В середине дождя

Вадим сидел рядом со мной, на соседнем кресле. Видел я его в первый раз. И сразу выделил среди всех присутствующих. В его облике не было ничего необычного, но, тем не менее, он обращал на себя внимание — от этого студента исходили флюиды сильной личности.

В его руках я заметил две книги. Одну из них он положил на стол, в чтение другой углубился. Приглядевшись, я обнаружил, что одно из произведений мне знакомо. «Степной волк» Гессе — именно ее читал незнакомый мне студент. Присмотревшись к другому произведению, я увидел, что это «Золотой храм» Юкио Мисимы. Эту книгу я не читал. Периодически студент отвлекался от чтения, устремлял свой взор на профессора и аспиранта (в его взгляде чувствовалась ирония и снисходительность) — и вновь погружался в чтение.

В перерыве лекции к студенту подошел пожилой преподаватель. Он был мне знаком — это был заместитель декана нашего факультета.

— Вадим, выручишь? — обратился он к моему соседу. — Дали какого-то слабенького аспиранта, двух слов связать не может.

Вадим кивнул:

— Хорошо.

Он оставил на столе книги и направился к кафедре. Вскоре началась вторая часть лекции, и слова профессора переводил уже он.

Это был образцово-показательный перевод. Вадим вежливо выслушивал кусок речи профессора и затем на великолепном русском языке передавал смысл услышанного присутствующим в зале. Если что-либо было непонятно в выражении, он обращался к профессору и после уяснения нюансов продолжал перевод. Ему каким-то образом удалось передать вместе со смыслом и атмосферу речи профессора. Оказалось, что швейцарец не лишен чувства юмора. От былой скуки в зале не осталось и следа. Точный, выверенный и вместе с тем доходчивый перевод Вадима, сдобренный шуточными узорами, воспринимался с интересом. Слушать его было приятно — и на дородном лице швейцарца возникла благожелательная улыбка: не понимая русского языка, тем не менее, по реакции зала он чувствовал, что новый переводчик спас его репутацию.

После окончания лекции профессор ответил на вопросы присутствующих. Вадим и здесь проявил себя уверенно — великолепной была не только его русская, но и английская речь.

Вскоре вопросы закончились, профессор попрощался и ушел в сопровождении руководителей нашего факультета. Студенты потянулись на выход, и аудитория постепенно опустела. Проходя по ряду, я вдруг заметил, что книги моего соседа так и остались лежать на столе. Их владельца поблизости не наблюдалось.

— Быстрее, я запираю зал, — крикнул мне стоящий у дверей преподаватель.

Немного помедлив, я вернулся к столу, взял книги и двинулся в сторону выхода. Выйдя в коридор, я посмотрел по сторонам. Но и там забывчивого студента не было. Я подождал минуты три, а затем ушел.

Я увидел его на следующий день у кабинета деканата. Он стоял в стороне от других и молча наблюдал за рекой студентов, спускающихся по лестнице. Держа в руках книги, я подошел к нему.

— Твои?

Он взял книги в руки.

— Да, мои. Спасибо, что захватил вчера. — Он помолчал. — Когда я вчера пришел обратно, было уже закрыто. Подумал, что ты их мог захватить.

— Я?

— Да.

Я растерялся. Уже позже Вадим сказал мне, что так же, как и я его, он выделил меня сразу. «В тебе я с самого начала почувствовал родственную душу. Поверь, я чувствую это очень редко», — сказал он мне.

Он перебирал в руках книги.

— Читал? — спросил он.

— «Степной волк» читал. О второй книге не слышал.

Он внимательно на меня посмотрел. У него был прямой и пронизывающий взгляд.

— Можешь взять почитать. Книга не менее интересная, чем «Степной волк». Прочитаешь — вернешь.

— Спасибо.

Я взял одну книгу обратно.

— Как тебя зовут? — спросил мой новый знакомый.

— Костя.

— А меня Вадим.

Мы пожали друг другу руки и поговорили еще минут пять. Затем — разошлись по аудиториям. Так мы начали с ним общаться.

