Путем актера

- Вы посидите здесь… - Она показала на диван. - Почитайте, отдохните. Чаю хотите?

- Хочу! - обрадовался я.

Наташа вздохнула:

- Чая нет. То есть чай-то есть… - Она еще раз вздохнула. - Чашек нет. - И она подняла глаза к небу. - Вот продюсер уйдет, тогда будет чай.

И они с помощником по актерам ушли.

Я уселся поудобнее и стал усиленно искать среди люда, находившегося в комнате, где же продюсер. Ведь я никогда до той поры не видел живых продюсеров, только в кино. Да и там последние запомнившиеся мне “продюсеры” существовали или в виде огромных букв посреди экрана, помните, в самом начале фильма, например: ДИНО ДЕ ЛАУРЕНТИС И КИНОКОМПАНИЯ “ХХ ВЕК, ФОКС” ПРЕД-СТАВ-ЛЯЮТ… (Смотришь и аж дрожь пробирает, думаешь: во, бля, киноиндустрия!..) или в виде дружеского шаржа, по-моему, на того же Лаурентиса в фильме “Восемь с половиной”. Помните, где он говорит какой-то длинноногой девке знаменитую фразу: молчи и будь умницей…

Тем более, думал я, русский продюсер. Я стал искать глазами что-то такое, архетипическое, обьемное, с золотой цепью на шее, в черном костюме и со словами “ну ты, блин, чего?” - но ничего такого, кроме толстой Наташи с сантиметром, слава Богу, не нашел и поэтому как-то даже успокоился, сам не знаю почему.

Работа в нашей мастерской (я думаю, что теперь я могу ее так называть) шла полным ходом. Кинорежиссер фон К. в окружении сотрудников и единомышленников сидел за тем самым столом в углу, за которым неделю назад сидела отборочная комиссия. Собственно говоря, “комиссия” и “единомышленники” - это были одни и те же люди - только плюс фон К.: маленькая женщина, которая говорила мне, чтобы я прошел комнату по диагонали, Наташа с сантиметром, помощник по актерам (он, как я понимаю, занимал не очень высокое положение, так как стоял позади всех), оператор, на этот раз без кепки, еще какая-то молодая дама и интеллигентный седовласый человек, который молча пил чай.

Неужели это - продюсер?! - недоверчиво подумал я про седовласого. Не может быть! Продюсер таким быть не может. Наверное, продюсер куда-то вышел, а это так, его помощник или заместитель.

Видимо, у нас что-то не клеилось, так как разговор в группе велся на повышенных тонах.

Речь шла о каких-то бронетранспортерах, которых кто-то “не заказал”. Кто их должен был заказать и где можно “заказать” бронетранспортеры в городе (это же не такси?), оставалось неясным.

- Есть танк, - сказал оператор. - Т-72.

- Мне не нужен танк, - устало заметил фон К., - мне нужен бронетранспортер. Я же говорил.

После этой реплики фон К. градус разговора поднялся еще на несколько единиц.

Маленькая блондинка сказала:

- А при чем тут я? Я - помощник режиссера!

Молодая интеллигентная дама, по-чеховски скрестившая руки у окна, громко засмеялась:

- А я кто?!

- Вы?! - спросила маленькая блондинка.

Эх, подумал я, а Наумов-то там страдает. Какие типажи. И как женщины, кстати, тоже ничего. Зря не поднялся. Хотя… я посмотрел на колышущуюся за окном листву, на улице, конечно, лучше.

- Покроем танк черным полиэтиленом, - донеслось до меня, - включим мотор… Никто не разберет, что это.

- Так не бывает, - вдруг подал голос человек, которого блондинка с сантиметром назвала продюсером.

- Мне не важно, как бывает, а как нет! - с пафосом сказал фон К. - Я режиссер, а не документалист!

И все на минуту замолчали.

- Чтобы завтра нашли бронетранспортеры! - с вызовом сказал фон К. - Где хотите! В Кремле!.. И помните, - улыбнулся он своей знаменитой голливудской улыбкой, - пятнадцатого я должен быть в Италии. Нас с Таней ждут на Флорентийском биеннале!..

Флоренция! - подумал я. Боже мой!..

4. Пятьсот рублей для Дино де Лаурентиса

Все кончилось. Сначала, провожаемый маленькой блондинкой и Наташей с сантиметром, ушел продюсер, а затем, мягко сославшись на дела, фон К. За ним еще бежали, еще что-то говорили, но он уже не слушал, а улыбнувшись своей знаменитой улыбкой “светского льва”, только сказал: “Потом, потом…” - и ушел.

