большой кусок материи. Потом я наблюдала, как она в течение нескольких часов превращала ткань в шальвар-камиз. После этого наступало время готовить ужин, потому что вскоре все должны были возвратиться с работы. Через день в дом приходила девочка, которая убирала в кухне и ванной и подметала в остальных комнатах и во дворе. Выглядела она как оборванка, и она все время, пока подметала, поглядывала на меня, сохраняя при этом абсолютно непроницаемое выражение лица.

— Ты здесь для того, чтобы подметать, а не глазеть, — сделала ей однажды замечание Фозия, перехватив взгляд девочки.

Та быстро отвернулась и с еще большим рвением принялась махать веником. Мне стало жаль ее. В конце концов, я знала, каково это — работать и не слышать ни слова одобрения. Поэтому я пошла в ванную, а когда вышла, сказала:

— Ты отлично вымыла ванную. Она вся сияет, — и дружелюбно улыбнулась девочке.

Та перестала подметать и подняла на меня взгляд.

— А?

— Ванная, ты отлично потрудилась.

Лицо девочки расцвело в улыбке, и она поклонилась мне. Я поняла, что ее еще никто не хвалил. С тех пор она улыбалась, подметая пол, а я хвалила ее при каждом удобном случае.

— Знаешь, я плачу ей за уборку, — сказала однажды Фозия.

— Знаю, только мои слова для нее бесценны.

Месяц спустя меня отвезли погостить к матери, и та первым делом спросила:

— У тебя была менструация в этом месяце?

Я с несчастным видом кивнула, зная, что мать хотела услышать другой ответ и что возвращение в Шотландию опять откладывается. Меня снова забрали в дом Афзала.

Пару недель спустя кто-то сказал мне, что через три недели мать возвращается в Шотландию. У меня все внутри оборвалось. Я решила, что в тот день, когда она уедет, оставив меня здесь, я убью себя. Я не смогу здесь быть одна. Возможно, матери и нет до меня дела, однако она была единственным связующим звеном между мной и Шотландией. Если ее здесь не будет, у меня не останется надежды — если она бросит меня здесь, я вряд ли уже вернусь домой.

Через две недели я снова приехала к матери, и она опять спросила, была ли у меня в этом месяце менструация. Я отрицательно покачала головой, не понимая, зачем она постоянно задает этот вопрос. Я знала, что это как-то связано с тем, на сносях я или нет и могу ли я вернуться в Глазго, но понятия не имела, какая здесь связь.

— Ты уверена?

— Да.

Кара подошла и обняла меня.

— Не двигайся слишком активно, — сказала она. — Тебе ни к чему снова заболеть.

На этот раз я осталась у матери, и в течение нескольких следующих дней Афзал прямо-таки трясся надо мной. Каждый день приносил мне свежие фрукты и овощи и допытывался, может ли он что-нибудь еще для меня сделать. Все потому, что я была на сносях. Я не понимала, почему все с этим так носятся. Я даже не знала, что означает это слово, хамила. Однако мне было известно, что это обстоятельство позволит мне вернуться в Шотландию, и этого было достаточно. Я также заметила, что мать стала ко мне добрее, а Афзал прекратил терзать меня по ночам. Каким-то образом я наконец угодила им.

Мать заказала билеты, и последнюю неделю перед отъездом я провела у Афзала, где Фозия обращалась со мной, как с королевой. Она всегда была добра ко мне, но теперь стала подавать завтрак в постель и все приговаривала, что мне нужно отдыхать. Я не понимала, почему все так суетятся. Я не заболела, ничего такого со мной не случилось, так почему со мной все носятся?

Я вернулась к матери вечером накануне отъезда. В какой-то момент Афзал отозвал меня в сторону.

— Не забывай меня, когда уедешь, — сказал он. — Я увижу тебя снова, как только ты сделаешь мне вызов в Британию.

Не понимая, о чем он говорит, да и не придавая этому особого значения, я просто кивнула.

— Береги себя, когда вернешься в Глазго, и, если будешь в чем-то нуждаться, сразу же дай мне знать.

Я снова кивнула, но на самом деле не обращала особого внимания на его слова. Мыслями я была уже в Шотландии. Я была счастлива, что возвращаюсь, однако не хотела показывать этого. Я боялась, что могут начаться месячные и мать бросит меня здесь.

Позднее, когда мы с матерью паковали чемоданы, я аккуратно сложила большую часть новой одежды, которую мне подарили, предвкушая, как похвастаюсь перед Меной таким гардеробом.

В тот вечер в доме было полно народу. Большинство жителей селения пришли попрощаться, и мы легли спать только в два часа ночи.

Афзал с отцом остались спать в соседней комнате, а мы с Неной ютились вдвоем на моей кровати и полночи болтали.

— Я буду по тебе скучать, — сказала Нена. — С тобой было очень здорово. Надеюсь, ты еще приедешь в гости.

«Ну да, как же!» — подумала я. Будь моя воля, я ни за что бы сюда не возвратилась. Однако я не сказала этого вслух, боясь оскорбить чувства двоюродной сестры. Я просто кивнула и закрыла глаза, засыпая.

На следующее утро мы проснулись рано. Солнце уже светило на небе, и дул свежий ветерок. Я быстро умылась и села завтракать во дворе, под поникшим деревом. Нена присоединилась ко мне.

— Когда вы уезжаете?

— Не знаю.

— Когда уезжает Сэм?! — прокричала она Каре, которая собирала яйца в курятнике в углу двора.

— После обеда, — ответила Кара.

Нена улыбнулась и сказала:

— Значит, у нас есть время прогуляться. Хочешь, пойдем, когда закончим завтракать?

— Да, давай.

Мы отправились в путь, как только поели. Минуя селение, мы направились к фермерским угодьям.

— Давай последний раз залезем на твое дерево, а потом можем пойти к реке, — нарушила молчание Нена.

— Давай, — отозвалась я.

Мы сидели на дереве и рассматривали фермерские поля. Был жаркий майский день. Я уже привыкла к этой погоде и местной пище, да и люди здесь были приятные. Мне отчасти нравилось здесь: так спокойно было просто сидеть на солнышке, так здесь было тихо. Ах, если бы эту безмятежность не портил мой брак! Если бы не замужество, я, возможно, даже захотела бы остаться; если бы не оно, я бы не тосковала по Шотландии.

Однако я на самом деле сильно скучала по жизни в Глазго. Если бы год назад мне кто-то сказал, что так будет, я сочла бы его сумасшедшим. Тем не менее я скучала здесь по домашней работе, по присмотру за детьми Ханиф и больше всего по Мене. Там, по крайней мере, я контролировала собственное тело. Конечно, меня били, оставляя раны и синяки, однако все те повреждения со временем заживали. Но то, что сделал со мной Афзал, вторгшись в сокровенное, поранив изнутри… Я думала, что это никогда не заживет. А из того, что сделала мать — откровенно продемонстрировала, как мало я для нее значу, — следовало, что я никогда больше не пойду на поводу у ее желаний, ни за что на свете.

Когда мы вернулись домой, Афзал и дядя Гхани укладывали сумки и чемоданы на запряженную лошадью телегу, на которой мы должны были доехать до центра города, а оттуда потом на такси до аэропорта. Я села посередине, а мать и Кара расположились по обе стороны от меня. Афзал сел впереди с Гхани. Пока мы ехали по селению, Нена, Амина и другие дети шли за нами пешком. На краю селения они остановились и стали махать нам на прощание.