Параметрическая локализация Абсолюта

Активные, на его взгляд, были сложнее устроены. У пассивных страх лежал на поверхности, а у активных он был загнан так далеко вглубь, что и следов не оставалось – только повышенная температура поверхности выдавала бурлящую в недрах магму. Власть надо любить! Власти надо помогать! Кто против этого – тот бездельник, предатель и преступник! Если всех давят, то на это есть важные причины; если кого-то бьют, то за дело; если кого-то бьют несправедливо, то это ложь и клевета; если несправедливо бьют тебя, то это по ошибке. Откуда это пошло? Со сталинских времён, когда этот образ мыслей вдолбили в головы молотами? Но ведь отец родился позже и не застал? Тогда откуда?

5. Отродясь не был

Сам Василий сызмальства был критично настроен к любым императивам и директивам. Заставить его пить кипячёное молоко или ложиться вовремя спать было невозможно, ни уговорами, ни убеждениями, ни угрозами. Он требовал, чтобы и молоко пили вместе с ним, и укладывались одновременно. Слушался он только отца, да и то лишь в раннем детстве. Отец тогда работал журналистом-обозревателем, разъезжал по областям и городам, дома появлялся редко и представлялся Василию громогласным гигантом, всемогущим полубогом. Каждое его слово было закон! Не ковыряйся в носу. Не стучи. Не кричи. Но потом, когда отец сменил службу на музу и осел редактором в одном из местных поэтических альманахов, героическое быстро измельчало: он сам ковырялся в носу, стучал, кричал и каждую пятницу валялся в колбасу пьяным. И Василий окончательно оставил послушание, уроки не учил, уши не мыл, зубы не чистил. А если отец ругал или бил – объявлял голодовку, и тут уж вступались мама с бабушками, не могли же они потерпеть, чтобы милый Васенька исхудал.

В школе Василий особыми успехами не отличался: почерк у него был маленький и кривой, ручки всё время текли чернилами на рукава, математику он тоскливо не понимал, куда ставить запятые в языках – не угадывал, а историю не переносил за бесконечные даты. Зато, когда дело касалось справедливости, Василий сразу как будто просыпался. Он не раздумывая делился с друзьями чистой тетрадкой или булочкой, даже в ущерб себе. На компромиссы с учителями не шёл никогда, ябед презирал. За исключением старшеклассников, не боялся никого. А один раз взял на себя вину за разгром в школьном туалете, учинённый приятелем Сашкой. Они прятали на высоком сливном баке сигареты, Сашка полез, оступился, и всё с грохотом обрушилось, бак раскололся, лопнула труба, хлынула вода. Мокрый Сашка вставал с карачек, а тут как раз вошёл завуч. На лице Сашки, запуганного родителями отличника, появилось такое отчаяние, такая паника, что Василий, не ожидая вопросов, заявил завучу: это я. Да, я. И что? И ничего, отвели к директору, вызвали родителей, поругали конечно, а что они ещё могут. Сашка сначала не знал, как благодарить, но потом они скоро раздружились, наверное, Сашку тот случай уязвил и унизил.

Впрочем, нонконформизм сам по себе Василия не привлекал, ему была важна именно справедливость. Если, к примеру, ты требуешь мыть уши – то мой их сам! Иначе это подлый обман. Поэтому тех учителей, которые по-настоящему разбирались в своих предметах, он уважал. Это же сразу видно – разбирается или читает тупо по учебнику. Больше всего он уважал трудовика, который гнул гвозди голыми руками, умел вырезать лобзиком из фанеры идеальный круг, не намечая циркулем, и с лёгкостью управлял токарным станком. Но и труд не давался Василию: пилки гнулись, свёрла ломались, из фанеры лезли щепки и впивались в ладонь. Ну как ты киянку держишь, Вася? – укоризненно гудел трудовик. Ну кто так держит? Ты же, Вася, не хер моржовый держишь, а рабочий инструмент! Вот так надо, вот. Ну, бей! Василий бил, но киянка соскакивала и попадала по пальцу.

