Моя жизнь на тарелке

— Господи. — Роберт выбирается из постели. — Жена — алкоголичка.

Проклятье, сколько мне еще терпеть?

— Уйди, Роберт.

Роберт уходит. Зато звонит — вы догадались — мама. И берет быка за рога:

— Почему у тебя такой голос? Грипп? Сколько можно повторять, Клара, тебе нужны витамины. Надо укреплять иммунную систему, она у тебя ослаблена перееданием и недостатком движения. Твоя мать уже два года как не болела.

— У меня похмелье, Кейт.

— Похмелье?! Омерзительно. А почему у тебя похмелье, Клара?

— Потому что вчера напилась.

— Клара! Я настоятельно советую тебе наладить свою жизнь. Ты слишком много ешь, напиваешься, так недолго и по рукам пойти. «Nux vom» в аптечке есть?

— Чего?

— Если не поняла, нужно говорить «прошу прощения», Клара. «Nux vomica», гомеопатическое средство для алкоголиков. Должно помочь. Так почему ты напилась, Клара?

— На вечеринке была. Потом на торжественном ужине.

— Я постоянно бываю на приемах, Клара, однако почему-то не напиваюсь. Пьяная женщина, дорогая, — отвратительное зрелище. Не менее отвратительное, чем нищенка, от которой пахнет уриной.

— От меня мочой не несет, Кейт, поверь. Мы там были с Робертом. Потом он ушел, а я танцевала.

— С кем?! — ужасается Кейт.

— С новым приятелем, Кристианом. Ты будешь от него в восторге, клянусь. На следующей неделе я вас познакомлю.

— Ради всего святого, Клара, что ты себе думаешь? Танцуешь среди ночи с незнакомцами. Да он мог тебя убить! Или сделать что-нибудь еще более страшное!

— Господи, Кейт. Что может быть страшнее убийства?

— Изнасилование, — отрезает мама. — Я настаиваю, чтобы ты прекратила разгуливать по ночам с насильниками. Клара, похоже, ты в беде. В большой беде. Встретимся за ленчем.

— Не могу, Кейт. Мы улетаем в Париж, нужно собрать вещи.

— В таком случае я пришлю кого-нибудь с лекарством. И перезвоню, справлюсь о твоем состоянии. Господи, Клара, до чего же ты эгоистична. Я ведь звонила, чтобы сообщить важную новость: мы с Максом назначили дату.

— Неужели? Рада за вас. Он очень милый.

— Милый? Милый?И это все, что ты можешь сказать?

— Ой, Кейт, умоляю, не начинай. Только не сейчас.

— Лир был совершенно прав.

— Что еще за Лир?

— КОРОЛЬ Лир, Клара! — Кейт срывается на крик. Невиданное событие. — Я миллионы потратила на твое образование, а ты не знакома даже с азами!

— Ты сказала просто «Лир», как будто речь идет о близком приятеле. Мало ли у тебя друзей.

— Лир мне друг! — торжественно сообщает мама. — Мы с ним родственные души.

— Чтоб знала, что острей зубов змеиных… — цежу я, сдерживаясь из последних сил.

— …неблагодарность детища! [17]Именно, Клара. До свидания.

В конце концов мне удается все же выбраться из постели и опуститься в теплую успокаивающую ванну… с которой уже через каких-нибудь четверть часа приходится проститься.

Снизу несется такой жуткий вой мальчишек, что я почти трезвею и кубарем качусь по лестнице, едва успев завернуться в полотенце. Джек мечется по кухне, ревет и размазывает по лицу кровь.

— Господи! — Я падаю на колени рядом с ним. — Чарли, что здесь произошло?

— Мы дрались, — всхлипывает старший. — А потом… я его не нарочно ударил, а он упал…

— Боли-и-ит…

Заглядываю Джеку в рот. Зубы на месте, язык тоже цел; должно быть, сильно прикусил губу.

— Ну ничего, ничего, милый. — Прижав Джека к себе, баюкаю, как три года назад. — Все пройдет, вот увидишь.

Минуты через две стоны стихают. Джек отрывает голову от моей груди и смотрит на брата:

— Ненавижу тебя.

— И я тебя ненавижу! — вскипает старший.

— Честно? — спрашивает Джек абсолютно нормальным голосом. Травма забыта, на повестке дня более актуальная проблема.

Чарли задумывается:

— Иногда.

— А я тебя иногда люблю! — грустно вздыхает Джек, по младенческой привычке накручивая волосы на палец. — Только когда ты на меня не падаешь.

— Мам, — шепчет Чарли, — правда, Джек иногда бывает очень хороший? Правда? — Он подходит к нам и застенчиво гладит брата по голове. — Прости, Джек.

