Вперёд, Дживз!

Должен вам признаться, я растерялся и, так ничего и не придумав, решил оставить пакет в запертом ящике и надеяться на лучшее.

Не знаю, испытывал ли кто-нибудь из вас это ощущение, но мне было жутко совестно чувствовать себя преступником. К вечеру один вид комода вызывал у меня глубокую депрессию. Нервы мои окончательно сдали; когда дядя Уиллоуби бесшумно зашёл в курительную комнату, где я отдыхал в одиночестве, и задал мне какой-то вопрос, я, должно быть, побил мировой рекорд по прыжкам в высоту с места.

В моём мозгу засела мысль, что дядюшка рано или поздно заметит, что со мной творится неладное, и спросит, в чем дело. Я не думал, что он начнёт подозревать о пропаже раньше субботнего утра, когда, естественно, должно было прийти подтверждение от господ Риггза и Беллинджера в получении рукописи. Но ранним вечером в пятницу он вышел из библиотеки, когда я проходил мимо, и попросил меня зайти. Вид у него был ошарашенный.

— Берти, — сказал он (старикан обожал говорить напыщенно-трагическим тоном), — произошло ужасное событие. Как ты знаешь, вчера вечером я отправил рукопись моей книги издателям, господам Риггзу и Беллинджеру. Они должны были получить её сегодня утром. Не могу тебе объяснить, почему я разволновался, но мне не давала покоя мысль о том, что с бандеролью может что-нибудь случиться. Поэтому несколько минут назад я позвонил господам Риггзу и Беллинджеру по телефону. К своему ужасу, я услышал, что мой манускрипт они не получали.

— Как странно!

— Я отчётливо помню, что вовремя положил его на стол в холле. Тут дело нечисто. Я разговаривал с Оукшотом, который относил письма на почту, и он не помнит, чтобы на столе лежал пакет. Более того, он категорически заявляет, что, когда он поднялся в холл за письмами, никакого пакета на столе не было.

— Очень странно!

— Берти, сказать тебе, что я думаю?

— Что?

— Моё предположение наверняка покажется тебе невероятным, но оно объясняет известные нам факты. Я склоняюсь к мнению, что бандероль была украдена!

— О, это уж слишком! Не может быть!

— Подожди! Выслушай меня внимательно. Хотя я раньше ничего не говорил ни тебе, ни кому другому, факт остаётся фактом: за последние две недели в моём доме пропало несколько вещей, как ценных, так и безделушек. Вывод, к которому я вынужден был прийти, однозначен: в нашем обществе появился клептоман. Как тебе, несомненно, известно, особенность клептомании заключается в том, что больной не может распознать истинную ценность предмета. Он с одинаковой готовностью присваивает и старую куртку, и бриллиантовое кольцо или, скажем, курительную трубку, стоящую несколько шиллингов, и кошелёк с золотыми монетами. А так как моя рукопись не может иметь никакой ценности ни для кого, кроме…

— Но дядя, подожди, я знаю о вещах, которые у тебя пропали. Это мой камердинер Мэдоуз тащил всё, что плохо лежало. Он спёр у меня шелковые носки! Я застукал его на месте преступления!

Мои слова произвели на дядю потрясающее впечатление. Он с уважением на меня посмотрел.

— Я поражён, Берти! Немедленно пошли за своим человеком и допроси его.

— Но его здесь нет. Понимаешь, как только я обнаружил, что он — носочный вор, я тут же выставил его за дверь. Я для того и ездил в Лондон, чтобы нанять нового камердинера.

— В таком случае — если Мэдоуза больше нет в моём доме — он не мог присвоить себе мою рукопись. Загадочная история.

Долгое время мы молчали. Дядя Уиллоуби бегал по библиотеке с растерянным выражением на лице, а я сидел в кресле, пыхтя сигаретой. Я чувствовал себя точь-в-точь как один малый в книге, который убил другого малого и запрятал тело под стол, а потом должен был обедать и развлекать гостей за этим самым столом. Чувство вины давило на меня с такой силой, что я больше не мог оставаться с дядюшкой в библиотеке. Закурив ещё одну сигарету, я вышел прогуляться в сад, чтобы немного успокоиться.

Стоял один из тех тихих летних вечеров, когда за милю слышно, если улитка чихнёт. Солнце садилось за холмы, комары носились как угорелые, пахло просто потрясающе, на траве выступила роса — и только-только я начал приходить в себя, как услышал свое имя.

