Из чего созданы сны

Автомашины резко тормозили, суматошно крича, со всех сторон бросились люди, один из двух свидетелей помчался к телефону и вызвал полицию. Через шесть минут приехала «скорая помощь» из Университетской больницы, расположенной неподалеку, на Мартиништрассе, через семь минут прибыли две радиофицированные патрульные машины, через одиннадцать минут — два автомобиля со следователями криминальной полиции, которых вызвали патрульные. Следом за ними подъехал один из фургонов дорожной полиции для расследования и допросов.

Как сообщил врач «скорой помощи», Конни получил опасные для жизни повреждения, ему срочно требовалась операция. Его осторожно положили на носилки и отнесли в машину «скорой помощи». «Скорая» включила сирену и тут же уехала. Полицейские и криминалисты оставались на месте происшествия еще больше часа. Были допрошены оба свидетеля. Специалисты фотографировали, делали измерения на местности и выполняли обычные протокольные действия. Стекло одной из фар совершившего наезд автомобиля, левой, разбилось. Специалисты собрали его осколки, а также кусочки краски и сложили все в нейлоновые пакеты.

Следователи еще беседовали с обоими свидетелями в машине для допросов, когда им позвонили с центрального пункта. Это был очень странный звонок, как сказал позже Эдит Херваг один из свидетелей.

— Значит, сначала центральный пункт вызвал эту машину по ее позывному. А потом голос по громкой связи сказал что-то совершенно бессмысленное, — рассказывал он.

— Что? — спросила тогда Эдит этого свидетеля.

— «Капри нужен городской лоцман».

— Что?

— Да, именно так. «Капри нужен городской лоцман», слово в слово, — подтвердил второй свидетель.

— И что? Что ответил криминалист центральному пункту? — спросила Эдит.

— Он ответил: «Рухлядь идет через Северный полюс, понял», — сказал Эдит первый свидетель. — А потом он снова повернулся к нам, и я сказал: «Это не был несчастный случай, это однозначно преднамеренное убийство».

— Совершенно верно! — воскликнул второй свидетель. — Мы же оба видели, как «мерседес» еще подавал автомобилю-убийце сигналы светом!

— Допрашивавший нас служащий принял вдруг совершенно отсутствующий вид и сказал: «Сигналы светом, так-так. Сигналы светом…»

7

— Мне позвонили из полиции две минуты седьмого, — рассказывала Эдит Херваг. Мы сидели в комнате Конни Маннера. Эдит немного пришла в себя, но еще то и дело принималась плакать. Я нашел бутылку виски и время от времени давал ей по глотку выпить. Это была бутылка Конни. Я не хотел расходовать слишком много моего «Чивас». В комнате стояла очень красивая мебель, на стене, оклеенной такими же обоями, как и в прихожей, висели две красивые картины. — Они сказали мне, что Конни сбила машина и что он лежит в Университетской больнице на Мартиништрассе. Я сразу туда поехала. — Она снова заплакала, и я налил ей полстакана. Мы сами ничего не пили. Нам надо было выслушать эту историю и ехать дальше, теперь мы торопились еще больше, чем прежде.

— Спасибо, — поблагодарила Эдит. «Кольт-45» лежал между нами на столе. Эдит выпила, перестала плакать и говорила теперь неестественно ровным, глухим голосом. — Я вызвала такси. Без десяти семь я была в Университетской больнице. Мы попали как раз в вечерний час пик. Когда я пришла, Конни делали операцию. Мне сказали, что ждать не имеет смысла и что мне следует уйти, но я, конечно, осталась. Я ждала перед дверью операционной. В четверть восьмого они его вывезли.

— Вы его видели?

— Нет. Он был накрыт с головой, и один из врачей шел рядом и держал колбу с раствором, Конни поставили капельницу, я видела пластиковую трубку. Но руку я не видела. Я побежала за санитарами, которые везли его каталку. Врач сказал, что нельзя. Я начала кричать. Тут подошли двое в гражданском, взяли меня за руки и повели к выходу. Я снова закричала и стала пинать их, но они не говоря ни слова потащили меня к выходу, а там стоял третий, и он сказал, что я должна на такси вернуться домой, а они мне, когда Конни можно будет видеть, или если ему станет хуже, или если он… — она замолчала.

