Английский путь

На самом деле идея насчет Амстердама больше в том, чтобы просто посидеть и расслабиться, посмотреть мир. Не из-за того, что там легализованы наркотики, я имею в виду обычные ощущения, там сама атмосфера успокаивает, даже не нужно ничего делать для этого. Полагаю, мы не станем там задерживаться, а то можем потерять чувство меры. Но это возможность лишний раз увидеть, что не так у нас дома. Представляете, нас могли повязать за то, что мы немного дунули воскресным днем на Грэйт Уэст Роуд, когда мы занимались своим делом, абсолютно никого не задевая. Эти мудаки просто исполняли свои обязанности, вот в чем дело. Можно понять тупиц из министерства юстиции, потому что они живут в другом мире — на другой планете, блядь — с сожженной джином с тоником печенью и со сгнившими от ежедневных оваций мозгами. Вещи, которым они научились в Азии и Африке в дни Империи. Валяющиеся на больничных койках, но требующие повешения для какого-нибудь пятнадцатилетнего ребенка, продававшего экстази в молодежном клубе. Повесьте его, потом снимите и повесьте снова, пока судьи еще не умерли от запоя. Все из-за того, что парень продавал немного радости, которую люди не могут найти в бутылке. Запойные пьяницы, протирающие больничные койки вместе с жертвами рака — администраторы Империи. Мне все равно, если они уничтожают себя, но это заставляет задуматься. Все это двойные стандарты. Позвольте нам пить двадцать четыре часа в сутки, дайте наркотики, какие мы хотим, уберите скрытые камеры, и Англия будет прекрасной страной для выращивания детей. Будет лучшей страной мира.

— Посмотрите-ка сюда, — сказал Марк, когда мы догнали остальных, — похоже на «Вест Хэм».

Я посмотрел на типов, стоящих в очереди за жратвой. Действительно, похоже на «Вест Хэм». За милю можно заметить. У одного из них, длинного, значок на груди. Я знаю, что у Марка зуб на «Вест Хэм» с тех пор, как его папашу избили неподалеку от Аптон Парка 12 , когда Марк еще был ребенком. Только грязные подонки могут прыгнуть на мужика с ребенком, просто идущих на футбольный матч.

— Я встречал их раньше на сборной. Неподалеку от The Globe перед Голландией на Евро-96.

Не то чтобы мы проводили много времени на Бейкер-стрит 13 . Там было слишком много народу, и потом все в одно время шли в щетро. Поезда не сразу трогались из-за давки, и всегда находился какой-нибудь мудак, срывавший стоп-кран, державший двери или начинавший выебываться на полисов. Ты стоишь и ждешь, когда поезд поедет, но полисы не собираются сносить оскорбления, когда их много и у них есть время. Это их счастливый денек, когда подкрепления прибывают вовремя и они дают всем просраться в отместку за те Недобрые Старые Деньки, когда хулиганы превращали их жизнь в ад. Нет, мы предпочитаем пить где-нибудь в St John's Wood или Kilburn. Если мы играем с кем-то, от кого ничего серьезного ждать не приходится, то мы можем отправиться прямо к стадиону и сидеть там в одном из пабов, пока полисы лазят по метро. Но иностранцы никогда не привозят свои фирмы. Где были голландцы и немцы во время Евро-96?

Смешно, потому что в передовицах газет, по радио и телевизору вопили о поддержании безопасности, словно репортеры вдруг стали полицейскими или судьями. Журналисты — мудаки. Безмозглые пиздоболы, кричащие, что им непонятен менталитет людей, собирающихся защищать их страну. Они не понимают, хотя сама идея патриотизма чертовски им нравится. Правые, левые и никакие, журналисты грели руки на идиотских статьях и самоуверенных репортажах. Проповедовали двойные стандарты. Сотрясали воздух, в то время как мы смеялись над ними, потому что все знали, что европейцы ничего не покажут. Пришлют своих мамочек и папочек, счастливые семейки, а сами просидят дома с опущенной головой. Просто смешно сидеть и читать статьи на любимую СМИ тему — про нацистов. Это они не могут оставить в покое. Пропустить невозможно. А потом они спускают своих полисов, потому что мы не хотим кровопролития, не так ли, сынок? Но ведь каждый имеет право на врага, разве не так?

