Австралийские рассказы

Прежде, вероятно, она выглядела не так. Когда мы впервые увидели ее, они были уже несколько месяцев в пути, а ведь такая жизнь не красит. Немногие женщины могут ее выдержать. Из тех, кого я знаю, ни одна не смогла так приноровиться к ней, как миссис Морти. Этот образ жизни пришелся ей, как видно, по душе, и она не искала подружек среди женщин в городках, куда Бен и Булли пригоняли скот.

Когда Бен и Булли останавливались в Шеллоу Лэйксе, ее неизменно можно было увидеть хлопочущей около лошадей или у фургона на лугу, близ загона; когда они застревали в баре Тибби, она гнала вечером лошадей на водопой, сидя верхом без седла на старом добром гнедом коне, одной рукой держась за гриву. Не раз ей приходилось разгружать фургон. Но где бы вы ее ни встретили, что бы она при этом ни делала, всегда у нее во взгляде светилось спокойное удовлетворение; оно не покидало ее и когда в тряском фургоне она отправлялась в трехсотмильный путь, к северу или к югу, и когда, возвращаясь, она устало брела за фургоном или за стадом.

В дороге Бену и Булли не о чем было разговаривать. Они только покрикивали на своих лошадей и волов. Но с тех пор как появилась миссис Морти, Булли стал очень общительным; заходя на какую-нибудь ферму, он с видом человека семейного принимался выкладывать все новости о погоде, о положении в стране, обо всех рождениях, кончинах и свадьбах, обо всех подлинных и вымышленных событиях, происшедших в тех местах, которые они проходили. Бен стал еще молчаливей, чем прежде.

Говорили, что Бен недолюбливает миссис Морти. Он никак не мог простить ей того, что Булли на ней женился, и что она тащится теперь с ними по дорогам. До того дня как появилась миссис Морти, братья уже в течение десяти лет гоняли вместе гурты скота.

Как-то в конце зимы мы повстречали их на равнине, по дороге к Шеллоу Лэйксу, — мы не видели их больше трех месяцев.

Бен и Булли, на своих гнедых, да миссис Морти, которая плелась за стадом, были единственными существами, движущимися под безоблачным синим небом, если не считать нас с нашими лошадьми да пары ворон, круживших в отдалении.

Я уже не раз видела, как миссис Морти терпеливо шагала позади стада; животные то и дело останавливались, чтобы пощипать сохранившуюся кое-где траву; женщина шла в облаках пыли, устремив взгляд к горизонту, на север, на юг или туда, где виднелись смутные очертания холмов. Но в этот день, когда она улыбнулась в ответ на мое приветствие, глаза ее сияли; улыбка светилась в них, как заря в предрассветном небе.

Когда через несколько месяцев Бен и Булли пришли в Шеллоу Лэйкс с гуртом в пятьсот голов, миссис Морти сидела на передке фургона с ребенком на руках.

В тот вечер Бен и Булли отправились в город покутить; на сей раз они превзошли самих себя. Их крики и песни, которые они распевали в баре Тибби, можно было услышать в любом доме Шеллоу Лэйкса; раскатистый смех и буйные голоса доносились и до луга близ бойни, где в фургоне миссис Морти кормила ребенка. Она то вглядывалась в темное пространство равнины, то устремляла взгляд в ночное небо, усыпанное звездами; шум, долетавший из бара Тибби, ее не беспокоил.

Веселье Бена и Булли не мешало никому в Шеллоу Лэйксе, за исключением мистера Джона Уили; но он был новичком в нашей местности. Почти каждый здоровый мужчина пил вместе с Беном и Булли, а непьющие дружески поздравляли их.

Может быть, мистер Уили почитал себя важной персоной, ответственной за порядок в Шеллоу Лэйксе. Говорили, что он должен был переехать к нам с юга, из тихой захолустной местности, вследствие слабости своего здоровья, и люди в Шеллоу Лэйксе этому верили.

Во всяком случае, прошло уже некоторое время после того, как Булли разбил окно в баре, а Бен, проверяя свою меткость, запустил туда несколько бутылок и стаканов; и они теперь сидели и мирно обсуждали результаты вышеупомянутых подвигов, как вдруг перед братьями предстал мистер Уили. Положив руку на плечо Булли, он заявил;

— Вы пойдете со мной.