— Я хотел поговорить о Берти.

Это был омерзительный голос поганого мальчишки, Эдвина! Я растерянно огляделся по сторонам, затем поднял голову и в нескольких ярдах от себя увидел открытое окно библиотеки.

Меня всегда интересовало, как разного рода деятели в книгах умудряются за несколько секунд успеть сделать столько, что нормальному человеку и за десять минут не под силу. Так вот, хотите верьте, хотите нет, но я одновременно выплюнул сигарету, выругался, прыгнул за куст, растущий у окна, прижался к стене и вытянул шею. У меня не было сомнений, что сейчас я услышу о себе кучу гадостей.

— О Берти? — раздался удивлённый голос дяди Уиллоуби.

— О Берти и о вашем пакете. Я слышал, о чём вы только что разговаривали. Мне кажется, пакет у Берти.

Если я скажу вам, что в это время мне за шиворот свалился отдыхавший на кусте жук или таракан — в общем, кто-то большой, — а я даже не шелохнулся, надеюсь, вы поймёте, в каком я находился состоянии. Казалось, всё было против меня.

— Что ты имеешь в виду, дитя? Я действительно только что обсуждал с Берти пропажу моей рукописи, и он был поражён её загадочным исчезновением не меньше меня.

— Понимаете, вчера вечером я делал ему доброе дело — прибирал у него в комнате, — когда он туда вошёл с пакетом. Я видел пакет, хоть Берти и прятал его за спину. А затем он попросил меня уйти в курилку и обрезать кончики сигар, но двух минут не прошло, как он сошёл вниз, и в руках у него ничего не было. Поэтому пакет должен быть у него в комнате.

Мне кажется, они специально заставляют этих чёртовых бой-скаутов развивать наблюдательность, проводить расследования и тому подобное. Очень необдуманно и неразумно с их стороны. Сами видите, к чему это может привести.

— Невероятно! — сказал дядя Уиллоуби, одним словом вселяя в меня надежду.

— Хотите, я пойду поищу у него в комнате? — спросил поганец Эдвин. — Я уверен, что пакет там.

— Но для чего Берти воровать совершенно ненужную ему вещь?

— А может, он… ну как его, тот, о ком вы говорили.

— Клептоман? Не может быть!

— Наверное, это Берти похитил все ваши вещи, — довольным тоном произнёс сопливый негодяй. — Он, должно быть, такой же, как Ваффлз.

— Ваффлз?

— Я читал о нём в книге. Он воровал всё подряд.

— Я не верю, что Берти… э-э-э… ворует всё подряд.

— Я точно знаю, пакет у него. Хотите скажу, что можно сделать? Объявите ему, что мистер Беркли — он жил в комнате Берти, пока его не было, — прислал телеграмму с просьбой прислать какую-нибудь вещь, которую он забыл.

— Гм-м. Возможно…

Я не стал ждать, чем закончится их разговор. Дела мои были плохи. Я осторожно выбрался из куста, помчался к входной двери и через минуту стоял у комода. И вот тут выяснилось, что у меня нету ключа. Внезапно я сообразил, что вчера вечером, переодеваясь к обеду, я положил его в другие брюки.

Куда запропастился мой вечерний костюм? Я перерыл всю комнату, пока мне не пришло в голову, что Дживз мог забрать его, чтобы почистить и привести в порядок. Я кинулся к звонку, дёрнул за шнурок, и в эту минуту на лестнице послышались шаги и на пороге появился дядя Уиллоуби.

— Ах, Берти, — сказал он, даже не покраснев. — Я, видишь ли, получил телеграмму от Беркли, который здесь жил во время твоего отсутствия. Он забыл в Изби портсигар. Внизу его нет, поэтому я подумал, что он в этой комнате.

— Я… э-э-э… посмотрю.

Честно вам признаюсь, зрелище было отвратительное: седовласый старик, которому не мешало бы подумать о загробной жизни, стоял передо мной как ни в чем не бывало и лгал напропалую.

— Я не видел здесь портсигара, — сказал я.

— Тем не менее, я поищу. Я должен приложить все усилия, чтобы… э-э-э… вернуть вещь её владельцу.

— Если б он здесь был, я наверняка бы его заметил. Что?