Когда фон К. ушел, все как-то сразу расслабились. Оператор открыл журнал, ассистент по актерам стал одеваться, а маленькая блондинка, усевшись за стол в углу, вдруг сказала мне:

- А теперь мы должны решить с вами вопрос о гонораре.

Я обрадовался, но что-то в ее голосе меня насторожило. Мне послышалась в нем какая-то тревожная нота. И, как оказалось впоследствии, не напрасно.

- Меня зовут Света, - сказала маленькая женщина,- а вы у нас, значит… - Она сверилась с тетрадью. - Сергей…

Я кивнул и подумал: какой тонкий, деликатный подход к решению деловых вопросов. Сначала представиться. Интеллигентные люди!.. Много не возьму, подумал я. Долларов пятьдесят в день максимум, все-таки знаменитый режиссер и, что ни говори, а сниматься у него почетно.

- Вообще-то, - сказала Маленькая Света, - профессиональным актерам на таких ролях, как ваша, мы платим суточные двести рублей. - Она сделала паузу и быстро на меня взглянула. - Но для вас я постараюсь, чтоб было триста.

Признаться, я лишился дара речи. Я подумал, что она оговорилась. Я только что слышал, что с продюсером обсуждали какие-то пятизначные числа. Тридцать тысяч, пятьдесят…

Стараясь говорить как можно мягче и сделав максимально интеллигентное лицо, я сказал:

- Повторите, пожалуйста, цифру, я что-то не расслышал.

Видимо, у меня получилось не очень интеллигентно, потому что Маленькая Света посмотрела на своих коллег, а коллеги, оставив все свои дела, обернулись и посмотрели на меня. Вышло что-то отдаленно напоминающее немую сцену в “Ревизоре”. Помощник по актерам перестал надевать свою замшевую куртку и так и застыл с одним рукавом на весу, оператор отвлекся от журнала, а интеллигентная молодая дама у окна впервые взглянула на меня с интересом.

- Ну что ж тут непонятного, - с подчеркнутой мягкостью сказала Маленькая Света. - Я же вам сказала, триста рублей. - И она вздохнула. - Вы же сами видели, нам приходится воевать буквально за каждую тысячу долларов. Фон К. вообще говорит, что не видел такого даже в Польше, где работал с паном Вайдой в начале девяностых, и что он продолжает снимать только из патриотических соображений. Должно же быть у нас русское кино, в конце концов, сколько можно игнорировать все национальные ценности!

На последней фразе Маленькая Света даже возвысила голос.

Мне стало стыдно. Действительно, речь идет о знаменитом режиссере, о Русском кино, о Кино с большой буквы, сотни актеров России почли бы за честь находиться сейчас в этом небольшом зале, а я торгуюсь, как на митинском радиорынке. Какая, правда, разница: семь, десять или двадцать пять долларов в день я получу? Но что-то подсказывало мне, что так быстро сдаваться не стоит, и почти против воли я сказал:

- Знаете, так нельзя. Нельзя работать с людьми на чистом энтузиазме. Что такое сейчас - триста рублей? Да я больше на такси потрачу! Уж вы как нибудь постарайтесь.

Я завершил свой краткий монолог и с удивлением увидел, что Маленькая Света как-то странно на меня смотрит. Удивительно, но она не сердилась. Нет, мне даже показалось, что она смотрит на меня с уважением! Она почти улыбалась!..

- Хорошо, - сказала Света, - я постараюсь для вас. Пятьсот рублей. Столько мы платим только заслуженным артистам. - Она подождала от меня какой-то реакции и, поскольку ее не последовало, спросила: - С вас уже сняли мерку?

- Да нет, - с максимальным достоинством отвечал я, - я уже почти час жду.

- Как час?! - вскрикнула Маленькая Света. - А где же Раечка? - спросила она у меня.

- Не знаю, - сказал я. - Какая Раечка?

- Раечка! - закричала Света.

И все сразу оживились и тоже закричали:

- Раечка, где же Раечка?! Позовите Раечку!

А помощник по актерам, до того наблюдавший наш со Светой диалог с видимым безучастием, сказал, словно очнувшись:

- Раиса в этой сцене не участвует. С ним Наташа занимается.