Булли смерил его взглядом. Уили был остролицым маленьким человечком, полным отваги и глубокой веры в моральное воздействие своего полицейского мундира. Булли размахнулся и сшиб полицейского с ног. Пошатываясь, он стоял над ним — пьяный гигант шести футов ростом.

— Слушай, Бен, — заплетающимся языком произнес он, — дай-ка мне свой перочинный нож, я поставлю клеймо на ухо этой корове, чтобы потом ее узнать.

К утру Уили очнулся. К боли от вчерашнего удара присоединилось еще мучительное воспоминание о перенесенном унижении. Пат Радсон, шорник, живший по соседству с Уили, спросил полицейского, чем это он умудрился разозлить Булли Морти и заработать его знаменитый удар левой.

— Я намеревался арестовать его, — начал негодующе Джон Уили, — и…

— Арестовать Булли Морти?! — воскликнул шорник, уставившись на полицейского. — За что же это, черт побери, вы собирались его арестовать?

— Он напился, и…

— Напился и бесчинствовал, — с усмешкой проговорил Пат. — Да ведь он праздновал рождение своего первенца! Вот что он делал. Эх вы, человек! У него родился сын. И если это, по-вашему, не причина славно погулять, тогда я уж не знаю, что и говорить.

Да, в самом деле, по такому случаю не грех было погулять. Прямо невероятно, как у Булли Морти и его жены, самых обыкновенных людей, появился такой сынишка.

Вильям Бен научился ходить, и мы часто видели как он, торопливо семеня ножками, бежит рядом с матерью, позади стада, а когда погонщики делали привал, он играл около фургона.

Копна кудрявых волос покрывала головку Вильяма Бена. Казалось, все пламя волос матери переселилось в его кудри; они горели, как золото в песке на дне ручья, а глаза были карими, как у Булли и Бена. Кровь просвечивала сквозь нежную кожу, которая очень скоро покрылась густым загаром, как у матери; губы были свежими и алыми. Не часто приходится встречать в нашей местности ребенка, наделенного такой яркой красотой. Наверное, поэтому люди так много толковали о нем.

Булли очень гордился своим сыном. Миссис Морти глядела на него, словно львица, которая с материнской нежностью вылизывает своего детеныша. Но ничто не могло сравниться с восхищением и обожанием, с каким смотрел на него Бен. Он не выражал своих чувств ни словом, ни жестом, и некоторые сердобольные кумушки утверждали, что Бен считает сынишку Булли еще одним оскорблением, которое нанесла миссис Морти старой дружбе братьев.

Гоняя из года в год стада и сталкиваясь с разными людьми на северо-западе, они набили руку в своем деле и преуспевали. Поговаривали, что их дела идут настолько хорошо, что в скором времени они купят домик для миссис Морти с сыном. Но пока что у них был только фургон; и миссис Морти с Вильямом Беном следовали повсюду за Беном и Булли.

— Такая жизнь достаточно хороша для меня, она хороша и для Вильяма Бена, — говорила миссис Морти.

Куда бы они ни приходили, разговор был только о сынишке Булли: что за славный паренек и как быстро он растет. Когда незнакомые люди заговаривали с Булли о сыне, гордость переполняла его, и он неизменно отвечал:

— Он у меня крепыш, как бычок!

Случилось это во время перегона большого стада в Хилл к бойням Бэйрда; малыш заболел. Сначала ни Булли, ни миссис Морти не обратили внимания на его недомогание. Они подумали, что ребенок просто съел что-то неподходящее, как уже случалось раза два до этого.

Но Бену с самого начала не нравилась эта болезнь. Он внимательно смотрел на Вильяма Бена, когда тот отказывался есть, и тревожно прислушивался к тому, как мальчик плакал во сне.

Через три дня Вильям Бен уже не семенил рядом с матерью. Ослабев, он лежал на полу фургона и тихонько хныкал. Беном овладела паника. Он бросился в город за врачом. Они были уже в сотне миль от Шеллоу Лэйкса.

Бен вернулся с врачом. На лицах Булли и миссис Морти было тупое недоумение. Бен не заговорил с ними. Он отсутствовал около двух суток. У него не хватило сил спросить, что случилось; он обернулся в ту сторону, куда смотрели Булли и его жена, увидел протоптанную в песке дорожку; она привела его к берегу ручья — туда, где над Вильямом Беном высился холмик из песка.