— Вы у меня оба иногда бываете очень хорошими, — с трудом выговариваю я. — И я вас очень-очень люблю. А где, кстати, ваш папа?

— Наверху, — пожимает плечами Чарли, — музыку слушает. Пойдем играть, — тянет он Джека за руку. — Если хочешь, будешь Веселым Монахом.

— Эмбер, я мать-одиночка, — рыдаю я в трубку полчаса спустя, выпив литр чаю и наглотавшись «Нурофена». — Он кормил их три раза в жизни. А ночью не вставал ни разу, даже когда Джек родился и я умирала от усталости. Знаешь, что он делал, когда мальчишки подрались? Напялил свои долбаные наушники и слушал свою долбаную оперу, черт бы его побрал. Ты представляешь, ЧТО могло произойти, Эмбер? Страшно подумать. А он даже не слышал. И мне пришлось выскакивать из этой проклятой ванны.

— Ты услышала бы в любом случае, Клара.

— О том и речь. Только я и услышала. Как будто у этих детей вообще нет отца. Нет, он их, конечно, любит, но издалека. Палец о палец не ударит, чтобы помочь.

— Забавно, — говорит Эмбер. — Ты как будто о другом человеке рассказываешь.

— А он и есть другой. Не прочь поболтать о тряпках, а треклятого цыпленка в духовку засунуть — ни хрена! Вчера он был так добр, гулял со мной, пока я не протрезвела, даже минералку захватил. Но ведь это дружеский жест, Эмбер, верно? Любой друг так поступил бы. Вот ты, например.

— Конечно. Бывало, помнишь?

Я вздыхаю:

— Помню. Получается, я живу с приятелем?

— Ну не совсем, — возражает Эмбер. — С приятелями обычно не занимаются сексом.

— Не продолжай. Этой темы мне сейчас не выдержать. Секс, даже если он случается, — это еще не все. Секс — это просто часть жизни, как умывание, чистка зубов, ванна и прочее. Приятно, мило, но…

— Но?

— Не знаю. Голова не соображает после вчерашнего. Одним словом, не так я себе представляю семейную жизнь.

— Клара…

— Если бы мы с ним просто снимали квартиру на двоих — тогда другое дело, тогда все было бы в порядке. Но он ведь мой муж.

— Точно. И отец твоих детей. Кому, как не тебе, и знать, Клара, что бывает с детьми, когда родители разводятся.

— При чем тут развод? — ахаю я в ужасе. — Речь не о разводе…

— Именно о разводе, дорогая. Вслух ты не произнесла, но подумала.

— Нет.

— Да. Сама знаешь, что да.

Я молчу. Долго.

— Ладно. Может быть. Допустим.

Такое чувство, будто кто-то открыл шлюзы и вода хлынула потоком. Я тону. Мы все тонем.

— Мне пора собираться, Эмбер. Позвоню, когда вернемся.

— Отдохни как следует, дорогая. И помни — он тебя любит.

— Конечно. — Я кладу трубку.

Еще через пару часов я волоку огромный чемодан — Роберт не любит ограничивать себя в одежде — вниз по лестнице, в прихожую.

— Готова? — бодро спрашивает Роберт. — Поехали.

Об отдыхе в таких гостиницах вы мечтаете, листая в парикмахерской глянцевые страницы журнала «Вояж». Она достаточно старомодна, чтобы элегантно-седовласые леди чувствовали себя уютно в мраморном, с канделябрами и фонтаном, холле; но и достаточно дружелюбна, чтобы рядовые гости не ощущали себя отщепенцами на празднике жизни. В Лондоне есть отель, где мне как-то приходилось брать интервью, — истинный храм минимализма. Там даже дышать страшно; такое ощущение, будто комья грязи летят во все стороны, даже если я смирно стою у стойки дежурного. Здесь совсем не так, и мы с Робертом улыбаемся, поднимаясь вслед за юным коридорным по лестнице.

— Прошу вас. — Коридорный поворачивает ключ в замке и распахивает дверь.

— Боже, — ахаю я, — да это дворец.

— Номер для молодоженов, мадам, — с полупоклоном говорит юноша. — Гостиная… — Широким жестом он обводит огромную комнату с двумя диванами, изящным бюро на витых ножках, баром с напитками, гигантским телевизором, абиссинским ковром и т. д. — Спальня… — Спальня, как становится ясно, скрыта за резной дверью. — Музыкальный центр вот здесь. Охлажденное шампанское в баре. Ванная комната… — Коридорный делает несколько шагов к другой двери.