Делай со мной что захочешь

— Я думаю, он не стал бы возражать, если бы мы с тобою теперь встречались, — сказала Элина, — я хочу сказать — ведь прошло столько лет… Я, к примеру, могла бы приехать к тебе в студию и посмотреть там твою программу или мы могли бы вместе пообедать… Мне хотелось бы поговорить с тобой кое о чем…

Мария с улыбкой покачала головой.

— Нет, Элина, не надо, право же, нет… Марвин не хочет, чтобы я оказывала на тебя влияние.

— Да нет, теперь он не станет возражать, я могу спросить его, — поспешила сказать Элина. — Давай подойдем к нему прямо сейчас и поговорим…

— Нет, право же, Элина, не надо. Он достаточно четко изложил свои соображения, когда женился на тебе. Я не могу идти против его воли.

— Но…

— Элина, не упорствуй! Ты такая милая и такая хорошенькая, но все такая же упрямая, а надо взрослеть. Ты ведь теперь его жена. А мне ты больше не дочь — я хочу сказать-, дочерью не считаешься: у нас с тобой теперь разные фамилии. Ведь Марвин предлагал мне деньги, чтобы я уехала отсюда, но я отказалась, я сказала ему, что никоим образом не буду вмешиваться в вашу жизнь. Я и не вмешиваюсь.

— Когда же это было? — спросила Элина.

— Перед свадьбой. Однажды днем, в грозу, он повез меня выпить в «Язычок пламени» и ужасно нервничал — как настоящий жених! Да, собственно, он и был женихом, хотя в его возрасте… Он долго говорил, и я поняла его, а говорил он о том, как боится, что тебя может затянуть прошлое. Он, конечно, все знает — и про твоего отца, и даже про того человека в Кливленде, ну, ты помнишь, которому принадлежал дом, где мы снимали квартиру… И он тогда сказал — вполне откровенно, — что ему все это вовсе не нравится, он не хочет, чтобы я и дальше влияла на тебя. Он был очень откровенен. Он сказал, что я могу общаться с тобой главным образом по телефону, а встречаться лишь время от времени — когда тебе этого захочется, — но наши встречи должны быть крайне редки. Я, конечно, согласилась с ним. Вынуждена была согласиться.

— Я об этом не знала, — еле слышно произнесла Элина.

— Твоему мужу не скажешь «нет», — сказала Мария. — В самом деле, когда он кончает говорить, ты уже считаешь, что он безусловно прав. Вначале ты, возможно, и не согласна, но в конце концов соглашаешься: ты просто уже не помнишь собственных доводов. А в данном случае он действительно прав. Я на него совсем не в обиде.

— Я рада, что ты не уехала из города, — сказала Элина.

— Нет, я люблю Роби и других моих друзей, и, конечно же, это так интересно — иметь собственную телевизионную программу. Это ведь что-то совершенно новое. Так что я не в обиде на Марвина — в общем-то, мы с ним теперь почти друзья… Если он не привозит тебя в клуб, то я, конечно, понимаю почему. Он абсолютно прав. А он когда-нибудь говорил тебе, как он нас с тобой проверял? — спросила Мария, понизив голос.

— Ты хочешь сказать, с помощью детектива?

— Детектива! С помощью целого агентства, Элина! — рассмеялась Мария. — Он, должно быть, ухлопал на это тысячи долларов. Он знал о тебе, душенька, решительно все — даже записи врачей за несколько недель до свадьбы… Не знаю, как, черт бы его побрал, он их раздобыл, — то ли его люди пробрались во врачебные кабинеты и пересняли там все, то ли он подкупил секретаршу доктора. Ну, разве не предусмотрительный человек? И он очень любит тебя, душенька. Чего же еще желать от мужа?

— Ничего, — медленно произнесла Элина.

— И чего еще желать от жизни? Так что, прошу тебя, Элина, не подвергай опасности свой брак, заводя с мужем разговоры обо мне. Если мы и встретимся, я буду для тебя Марией Шарп. Ты очаровательная молодая женщина, — с любовью сказала Мария, — но, откровенно говоря… словом… в этот момент моей карьеры мне, право же, ни к чему иметь взрослую дочь… Ты меня понимаешь?