— Ненавижу «Вест Хэм», — сказал Фэйслифт, громко, чтобы все слышали.

Я снова посмотрел на дагенхэмских кокни 14, они не реагируют. Не слышат или делают вид, что не слышат. Утомились, пока пили в Баркинге 15 и строили планы в Gant's Hill, говорят о том, наверное, каким красивым стал Восточный Лондон, пока они жили в Эссексе.

«Челси» всегда были выше классом, за нас болеют в Кенте, Сэррее, Беркшире 16. Увидев молотобойцев 17, Фэйслифт двинулся вперед, потому что среди них было несколько, вполне пригодных для мордобоя. Достаточно честного. Но Фэйслифт уже ощутил, что правила изменились. Ты не можешь ехать на выезд за сборной Англии, если собираешься прыгать на тех, кто едет с тобой. И еще, мы на пароме и должны вести себя прилично, пока мы на борту. Если начнется махач, паром развернется и отправится прямым ходом в Харвич. Вполне реально. Не нужно много мозгов, чтобы понять это. Ты - утка на воде, ждешь, пока тебя накроет Люфтваффе. Дело в том, что все эти люди ждали этой поездки долгие месяцы, и больше не могут ждать. Если бы это был поезд, все уже напились бы, по крайней мере. Мы еще даже не вышли из порта, а Фэйслифт уже собрался кого-то валить. Должно же быть чувство ответственности, но есть ли оно у него, в этом я не был уверен. Смотреть на них просто как на своих дальних родственников, или свое отражение.

Я так и вижу, как таможенники и полисы выстраиваются на молу, собираясь тепло встретить нас снова, если мы разнесем паром. Газеты посвятят этому случаю специальный репортаж, напомнят читателям про «Английскую Болезнь» 18 и нашу богатую историю. Не преминут вспомнить про Добрые Старые Деньки, когда хулиганы захватывали паромы и устраивали на них черт знает что. Так что просто усмехнемся и продолжим путь, невзирая на лица. В наше время лучше ходить окольными путями. Я не хочу есть, и мы с Марком отправляемся к бару, оставив Фэйслифта принимать самостоятельное решение.

— Я поговорю с Фэйслифтом, — сказал Марк по дороге, — придется ему подождать до Голландии.

Я кивнул, мы думали одинаково. Здорово. Мы прошли сквозь скопище живых мертвецов. Туристы с путеводителями в руках и смущенные путешественники собирались маленькими группами. Беспокоились о своем багаже. Интересовались курсом валют и взимаемыми за обмен процентами. Не могли дождаться прибытия, чтобы поменять фунты на гульдены и сберечь несколько пенсов, ведь цены-то растут. Мы обошли стороной всех этих людей, я подумал, интересно, почему бы им всем не прыгнуть за борт. Сотни леммингов, плывущих за баскетбольной корзиной. Следуй за лидером — через перила и прямо в глубокое синее море.

— Закрыто, — сказал Марк, — ебаный бар закрыт.

Решетка; и никаких признаков присутствия бармена. Несколько пенсионеров бродят вокруг с горящими глазами и тоскливым выражением на лицах. Им необходима выпивка после поездки на автобусе из Мэкклфилда.

— Давай просто побродим.

— Как в школе, пересечь Ла-Манш, посмотреть на иностранный порт и магазины, и сразу домой. Чтобы успеть к чаю.

— Чего-то не помню я такого.

— Да у нас этого и не было, зато есть у теперешних детей. Все лучшее — детям.

Мы протиснулись сквозь еще одну орду пассажиров, продвигаясь вперед со скоростью черепахи, закинули наши сумки в багажное отделение. Прошли мимо прыщавых тинэйджеров и спорящих парочек. Дети начали плакать. Мы прошли через двери и обратили лица к свежему морскому ветерку, к которому примешивался изрядный запах нефти. Проследовали вдоль борта и поднялись на верхнюю палубу, откуда порт был виден лучше. Присели на перила. Здесь были парни из The Unity, каждый раз, когда мы приходили туда, они сидели у окна со своими приятелями и бухали. На матчах я их тоже часто встречал. Жирный Гарри и Терри.