Один плюс три(СИ)

- Кто тебя так одел? - спокойно спросил.

- А тебя?

Мелехов не обращая внимания на "тыканье" посмотрел на себя. Такая же форма и сапоги, на плечах погоны подъесаула.

'Эка! Дольче Габбана, понимаешь! А ещё меня - отгаббанят?' - подумалось. А сотник обвёл глазами землянку, побледнел лицом и бросился за дерюгу, отделяющую дальний угол. Дерюжка оборвалась, и комдив-1 повстанцев рассмотрел там две походные кровати, заправленные по-солдатски синими одеялами. В изголовьях лежали подушки с белейшими наволочками. Бледный сотник обернулся. Лицо растерянное, по-детски округлённый рот и в глазах слёзы.

- Ты кого потерял? - к спокойствию комдива добавилось слабое пристрастие.

- Бабу свою, мать её за ногу! - вякнул сотник.

- Раззява, найдётся. Развёл бабью ярмарку, понимаешь, с белыми наволочками...

Мелехову чужие бабы были неинтересны, куда интересней было рассматривать свои руки, а потом и лицо в круглое зеркало в бронзовой оправе. Ладони были чистые, здоровые с подстриженными аккуратно ногтями. И лицо, помолодевшее, загорелое, чисто выбритое, без мешков и синевы под глазами. На задворках сознания пронеслась непонятная фраза: "омоложение полковника прошло успешно". Прислушался.

- Н-да. А что стрельбы не слышно, сотник?

- Н-не знаю я, - сотник скисал на глазах.

'И пошто я такой спокойный?'. Пригладил волосы. В дверь землянки постучали. Зашли ординарец Мелехова - Прохор Зыков и Митрий Коршунов.

- Григорий Пантелеевич, ты тута? Выйди-ка на-час, тут такое, в общем должон сам посмотреть, - прошептал Прохор; он топтался на пороге землянки с ошалевшими глазами и растерянным лицом.

- А вы откуда взялись? Прохор, ты ж должён в Вёшках обретаться...

- Да, а меня вот сюда занесло, с Митрием. И не спрашивай как, - еле выдавил из себя Прохор.

Подъесаул, недоумевая на Прохора, вышел из землянки в три наката, глядя под ноги. Окоп как метлой подмели. 'Н-да. Чисто стало. И когда успели? '

- Ты, Григорий Пантелеев, по сторонам-то глянь! Та, хоть влево,- уже смелее предложил ординарец.

Мелехов посмотрел налево. Траншея змеилась и терялась в тумане. Прошёл до указанной Прохором амбразуры, посмотрел прямо, и обмер. Увидел шлюзовой канал саженей сорока; по нему шлёпает паровой катер, да под царским российским флагом, и тянет за собой две баржи, доверху заполненные рудой.

'Канал, царский флаг, руда? Откеля это'? - вопросил у себя. А на противоположном берегу степь с разнотравьем до горизонта, с небольшими рощицами. 'И Дикое поле'.

- А где красные? - над плечом Мелехова повис сотник. Спросил и охнул. - Хока красных... заела, - после паузы произнёс. Его глаза недоуменно разглядывали то катер с баржами, то пустой берег.

- Господа офицеры, а теперя гляньте одесную. Плиз, - фраза Коршунова прозвучала вежливо, но с большой иронией.

- Ох! - и Мелехов прилип к биноклю, поданному Прохором.

Справа, в саженях трёхстах, обретался однопролётный мост. Перед мостом, на их стороне, комдив рассмотрел двухэтажное кирпичное здание с вывеской: "Северо-восточная таможня Донского края". Рядом, аккуратно, стояли казарма, конюшня, "Караван-сарай" и хозпостройки. Солнце освещало все это великолепие... отменно. А тут ещё, под боком, Митрий Коршунов изрек:

- Опаньки, челы кары за мытню ныкают, а на шифере движуха пошла. Прикинь, командир, они волыны инсталлируют. Вау, сам-три! Ты смотри-и-и... и не по фен-Шую. А чё он в 'Цейс' вылупился?

Прохор с сотником хмыкнули непониманием. В отличие от простых прочих, Мелехов понял, что сказал бывший дружок. Ибо перед мостом автомобили и, правда, сдавали назад за здание таможни, а на крыше сновала обслуга к трём станковым пулемётам. И какой-то офицер в полевой русской форме с защитными погонами, с крыши, рассматривал их позицию в бинокль. "Гляделки" продолжались недолго. Офицер скомандовал, и появился шест с привязанным к его концу, белым куском ткани. Шестом помахали, офицер помахал тоже.

