Хрупкая душа

Я расплакалась.

— Я не хочу, чтобы с ней опять это делали! Шон, я не позволю…

Врача явно обескуражила моя истерика.

— Вы можете подписать отказ от реанимации, он прикреплен к личному делу Уиллоу. Тем самым вы запретите врачам восстанавливать ее жизненные функции, если что-либо подобное произойдет вновь.

В последние недели беременности я готовилась к самому худшему, но, как оказалось, понятия не имела, что такое «самое худшее».

— Подумайте об этом, — сказал врач.

— Может, — сказал Шон, — она и не должна быть здесь, с нами. Может, на то воля Божья…

— А мояволя кого-нибудь интересует? — спросила я. — Я хочу, чтобы она жила. Я так ее ждала!

Мои слова его уязвили.

— Думаешь, я не ждал?

В окно я видела покатый склон больничного двора, засыпанный ослепительным снегом. Белый свет резал по глазам, никто бы уже и не догадался, что всего пару часов назад над городом неистовствовала буря. Предприимчивый отец вынес своему сыну поднос из кафе, и мальчишка с хохотом покатился с горки, вздымая снежные брызги. Съехав, он помахал в больничное окно вроде моего, откуда кто-то, должно быть, за ним наблюдал.

Наверное, его маму положили сюда, чтобы она родила ему братика или сестричку. Вполне вероятно, что она сейчас в соседней палате смотрит, как ее сын катается на подносе.

«А моя дочь, — рассеянно подумала я, — этого никогда не сможет».

Держась за руки, мы с Пайпер смотрели на тебя в палате интенсивной терапии. Через твои раздробленные ребра змеилась дренажная трубка, на руках и ногах по-прежнему белели повязки. У меня задрожали колени.

— Ты в порядке? — спросила Пайпер.

— Да что обо мне волноваться… Нам предложили подписать отказ от реанимации.

Глаза у Пайпер поползли на лоб.

— Кто?

— Доктор Родс…

— Он же ординатор! — Это слово она произнесла с таким отвращением, с каким могла бы обозвать его фашистом. — Он еще не знает, где у нас столовая, а тем более — как разговаривать с матерью, чей ребенок пережил сердечный приступ у нее на глазах. Ни один педиатр не предложит отказа, если у новорожденного не обнаружено необратимых травм мозга…

— Я видела, как ее разрезают, — запинаясь, сказала я. — Я слышала, как у нее ломаются ребра, когда они пытались возобновить сердцебиение…

— Шарлотта…

— А ты бы на моём месте подписала?

Не дождавшись ответа, я обошла кроватку с другой стороны — и ты очутилась между нами, зажатая и беспомощная, наша общая страшная тайна.

— Значит, теперь я всегда буду жить так?

Пайпер молчала. Мы вслушивались в симфонию окружавшей тебя аппаратуры. Ты вдруг проснулась, поджала пальчики на ножках, расставила ручки будто для объятия.

— Не всегда, — наконец ответила Пайпер. — Но пока жива Уиллоу — да.

Ее слова эхом отдавались у меня в голове весь день. Не смолкали они и в тот момент, когда я подписывала отказ от реанимации. Этот документ был отчаянной мольбой о помощи, но стоило вчитаться между строк — и становилось ясно: я впервые солгала и признала, что не хотела давать тебе жизнь.

I

термообработка —постепенное, медленное нагревание.

При слове« термообработка» большинство из нас представляет себе металлы и сплавы. Но и кулинары могут повышать прочность своих ингредиентов, если не пожалеют времени. В яйца, к примеру, небольшими порциями добавляют кипяток, чтобы температура их возросла, но желток не свернулся. В результате мы получаем заварной крем, который можно подавать как отдельный соус или же включать в состав сложных десертов.

Вот вам интересный факт: консистенция конечного продукта не зависит от жидкости, с помощью которой его нагревали. Чем больше вы кладете яиц, тем гуще и насыщенней получится конечный продукт.

Иными словами, исход всего предприятия определяет вещество, с которого вы начинаете.

