Самородок

Хотя обычно Мемо следила за собой, сейчас она казалась измотанной, под глазами были синие круги. Она ставила цветы и осенние листья в вазу, и Рой увидел на ней то же черное платье, что она надевала всю неделю (чего нельзя было даже представить себе раньше), и что ее волосы потеряли блеск и не ухожены. Мемо переживала, что по ее вине случилась беда с командой. Как же глупо было не подождать день-другой! (Плача, она рассказала, как Поуп обзывал ее последними словами.) Отчаяние не покидало Мемо, пока она не услышала, что Рой собирается участвовать в плей-офф. По крайней мере не на ее совести будет, что он не сможет этого сделать. Поэтому теперь ей стало легче. Не намного легче, переживал Рой, иначе она не была бы такой потерянной и несчастной.

Поставив цветы, Мемо молча стояла у открытого окна и смотрела на темную улицу. Вдруг она громко зарыдала.

— О, Рой, я больше не могу этого выносить, не могу.

Он привстал.

— Что случилось?

— Я не могу больше жить, как я живу.

Мемо упала в кресло и расплакалась.

Отбросив одеяло, он спустил ноги на пол. Она посмотрела на него и попыталась улыбнуться.

— Не вставай, милый. Со мной все будет хорошо.

Рой сидел на краю кровати и чувствовал себя очень неуверенно. Он никогда не знал, что делать, если женщины плакали.

— Просто я сыта по горло, — плакала Мемо. — Сыта по горло. Поуп ведет себя со мной ужасно, и я не хочу больше жить за его счет, хотя он мой дядя. Мне нужно найти работу или уехать куда-то.

— И что эта вонючая креветка говорит тебе?

Она нашла в сумочке носовой платок и высморкалась.

— Дело не в его словах, — печально проговорила она. — Слова не убивают. Меня воротит от того, как он живет. Хочется бежать, и подальше.

Потом Мемо опять дала волю слезам и стала похожа на бьющуюся в клетке маленькую потерянную птичку. Рой растрогался.

— Не плачь, Мемо. Скажи только слово, и я позабочусь о тебе, — сказал он дрогнувшим голосом. — Выходи за меня.

Она не могла подавить рыдания. А он терзался от неуверенности в их будущих отношениях. Внезапно она перестала плакать и слабым голосом спросила:

— А ты возьмешь меня. Рой?

Чувства переполняли его. Он быстро сказал:

— Это я-то? — и упал на кровать.

Мемо подошла к нему.

— Есть кое-что такое, что ты должен понять, Рой. И тогда, вероятно, ты не захочешь меня. Я боюсь бедности. Наверное, я слабая или испорченная, но я должна быть с кем-то, кто способен содержать женщину. Не хочу жить, как рабыня. Я должна иметь свой дом, горничную, приличный автомобиль, чтобы ездить за покупками, и меховое пальто. Я не хочу думать о том, что на никель [63] подорожала банка бобов. Может, и нехорошо хотеть всего этого, но я не могу иначе. Я уже достаточно знаю жизнь и много повидала. Я видела, как жила моя мать, и знаю, что это убило ее. Я решила, что буду иметь то, что мне нужно. Ты это понимаешь. Рой?

Он кивнул.

— Мы должны смотреть правде в глаза, — продолжила Мемо. — Тебе сейчас тридцать пять, значит, у тебя, как бейсболиста, осталось не так много времени.

— Что ты имеешь в виду? — с невозмутимым видом спросил он.

Но она имела в виду вовсе не его гипертонию. Рой испугался, что Мемо узнала.

— Мне не хотелось бы говорить об этом, Рой, но я должна быть практичной. Предположим, следующий сезон будет твоим последним или что после этого ты сыграешь еще один. Наверняка до этого ты получишь хороший контракт, но на жизнь нужны деньги. Так что же мы будем делать до конца наших дней?

В комнате стало темно. Рой почти не видел ее.

— Включи свет.

Она включила.

Он внимательно смотрел на Мемо.

Она забеспокоилась:

— Рой…

— Я как раз думал о том, что даже если мне придется уйти уже сейчас, за следующие несколько месяцев я сумею наскрести тысяч двадцать пять. Это большие деньги.

Она смотрела на него с сомнением.

— И что ты сделаешь с этими деньгами?

