Шпана

Компания, сгрудившаяся было вокруг Поганца, который показывал класс в поднятии тяжестей, бросила его и потянулась к вышке. Ребята постарше подходили вразвалочку, небрежно сплевывая, а мелочь пузатая — вприпрыжку и с визгом. Вскоре человек пятьдесят заполонили грязную лужайку вокруг вышки. Первым прыгнул белобрысый, прыщавый Поганец, в прыжке ласточкой показав окружающим свой срам. За ним сиганули Рем, Бесстыжий, Черномазый, Оковалок, Прохвост. Мелюзга тоже не оплошала. Лучше всех нырнул Эрколетто — недаром говорят: мал, да удал. Он разбежался на цыпочках, раскинул руки и, легкий, как перышко, спланировал на воду. Кудрявый надулся, отошел и сел на траву, обхватив колени и глядя исподлобья на ребячий муравейник. Херувим и Марчелло присоединились к нему. Вдруг пляж огласился отчаянным воплем; ребята вскочили от неожиданности: ноги в песке, трусы прилипли к телу, в глазах злоба — всех убить готовы. Оказалось, крики предваряли нырок Оковалка, упитанного парня с противной, гладкой, как яйцо, рожей. Он сорвался с края вышки и, падая в воду, опять заорал не своим голосом:

— Чтоб вы все сдохли!

— Сам гляди не утони! — смеясь, отозвался с берега Рем.

Из воды в них полетели комья ила. Один достиг набережной и угодил в Недомерка, обляпав его с головы до ног.

Тот сделал свирепое лицо и заголосил:

— Да чтоб вы сдохли, сволочи!

Но он так и не понял, кто обидчик, поскольку все с хохотом глядели на реку. Только отвернулся — в затылок ему влепили еще ком грязи.

— Чтоб вы сдохли! — снова взвыл он и, подлетев, схватил за грудки Рема.

— Тебе чего? — ощерился тот. — Сам сдохни вместе с дедом своим и бабкой!

А комья грязи все мелькали в воздухе. Кто — то, стоя по колено в речном иле, метал вверх целые пригоршни; прочие, сидя в воде с невозмутимым видом, то и дело украдкой добавляли ком-другой к хлещущему грязевому ливню.

Увесистый шматок вскоре угодил в лицо и Рему.

— Чтоб вы сдохли, сучьи дети! — крикнул он и, пригнувшись, побежал по пригорку к воде.

— Моя очередь! — заорал Поганец и тоже прыгнул, извиваясь, отчаянно работая локтями в воздухе. С оглушительным всплеском он плюхнулся на воду спиной.

За ним с обычным приговором «чтоб вы сдохли» нырнул Бесстыжий.

— Эй, Прохвост! — завопил он из воды.

— Ну, чего тебе? — недовольно отозвался Прохвост.

— Ага, кишка тонка! — в один голос поддразнили его Бесстыжий и Поганец.

— Чтоб вы сдохли, дубье! — проворчал себе под нос Кудрявый, наблюдая за представлением.

— Ну что, лодку-то брать будем? — напомнил Херувим.

Так как из всех троих грести умел только Марчелло, ему и выпало начинать маневры. Они двинулись вдоль берега к груде старых, разломанных байдарок.

— Ну давай, Марче, не тушуйся, — подбодрил его Херувим.

Марчелло вернулся на паром и начал ходить кругами возле полупьяного Забулдыги, который усердно скоблил ножом палубу.

— Сколько стоит взять лодку? — без предисловий выпалил Марчелло.

— Полторы, — отозвался Забулдыга, не прерывая своего занятия.

— Нам дадите?

— Как вернется, дам.

— А скоро она вернется?

Забулдыга наконец поднял на него мутные глаза.

— Да чтоб ты сдох! Почем я знаю, скоро иль нет? — Он перевел взгляд на реку у Понте-Систо. — Вон она. Сразу платить будете или потом?

— Сразу. Схожу за деньгами! — обрадовался Марчелло.

Но он забыл про Джиджетто: этот оказался орешек покрепче. Перед взрослыми лебезил, а пацанов готов был всех утопить, как котят. Марчелло потоптался около него, ожидая, что сторож обратит на него внимание, но тот и ухом не вел. Так, не солоно хлебавши, Марчелло и вернулся к байдаркам.

— Какого хрена! — кипятился он. — Им что, деньги не нужны? Не сторож, а говно собачье! Битый час у него над душой стоял, а он хоть бы хны!

— Слюнтяй ты и больше никто! — рассердился Херувим.