Элина смотрела на вазу. Но ее пристальный взгляд был устремлен словно бы и не туда: она по-настоящему не видела вазы.

— Не следует напрашиваться на неприятности, — сказала Мария. — Ну, чего тебе еще надо — ведь вы с Марвином ведете такую интересную жизнь!

— Ничего, — сказала Элина.

1. Пересекая всю страну — взлетел в одном месте, приземлился в другом, — он всегда в глубине сознания держит мысль обо мне, ни на минуту меня не отпуская. Он вечно в движении. Я — в неподвижности.

Я никогда не думала о том, какие лица он видит, — не только женщин, но и мужчин, целые толпы людей, и все — чужие. Я никогда не думала о том, что могу его потерять.

Элина сидела за обеденным столом и читала открытку от мужа. Он был в Фениксе в связи с одним судебным злоупотреблением — шла вторая неделя разбирательства. Элина читала и перечитывала острые, поспешно нацарапанные каракули.

На другой стороне открытки было глянцевое, ярко раскрашенное изображение пустынной горной местности — колючие растения тянули вверх свои отростки, словно руки, молящие, умоляющие. Краски были ярко-голубые, ярко — оранжевые и зеленые — зеленая краска на кактусах чуть расплылась и выглядела неубедительно. Элина некоторое время пристально рассматривала картинку. Она дотронулась до одного из кактусов, медленно обвела его пальцем.

Когда Марвин уезжал из дома, он звонил ей по два раза в день — один раз утром и один раз вечером. Иногда он звонил также и днем.

Элина поставила перед собой открытку и взялась за остальную почту: два маленьких белых конвертика с приглашениями, большой конверт из одной детройтской организации, с которой Марвин сотрудничал, брошюра с планами компании, куда были вложены капиталы Марвина, на 1967/68 год, множество всяких реклам, журналов, повестка из одного благотворительного общества, к которому принадлежала Элина, — на конверте были напечатаны ее имя и адрес… Затем письмо из Майами-Бич, адресованное миссис Марвин Хоу, — письмо от руки…

Элина извлекла этот конверт из груды остальной почты и принялась изучать почерк. Он показался ей незнакомым — обычный, очень четкий почерк. Писала женщина. Элина подумала: «Я могу это вскрыть, а могу и не вскрывать». Все было правильно: письмо адресовано ей — миссис Марвин Хоу. Номер на Лейкшор-драйв тоже был правильный.

Словно глядя на себя со стороны, Элина увидела, как она повертела письмо в руках и стала его вскрывать — медленно, не разрывая конверта: она явно решила прочесть письмо. И вдруг подумала: «Мне же вовсе не обязательно его читать…» Она вынула из конверта маленький, будто вырванный из блокнота, листок бумаги и несколько минут смотрела на него, не читая. Затем, чуть ли не против воли, прочла:

«Спросите его про Урсулу из Майами-Бич. Наберитесь храбрости спросить. Ваш муж — не чужой для этой Урсулы. Внимательно наблюдайте при этом за его лицом».

Элина прочла это несколько раз. За ее спиной дом хранил тишину, постаревший, ставший с возрастом уютным, — много комнат, покойных, тихих. Стены были толстые. Даже слой обоев был толстый — один тоненький, как кожа, слой на другом, чтобы приглушить все звуки. Элина перечла записку — медленнее. Если она сейчас поднимет взгляд, он легко скользнет по блестящему столу, упрется в черные с золотом обои и затейливые резные часы.

Она положила письмо перед собой, рядом с открыткой Марвина. Пригнулась и стала попеременно смотреть то на письмо, то на открытку.

2. В небоскребе Рэкема она сидела в самом центре аудитории, за четвертым столиком в среднем ряду. Она выбрала этот столик инстинктивно, наобум, в первый же день; другие слушатели время от времени пересаживались. А Элина всегда сидела за одним и тем же столиком. Она раскрыла блокнот на записях последней лекции. Следующая страница была пустая, и она написала наверху: 11 февраля 1969 года — профессор Броуэр: «Что следует знать о ведении деловых операций по продаже недвижимости». Это был курс лекций по юриспруденции, который она посещала, — «Юриспруденция для непрофессионалов», и к этой неделе им следовало прочесть главу о ведении деловых операций по продаже недвижимости.