— Что это были за парни? — спросил я.

— Не имею понятия.

— Из криминальной полиции?

— Может быть. Я не знаю. Все было так жутко. Первые двое со мной вообще не разговаривали, а третий бросил только пару фраз, потом они ушли.

— Ушли куда? — спросил Берти с улыбкой.

— В больницу. Конечно, я тоже снова побежала внутрь, через минуту или около того, и дежурная медсестра, которая явно ни о чем этом не имела понятия, сказала мне, что Конни лежит в одиночной палате в отделении реанимации на третьем этаже.

— После операции все попадают в отделение реанимации, — сказал Берти.

— Знаю. Но почему в одиночную палату? — спросила Эдит. — Я поднялась патерностером^[46] на третий этаж, искала отделение реанимации, а когда нашла, снова увидела тех обоих парней, которые меня выводили. Они стояли перед входом в отделение и сказали мне, что сейчас я ничего не могу сделать, что мне нужно ехать домой, а они мне позвонят.

— Они сказали, что они вам позвонят? — уточнил я.

Ирина сидела неподвижно, как в оцепенении, смотрела на Эдит и слушала, а снаружи ночная буря гремела ставнями.

— Да. Не знаю. Нет, — ответила Эдит, — те парни сказали, что мне позвонят из больницы. А при таких обстоятельствах дела у Конни идут хорошо. Так они мне сказали. Когда мимо пробегал врач и я хотела с ним заговорить, они мне не дали.

— И как же эти типы выглядели?

— Как служащие, — ответила Эдит. — Очень крепкие, совершенно гражданские. И по одежде тоже.

— Молодые?

— Может, чуть старше тридцати.

— Они вам угрожали?

— Когда я сказала, что не собираюсь ехать домой, а сяду на скамейку и буду ждать здесь, один из них сказал, что, если я немедленно не исчезну, то он сам отведет меня вниз, посадит в такси и позаботится о том, чтобы меня больше не пускали в больницу.

— Но такого не может быть! — сказала Ирина растерянно.

— До этого я тоже так думала, — ответила Эдит. — Но, как видите, бывает. Я отказалась уйти со скамейки, тогда один из парней действительно схватил меня, потащил к выходу, посадил в такси и дал водителю этот адрес.

— Но это же должны были видеть какие-нибудь люди в больнице?

— Только врачи и сестры. Все больные были уже в кроватях. А посетители давно ушли.

— И что? — спросил я.

— И ничего, — ответила Эдит. — Сестры и врачи даже не пикнули. Они делали вид, что не видят меня и этого парня. Тогда я в первый раз испугалась и за свою жизнь, понятно? А потом еще больше.

— Потом — это когда?

— После того, как поговорила с обоими этими свидетелями, и они мне все рассказали. Домой я, конечно, не поехала. То есть, поехала, но не сразу. Я сказала шоферу, что хочу сначала на Эппендорфер Баум, 187. А он там должен подождать. — Она задрожала.

— Еще? — спросил я и снова потянулся за бутылкой виски.

— Нет, спасибо, больше не надо. — Слезы снова потекли по красивому лицу Эдит. — Не могу забыть кровь. Кровь на дамбе. Уже давно стемнело, горели уличные фонари. Кто-то засыпал кровь опилками, но во многих местах она проступила, темная и блестящая… — Она откинула голову назад. — Тогда я отыскала обоих свидетелей.

— Откуда вы вообще о них узнали? — спросил Берти.

— Когда мне звонили в первый раз, полицейский сказал мне что-то о двух свидетелях. Он еще не был проинформирован.

— Еще не был проинформирован о чем?

— Ну, о… Я тоже не знаю, о чем… А вы знаете?

Берти покачал головой.

— Нет, — сказал я.

— Но тут же явно что-то происходит… Я имею в виду, ведь это ненормально, как со мной поступили! — воскликнула Эдит.

— Да, — сказал я. — Это ненормально.

— Тайна, — сказала Эдит. — Вся эта история покрыта тайной. А что я ничего не должна об этом узнать, этот полицейский еще не был осведомлен. Так ведь?

— Очевидно, — согласился я. — Так вы нашли обоих свидетелей?