Наши отношения не были дружбой в полном смысле этого слова. Обычно мы встречались после учебы в скверике института и отправлялись пешком в центр. Мы гуляли, пили пиво, сидели в кафе или шли в кино. Встречи носили спонтанный характер — ни я, ни Вадим заранее не договаривались, в каком месте и в какое время будем ждать друг друга. Мы, вообще, друг друга нигде и никогда не ждали. Порой нам доводилось встречаться ежедневно в течение недели, а иногда я и по месяцу Вадима не видел.

Вадим не оставлял мне своих телефонных номеров. Ни домашнего, ни сотового. Меня он попросил о том же. Как-то он показал мне телефонную книжку своего мобильника. В нем не значилось ни одного номера. Я заподозрил Вадима в лукавстве. Предположил, что телефонная книжка все-таки существует, но в ином виде.

— Так не бывает, — сказал я. — Должны же быть телефонные номера, которые тебе нужны.

— Нет. Таких номеров нет. — Вадим сделал маленькую паузу. — Как и людей.

Произнес он эти слова спокойно. Без всякой горечи. Чувство горечи вообще не было свойственно Вадиму.

— Ты не представляешь, насколько свободным я себя чувствую, — сказал он. — Я в отличие от многих — хозяин своего мобильника, а не раб.

Лишь позже я понял — Вадим не знает, что такое привязанность.

Он, несомненно, вызывал уважение. Он в совершенстве знал не только английский, но и немецкий язык, отлично играл в большой теннис, музицировал на фортепьяно. Но об этом мало кто знал. Вадим игнорировал регулярно появлявшиеся в его жизни возможности заслужить восхищение и любовь окружающих. Он демонстрировал свои достоинства лишь тогда, когда считал это необходимым.

Вадим не без оснований мог рассчитывать на место в престижном Научном Совете института, был способен принять участие в студенческом чемпионате по теннису и выиграть его, но он уклонялся от любых возможностей продвинуть себя. Вначале я заподозрил его в отсутствии честолюбия, но, узнав его ближе, понял: Вадим честолюбив, но при этом необычайно самодостаточен. Он знал себе цену. Его не устраивала роль первого парня на деревне — он заранее от нее отказывался. Так прыгун в высоту на соревнованиях пропускает текущую планку, давая прыгать другим, ожидая своей высоты.

Удивляло его отношение к девушкам. Если бы Вадим захотел, он мог бы стать непревзойденным ловеласом. В нем было все то, что нравится женщинам, — ум, мужество, уверенность в себе, независимость. Но в отношениях с противоположным полом он напоминал удачливого картежника, родившегося неазартным человеком.

Вместо этого Вадим пользовался услугами проституток. Я не понимал, зачем это ему нужно. С такими физическими и духовными данными у Вадима не было надобности платить за секс. Я спросил его об этом.

— Я не хочу себя ограничивать, — ответил Вадим. — Для меня нет ничего важней свободы и, в частности, свободы выбора. Платя за секс, я тем самым не допускаю привязанностей.

Несколько раз Вадим предлагал мне составить ему компанию в посещении проституток, но я отказывался.

В Бога Вадим не верил.

— Я верю в здравый смысл. К сожалению, между тем Богом, о котором все говорят, и здравым смыслом поставить знак равенства нельзя. Религиозной моралью мне служит мой ум. А в совесть я не верю. Чтобы следовать внутренним порывам души, мне не нужен опекун. Знаешь, почему люди нуждаются в Боге?

— Почему?

— Бог — это идеальный человек. Все хотят иметь такого друга.

Мой второй знакомый Сергей, на первый взгляд, был полной противоположностью Вадима. Их различало желание нравиться людям. Вадим умел, но совершенно не стремился нравиться людям. Сергей нравиться людям тоже умел и делал это с большим желанием.

Он был умен, начитан и обаятелен. Поступив в институт, Сергей сразу же стал старостой группы и председателем студенческого совета. Он вел активную общественную жизнь: редактировал вузовскую газету, проводил дискотеки, возглавлял местную команду КВН. Читая информацию о жизни института на стендах, висевших в коридорах, я то и дело натыкался на его фамилию или фотографию.