— Мы поженимся, и я вложу их в бизнес. Все так делают. Мое имя известно. У нас все получится, и у тебя будет все, что ты хочешь.

— Какого рода бизнес? — спросила Мемо.

— Пока не могу сказать — может быть, ресторан.

Она поморщилась.

— А что ты имеешь в виду?

— О, что-нибудь крупное, Рой. Я бы хотела, чтобы ты купил долю в компании, где получил бы должность менеджера. Тогда тебе не пришлось бы совать нос в кастрюли в вонючем ресторане.

— Сколько нам нужно денег, чтобы войти в какую-нибудь из больших компаний?

— Мне кажется, больше, чем двадцать пять тысяч.

Рой хмыкнул.

— Тысяч тридцать пять?

— Скорее пятьдесят.

Он нахмурился. От разговора о таких деньгах ему стало не по себе. Но Мемо права. Это должно быль чем-то большим, чтобы оправдать себя. К тому же большая компания позволит заботиться о своем здоровье. Рой ломал голову над тем, где бы взять еще двадцать пять. Это необходимо сделать до начала следующего сезона, — ведь как только все увидят, что он не играет, станет не так-то просто заработать на его имени. Людям не нужен бывший. Он должен жениться и иметь деньги, сделать и то и другое до следующей весны в том случае, если не вернется на поле. Рой обдумывал способы быстро заработать деньги — продать газетам историю своей жизни, поколесить этой осенью и зимой с выступлениями по провинции, ну без особого напряжения. Но ни то ни другое не принесло бы ему больших денег — во всяком случае, никак не двадцать пять тысяч. Рой лежал на спине, закрыв глаза.

Мемо что-то прошептала. Он открыл глаза. Почему она в этом старом черном платье, с нечесаными волосами, совсем как Лола, гадалка из Джерси-Сити? Но говорила Мемо спокойно…

— Кто послал тебя, — спросил он, — эта паскуда Гас?

Она покраснела, но ответила ровным голосом:

— Судья.

— Бэннер? — У Роя перехватило дыхание.

— Он сказал, что заплатит тебе пятнадцать тысяч сейчас и больше в следующем сезоне. Он сказал, что все зависит от тебя.

— Я сразу учуял, что воняет скунсом.

— Он просил передать это тебе. Я никакого отношения к этому не имею.

— Кто же имеет отношение к этому?

— Не знаю.

— Поуп?

— Нет.

Рой долго лежал, не шевелясь. Мемо не сказала больше ничего, не упрашивала, не подталкивала. Было уже позднее время. Объявили, что посетителям пора уходить. Она встала и надела пальто.

— Я думала о том, что ты будешь делать, когда оставишь бейсбол.

— Чего он хочет от меня?

— Что-то связанное с плей-офф.

— Они хотят, чтобы я сдал игру?

Она не ответила.

— Ни за что!

Она пожала плечами.

— Я сказала им, что ты не согласишься.

Она была такая худенькая, такая замученная. Плечи поникли, ни кровинки в лице. Отказывая ей, Рой чувствовал, как у него разрывается сердце.

Он погрузился в глубокую дрему, но спал не очень долго. По комнате черной тенью на потолке захлопал крыльями и закружился над его лицом, роняя капли жира, стервятник с красными глазами. Они сцепились, переворачивая столы и стулья, и тут вспыхнувший свет разбудил его. Рой сунул руку под подушку за пистолетом, думая, что он лежит там, но его не было. Придя в себя, он увидел сквозь слепящий свет, что на него смотрит стоящий в ногах его постели судья Гудуил Бэннер в темных очках и мягкой черной шляпе.

— Какого черта вам здесь нужно?

— Ну что ты так всполошился? — громко спросил Судья. — Мисс Пэрис сказала мне, что ты не спишь, и администрация разрешила зайти к тебе на несколько минут.

— Мне нечего вам сказать. — Ночной кошмар лишил Роя сил… Он не хотел, чтобы Судья видел это, и заставил себя сесть.

Весь помятый, Судья при электрическом освещении стал желтым и сидел в кресле, не снимая шляпы. Он втянул огонь в трубку и бросил сгоревшую спичку на пол.

— Как здоровье, молодой человек?

— Нечего говорить об этом. Теперь я в порядке.

Судья пристально рассматривал его.