Идеальный официант

Он писал:

2

Эрнест не забыл ни свой приезд в Гисбах 2 апреля 1934 года, ни свой первый рабочий день. Не забыл он и прибытие Якоба годом позже, в мае 1935 года, начало их гисбахской жизни, благодаря которой Якоб остался жив, потому что работа в Швейцарии спасала немецких юношей от неминуемого призыва в вермахт, если бы четырьмя годами позже он все еще оставался на родине, в Германии. В 1935 году не нужно было особо разбираться в политике, чтобы понять, чего можно ожидать от Германии, если у власти по-прежнему будет Гитлер. Достаточно было время от времени заглядывать в какую-нибудь газету из тех, что лежали в отеле, или прислушиваться к разговорам постояльцев из Германии и Австрии. И не важно, как отдельные гости относились к новому правительству Германии: одобряли они его или осуждали, пытались понять, недооценивали, игнорировали или вели с ним борьбу, — все указывало на то, что окончательная катастрофа, о которой так часто шла речь, с приходом Гитлера к власти еще не разразилась, главное еще предстояло, огонь уже разожжен, но пожар еще не заполыхал. То и дело звучало слово «война». Общее мнение гласило, что политика Германии неодолимо катится к хаосу и что снова предстоит гибель миллионов.

Некоторые постояльцы и через тридцать лет как живые стояли у Эрнеста перед глазами, их имена и лица врезались ему в память. Он видел, как они утром — сонные и еще не умытые, жмурясь от света, — появлялись в столовой, и потом, вечером, — бодрые, жаждущие внимания и самоутверждения, жадные до любого события, даже самого ничтожного, — входили в большой зал с видом на Гисбах или же, если позволяла погода, располагались на террасе, откуда открывался вид на озеро, в тихо поскрипывающих плетеных креслах, закуривали свои сигары и сигареты или ждали, когда им поднесут огонь, если поблизости случался официант, заказывали коктейли, подносили к губам стаканы с кубиками льда и затем просили откупорить бутылку вина, сначала белого, потом красного. Официанты только успевали поворачиваться, а если за стол садилось по нескольку гостей, бутылки следовали одна за другой.

Все ужинали и болтали, пили и смеялись, вновь прибывших радостно приветствовали, того, кто умел выделиться, примечали; все осматривались, отыскивая знакомые лица, махали друг другу, но считалось невежливым переходить за другой столик во время еды, да и после, все оставались сидеть на своих местах, а пообщаться можно было и потом, на террасе или в баре отеля.

Повышенный интерес вызывали те, кто ужинал в одиночестве, особенно в первый вечер после прибытия. Разглядывать их в упор было бы нетактично, не замечать — невежливо, и тот, кто оказывался в выгодной наблюдательной позиции, мог потом сообщить своим соседям по столу массу любопытного о новичке. Большинство одиночек были люди в возрасте, одни с почти вызывающим упорством пили только воду, другие неумеренно налегали на портвейн или шерри, кто-то за столом перелистывал газеты или книги, и все они в большинстве своем старались изображать из себя безмятежных отдыхающих. Но лишь немногим удавалось высокомерно проигнорировать любопытные взгляды прочих посетителей. Многие из этих одиночек к концу ужина постепенно становились все более неуверенными в себе и уязвимыми. Надменность — проницаемый панцирь, непрочный, когда ты сидишь один за столом.

Чем обеспеченнее были посетители, тем больше им уделялось внимания, причем и таким сторонам их жизни, которые не принято было выставлять на всеобщее обозрение. Иногда частную жизнь одиночек окружали нехорошие слухи, люди подозревали, что они что-то скрывают, и поэтому за ними неусыпно следили. Так Эрнест постепенно знакомился с нравами избранного общества, с тем общественным слоем, который здесь, не обременяя себя политикой и делами, проводил свои праздные дни в изысканной атмосфере, но при этом речь редко шла о самом высшем круге — это Эрнест понимал, ведь великие времена гранд-отеля миновали. Знать, избиравшая Гисбах, была не самых голубых кровей.

Они стремились обособиться от других, кто-то из них считал себя выше других и давал им это почувствовать, и чем ненавязчивее, тем успешнее в заданных рамках общей картины, заполненной яркими, эксцентрическими чудаками всех мастей и серыми, нудными персонажами, вездесущих и безотказных сотрудников отеля едва замечали краешком глаза, они существовали где-то на периферии поля зрения гостей. Поскольку большинство преимущественно молодых служащих отеля приехали с юга Европы и все сплошь отличались смуглой кожей, постояльцы их путали, что ежедневно приводило к недоразумениям. Для того чтобы чем-то выделиться, человек должен был отличаться либо исключительной привлекательностью, либо отталкивающей внешностью. Для большинства посетителей все официанты были на одно лицо.

Существовало негласное правило — обращаться с гостями-одиночками особенно предупредительно, не в последнюю очередь по причине щедрых чаевых, которые они давали. В отличие от супружеских пар, которые целый день были заняты тем, что присматривали за своими детьми, одиночки чаще вступали в беседы с персоналом, обменивались с ним вежливыми приветствиями в коридорах, на овальных лестничных площадках, утром на террасе, вечером в саду. Поскольку беседы нередко затягивались, после приходилось наверстывать время, чтобы успеть выполнить прочие свои обязанности, но не создавая притом впечатления чрезмерной спешки и не давая гостям почувствовать, что оторвали тебя от дел. Эти короткие встречи, которые, как правило, происходили на глазах у прочих любопытствующих постояльцев, несколько сближали персонал и гостей-одиночек, хотя должная дистанция между ними всегда сохранялась. Эти незапланированные встречи и короткие светские беседы никому не возбранялись, напротив, дирекция настоятельно рекомендовала персоналу при первой возможности уделять время одиноким постояльцам.

Достаточно было кивка или едва заметного жеста, чтобы понять, что гость хотел бы завершить беседу, и тогда уже забота служащего — в подобающей форме, без излишней поспешности, но и без ненужного промедления на этот сигнал отреагировать. Такому умению ты выучиваешься после нескольких неизбежных промахов, на собственном опыте и в меру природной способности понимать ближнего. Здесь все зависело от тебя самого, только ты сам мог развить в себе способность угадывать пожелания гостя.