Доведите молоко до кипения в кастрюле из нереагирующего материала. Взбейте желтки с сахаром и крахмалом в миске из нержавеющей стали. Проведите термообработку с помощью горячего молока. Поставьте полученную смесь на огонь и, продолжая помешивать, дождитесь, пока она загустеет. Перемешивайте еще быстрее, а после кипения уберите с огня. Добавьте ваниль и вылейте в нержавеющую миску. Посыпьте сахаром и накройте крем целлофаном. Поставьте в холодильник и как следует охладите перед употреблением. Крем можно использовать как начинку для фруктовых пирожных, «Наполеона», буше, эклеров и т. п.

Амелия

За всю свою жизнь я ни разу никуда не ездила на каникулы. Я даже за пределы Нью-Гэмпшира не выезжала — не считая той поездки в Небраску вместе с тобой и с мамой. Но даже тыне будешь спорить, что три дня смотреть старые серии «Тома и Джерри» по больничному телевизору, пока у тебя берут анализы, — это не то же самое, что валяться на пляже или любоваться Большим каньоном. Так что можешь представить, как я обрадовалась, когда узнала, что мы всей семьей отправляемся в Диснейленд. Ехать мы собирались на зимних школьных каникулах. Посреди нашей гостиницы должен был ходить поезд-монорельс.

Мама начала составлять список аттракционов, которые нам нужно будет посетить. «Мир тесен», «Летающий слоненок Дамбо», «Полет Питера Пэна».

— Но это же для детей! — пожаловалась я.

— Это самые безопасные аттракционы, — сказала она.

— Может, «Космическая гора»? — предложила я.

— «Пираты Карибского моря», — ответила она.

— Отлично! — воскликнула я. — Впервые в жизни поеду на каникулы, а удовольствия никакого не получу!

С этими словами я вихрем вылетела из комнаты. И хотя не слышала их разговоров со второго этажа, общий смысл я могла представить: «Амелия опять капризничает».

Странно, но когда такое случается (а случается оно почти всегда), мама даже не пробует что-то исправить. Она слишком занята тобой и поручает это папе. Вот и еще один повод для зависти: тебе он родной отец, а мне всего лишь отчим. Своего родного отца я не знаю. Они с мамой расстались еще до моего рождения, и она клянется, что лучшего подарка, чем исчезнуть из нашей жизни, он и придумать не мог. Шон меня удочерил и ведет себя так, будто любит меня не меньше, чем тебя. Только в голове у меня типа как сидит здоровенная черная заноза: я всегда помню, что этого не может быть.

— Мел, — начал он, зайдя в мою комнату (я только ему разрешаю так себя называть, потому что это слово напоминает мне о школе), — я понимаю, что ты уже готова кататься на «взрослых» горках. Но мы не хотим, чтобы Уиллоу скучала.

«Ведь если Уиллоу заскучает, станет скучно всем нам!» Ему даже не пришлось произносить это вслух, я и так услышала.

— Мы просто хотим провести эти каникулы одной дружной семьей, — сказал он.

Я немного подумала и сказала:

— «Чашки».

Как будто это слово сказал кто-то другой.

Папа пообещал отстоять мою заявку, и хотя мама поначалу ни в какую не соглашалась — ты же можешь удариться об толстую штукатурку внутри чаши! — ему все же удалось ее убедить, что мы будем кружить, зажав тебя посредине, и ты не ушибешься. После переговоров он с такой гордостью улыбнулся мне, что я не нашла в себе сил сказать, насколько мне безразличны эти дурацкие «чашки».

Вспомнила о них я только потому, что несколько лет назад смотрела передачу о Диснейленде. Фея Колокольчик плыла по Волшебному Королевству, как комарик, прямо над головами посетителей. Одна семья, в которой дочки были примерно нашими ровесницами, пошла кататься на «чашки» в виде Безумного Шляпника. Я глаз не могла от них оторвать: у старшей дочки волосы были коричневые, как у меня, а отец, если прищуриться, был похож на нашего папу. Эта семейка выглядела такой счастливой, что у меня заболел живот. Я знала, что люди в этом ролике не были настоящей семьей, что «мама» и «папа» — это, скорее всего, два одиноких рекламных актера, а «детей» своих они впервые увидели утром перед съемками, но мне очень хотелось, чтобы они таки были семьей. Я хотела поверить, что они искренне смеются и улыбаются, когда их бешено крутит в аттракционе.