'Типа, не стреляйте. Свои мы'. И набежали гомонящие казаки сотни, с вопросами. Сотник приказал им заткнуться и посмотрел выжидательно на Мелехова. 'Надо итти'.

- Пойду на переговоры. Вроде там наши, - нервы подъесаула поднапряглись.

- Зачем итти, могим ехать, я одвуконь сюда заявился, Григорий Пантелеевич, - Прохор указал на двух коней наверху землянки. Комдив разглядел только головы.

- Ты, что в первую попавшуюся землянку ткнулся? - Прохор живо кивнул. - Поехали. Сотник, остаёшься. Не дури, оружие казаки пущай уберут, там три пулемёта. Но и не зевайте... Ну, сам понимаешь...

- Добре, Григорий Пантелеевич, - сотник был предельно кислый.

Казаки разбежались по землянкам. Прохор подвёл трёхаршинного шестилетка. И с богом... Шагом с Прохором доехали до моста. Здание таможни бастионного типа увеличилось в объёме.

'Гастробайторы по найму ладили, или боженька давеча испёк'? - гадал комдив. Подъехали до упора к зданию и с коней сошли на непонятную землю. 'Ну, покажись, честной народ' - приглашал Мелехов хозяев бастиона, разминая ноги.

Им на встречу вышло четверо: молодой офицер с биноклем, двое в одинаковой чудной пятнистой форме мужчин, лет под сорок, и темнокожий мужик в зеленоватой рубашке с короткими рукавами. Более тёмные прямые брюки и коричневые туфли дополняли облик выходца из Африки. Молодой офицер козырнул:

- Майор Гаранжа, офицер по особым поручениям Генерального штаба Донского края.

- Подъесаул Мелехов, командир Первой повстанческой дивизии. Старший урядник Зыков.

- Ого, целый комдив! Рад знакомству. А это майор Тарапунька, начальник таможни, - Гаранжа кивнул на африканца.

- Рад знакомству. Григорий Пантелеевич?

- Да?!.. У Мелехова и Прохора и рты открылись, аТарапунька улыбнулся всеми тридцатью двумя зубами и промолчал.

- А это наши чехословацкие союзники, - продолжил Гаранжа, - подплуковник Ян Свобода и капитан Петер Новак. Чехословаки козырнули. - Они из Новой Праги, из 1928-го года сюда пожаловали.

- Не поняли? - удивились казаки. 'И их, боженька, давеча испёк'? - влез дуплет догадки комдиву.

- Я думаю, господин комдив, вам бы надо обратиться к есаулу Ястребову, он тут недалеко, в станице Каменской, казачью бригаду будет разворачивать.

- Не понял. Какая Каменская? Что за сказки сказываете? Мы ж под Вёшками пребывали.

- Вот карта, сами посмотрите...

- Разыгрываете? - от карты у Мелехова разболелась голова.

- Нет, у нас такие точно карты, - вмешался Ян Свобода. - Господин майор правду говорит. Давайте пройдём к машинам...

Отправились за таможню, смотреть карты чехословацких офицеров. Посмотрели. Мелехову в голову ничего не являлось. Зыков истуканом застыл рядом. Таможенный начальник в это время достал какую-то коробочку и навёл её на Мелехова:

- Скажите сыр, снимаю. Щёлк, - какой сыр, комдив схватился за шашку. - Григорий Пантелеевич, я вас сфотографировал! И показал на экранчике снимок "сурового витязя" с ординарцем. Цветной снимок.

- Прохор, ты, что нибудь понимаешь? - мешанина мыслей в голове. - А то у меня камыш зашумел...

- В сказку мы попали, - Прохор от повторного щелчка фотокамеры проснулся.

- Хороша сказка, да небось, с войнушками!..

Махнул в сторону стоящих автомобилей. А нагайку так сжал, что побелели костяшки пальцев. В одном, открытом, сидели четверо в пятнистой форме и спокойно поглядывали по сторонам. Около четырёх грузовых крутилось ещё человек двадцать, с коханьем оружия...

- Нет, только собираемся воевать. Сюда идёт войско неприятеля, довольно многочисленное, но уступающего нам по оружию. Неделя по времени у нас есть, - совсем спокойно ответил майор.

- Да-а-а. Это хорошо, что неделя...

Мелехов остыл. Развернулся, дошагал обратно до своих коней и махнул рукой. И к мосту потянулись, поспешая, казаки Громковской сотни. Любопытные и под пулемёты. Первым бегом прибежал сотник. С женой.

- Сотник тебя... - Мелехов не договорил. Ему навстречу шёл, родной брат Пётр. - Здорово, братушка.