6. Когда правда победит

В седьмом классе Василий увлёкся музыкой в стиле рок, все дни напролёт слушал повстанческий панк, а на день рождения попросил гитару. Все родные замерли: вдруг это судьба, вдруг он станет музыкантом, артистом, композитором? Благоговея, мама с бабушкой отправились в магазин и приобрели недорогую, но красивую гитару с изображением пламени на деке. Продавец одобрил их выбор и подтвердил, что многие великие симфонисты начинали именно с гитары. Он уговорил их взять ещё бронзовый бюст Брамса, чтобы юноша вдохновлялся, и дал телефон хорошего преподавателя. Бюст Василию понравился, но от преподавателя он отказался наотрез. Он засел за самоучитель и провёл несколько месяцев в упорных занятиях, мужественно преодолевая боль в пальцах, а мама с бабушкой ходили на цыпочках по коридору, замирая у его двери и прислушиваясь. Музыкальный пик наступил, когда Василий разучил серенаду Мусоргского и спел её от начала до конца, под неуверенные аккорды. Мама и бабушка плакали и целовались за дверью. Но увы, за плавным взлётом последовал крутой спуск, и Василий быстро охладел к гитаре. Всё-таки музыка – это не моё, сказал он на кухне. А что же твоё, Васенька? Но тут уж отец вступился: дайте парню погулять, пока молодой! Жизнь долгая, ещё определится. Ещё отпашет своё!

В поисках себя Василий несколько месяцев походил на греблю, несколько месяцев – на каратэ, а потом стал готовиться к поступлению в колледж. Мама советовала ему бухучёт, отец – вентиляцию, но Василий метил выше: в экономику и управление на предприятии. Он открыл математику, напрочь ничего не понял, и, сжав зубы, стал двигаться по темам назад и назад, ища такое место, которое он уже знает и с которого нужно начинать учить. Место обнаружилось в учебнике за четвёртый класс, задачи про яблоки и молочные бутылки. Он решил несколько задачек, выучил правило и подумал: жаль, что нет специальности просто «управление», без экономики. Да и вообще, зачем для экономики, скажем, геометрия? Или эти бессмысленно сложные уравнения? Разве в экономике это нужно? Нет же. Там только проценты, а проценты я знаю. А если вдруг и понадобятся сложности – на то есть компьютеры, пусть решают, не каменный век, в конце концов!

Как раз в это время он познакомился с Михаем, у которого был друг, у которого был папа-активист, и Михай открыл Василию глаза на политику. Настоящее потрясение! Оказывается, не зря он так не любил историю: все учебники – сплошное враньё! Оказывается, они переписывались заново при каждой новой власти. И Василий засел за подлинную историю – Михай подбросил ему пару правильных книжек. Книжки сильно разнились между собой в трактовке истинной истории, но в главном сходились: нынешняя власть лжёт и чинит бесчинства. В прошлом тоже было всё плохо, говорили книжки, но сейчас настоящий апофеоз несправедливости. Василий загорелся жаждой правды. Он сходил на несколько демонстраций, осмотрелся, и своими глазами увидел, как невинные люди подвергаются беспощадным гонениям за одно лишь желание открыто волеизъявляться. Он кричал вместе с другими, требовал свободы, получал дубинкой по спине, спасался от автозаков и постепенно закалялся. Экзамены он сдал плохо, в колледж не поступил, расстроив маму и разозлив отца, но не значило ли бы поступление в колледж согласие с системой?

7. Не запугаете

В армию Василия не брали из-за слабого сердца, и это стало для него большим облегчением – не пришлось слишком рано и несвоевременно вступать в противоборство с репрессивным аппаратом. Потянулись счастливые месяцы, полные свободы и самоопределения. Что может быть лучше? Читать книжки о политике, слушать рок, спешить на акции по осенним улицам, убегать от ментов, возвращаться поздно ночью пешком, наблюдая луну. Жаль, что это продлилось недолго: отец стал ежедневно прессовать его, а мама больше не защищала. «Сильнее всего на свете я ненавижу дармоедов», «жрут, пьют, а сами ни копейки заработать не могут», «все ваши активисты – тунеядцы», «в институты поступить мозгов не хватает, а туда же – президента критикуют» – всё это было нестерпимо обидно и несправедливо, а на доводы, что в нашей стране честно трудиться невозможно, отец только презрительно кривился. «Власть ругаете, а мамкину пенсию прожираете!» И Василий начал искать работу, чтобы доказать.