— А вот это видал? — Марчелло выбросил вперед такую же грязную фигу, какую получил от Джиджетто. — Ступай сам и договаривайся.

— Оба вы хороши, — рассудил Кудрявый.

— Ну да! Уж я бы ему, сволочуге, показал!

— Ты-то показал?! Ну вот иди и покажи, а мы поглядим!

Херувим отправился толковать с Джиджетто и вскоре вернулся, зажав в кулаке полторы тысячи, а в зубах окурок. Они пошли к причалу ждать возвращения лодки, а едва она освободилась, влезли в нее. Кудрявый и Херувим в первый раз отправлялись в плавание.

Сперва лодка, хоть убей, не желала трогаться. Марчелло надрывался на веслах, а она ни с места. Но потом потихоньку начала отплывать от баржи, раскачиваясь, как пьяная.

— Тоже мне! Хвастался, что грести умеет! — во все горло орал Херувим.

А лодка точно сбесилась. Течением ее сносило к мосту Гарибальди, но то и дело нос как бы случайно разворачивало в противоположную сторону, и она устремлялась к Понте-Систо. Забулдыга, вцепившись в поручни, кричал им что-то вслед — так, что жилы на шее чуть не лопались.

— Чтоб я сдох, — снова крикнул Херувим, — мы к Фьюмичино плывем!

— Да заткнись ты! — огрызнулся Марчелло, налегая на весла, которые то проскальзывали над водой, то погружались по самую рукоять. — Поди-ка сам попробуй!

— Так я ж не из Остии родом! — не унимался Херувим.

Чириола осталась далеко за кормой. Под сенью платанов вдоль берега тянулся во всю длину от Понте-Систо до моста Гарибальди парапет набережной. По берегу рассыпалась ребятня — кто на качелях, кто на вышке, кто на самодельном плоту. Но их фигурки все уменьшались, и голоса стали неразличимы.

Вместе с ящиками, обломками и прочим мусором течение увлекало лодку к мосту Гарибальди. Под мостом пенилась и закручивалась вода между отмелями и рифами острова Тиберина. Забулдыга заметил это и еще пуще завопил с парома. Лодка уже доплыла до огороженного лягушатника, где плескались ребята, не умеющие плавать. На крики Забулдыги из главной каюты выглянул Орацио и с ним еще какие-то зеваки. И впрямь, есть чем полюбоваться: Орацио руками машет, кричит — помрешь со смеху! Кудрявый удивленно глянул на Марчелло.

— Ты что, потопить нас вздумал?

Но Марчелло понемногу приходил в себя. Нос лодки теперь был повернут к противоположному берегу, а весла попали в такт небыстрому течению.

— Греби вон туда, — распорядился Херувим.

— Куда это — туда? — проворчал Марчелло, с которого уже пот градом лил.

Если берег Чириолы был весь залит солнцем, здесь царила тень от утесов, покрытых слоем жирной сажи. Кое-где они поросли колючками и низеньким зеленым кустарником; почти стоячая вода кишела отбросами. Наконец они подплыли к утесам, и, поскольку течение тут, можно сказать, отсутствовало, Марчелло начал потихоньку забирать к Понте-Систо. Весло в уключине скреблось о камни, и Марчелло прилагал все усилия, чтоб не расколоть его в щепки или не упустить.

— Ну ты чего, давай туда! — понукал Кудрявый, не обращая внимания на муки приятеля.

Ему хотелось плыть по самой середине реки, на просторе, и он бесился, видя, что до серой громады Понте-Систо на фоне замызганного зеркала вод, и до Яникула, и до купола Святого Петра — огромного, белого, словно облако — рукой подать. Потихоньку они догребли до Понте-Систо. Под правой опорой моста, глубокая грязно-зеленая вода совсем застоялась. Тут быстрины можно было не бояться, и Херувим заявил, что теперь он сядет на весла. Но куда там! Весла мелькнули в воздухе и забрызгали всю лодку.

— Ну ты, образина! — вскипел Кудрявый.

А выбившийся из сил Марчелло плюхнулся на дно и растянулся в теплой воде, на два пальца заполнившей суденышко. Ребята смеялись, наблюдая бесплодные усилия Херувима. Кудрявый тем временем пристроился порыбачить со ступенек моста.

— Эй, остолоп, — поддразнивал он приятеля, — расскажи-ка нам, кто тебя грести научил!

— Кто научил? Да вот этот хрен! — огрызнулся Херувим. — При этаком учителе какой с меня спрос?

— Хрен? — притворно удивился Кудрявый. — Ну и засунь его себе в рот!

— Сам засунь! — набычился Херувим.