Варварские свадьбы

— Вот и все, — сказала она нараспев, — можешь идти.

И уже обычным тоном добавила:

— Твой барашек в яслях занимает не лучшее место… Если мне не изменяет память, он в самом хвосте. Но я не сомневаюсь, что в ближайшие два месяца ты постараешься улучшить его положение… И последнее: кое–кто видел, как ты расхаживал посреди ночи по коридору. Это строжайше запрещено. Я требую, чтобы впредь не было никаких хождений.

Опять Одилон, подумал Людо, спускаясь по лестнице. Поди скажи мадемуазель Ракофф что это не твоя фотография… скажи что она моя к тому же на ней не твоя мать да тебе и не нужно ее фото… если ты так скажешь то мы пойдем в лес прокатиться на подводной лодке с Татавом… а кроме того твой барашек в яслях наверняка будет впереди всех.

Столы были накрыты, близилось время ужина. Войдя в комнату для игр, Людо отшатнулся. Нет, никогда он не сможет к этому привыкнуть! Все дети были в сборе — скованные, поникшие, каждый во власти своей врожденной мании: кто–то бормотал и тихонько вскрикивал, кто–то блаженно смотрел в пустоту; одни стояли, прислонившись спиной к стене, другие толпились вокруг стола и убивали, как могли, время, возясь с обрывками шерстяных ниток и обмениваясь заговорщическими взглядами; один из воспитанников разглядывал звездный атлас, тыча в галактики дрожащим пальцем.

Заканчивался еще один день их жизни. Они бросали кольца, прибирали дорожки, вырезали фигурки из картона, рисовали чужих, возносили хвалу Небу, слушали «Маленькую ночную серенаду» — «да нет же, Бенуа, Моцарт не чужой, это великий музыкант, один из детей, если угодно…». Они послушно принимали все: Моцарта, пингвинов, пюре на ужин, белые таблетки снотворного, свистки, тысячи ничем не заполненных мгновений, тысячи никуда не ведущих шагов, — и отходили ко сну, не ведая, что такое сон. Людо увидел, как они все повернулись в его сторону, прижав палец к губам и торжественно прошив: «Тс–с–с». В ответ он закричал, и крику тому, казалось, не было конца.

IV

Людо захлопнул одолженное у Максанса «Пособие по эпистолярному жанру» и принялся перечитывать письмо с самого начала. Он был весь красный от распиравшей его гордости и от усталости. Было совсем как в книге и даже лучше. Он прочитал письмо вслух, потом снова перечитал, но уже медленнее, положил его в конверт, затем опять достал, чтобы насладиться им еще раз.

Внезапно дверь открылась и вошла мадемуазель Ракофф.

— Ты все еще не спишь? Ты и в самом деле хочешь меня рассердить?

— Не хочу я спать.

— Ну–ну, что за истории! Глотай–ка вот это и баиньки!

Не успела она выйти, как он вынул таблетку из–под языка и спрятал ее в коробку со скелетиками.

Это Максанс научил его, как поступать с таблетками, которыми их без конца пичкали. Успокоительными, седативными, тонизирующими. Их давали сообразно моменту, времени года, для создания в коллективе ровного настроения и для предупреждения всякой блажи, способной возмутить общее спокойствие. Копилка Максанса в виде огромного красного гипсового яблока была доверху набита этой фармацевтической мелочью, скопленной за десять лет.

Письмо для Николь стояло вертикально на тумбочке у чашки с утренним кофе.

— Невесте пишешь? — лукаво поддразнила Фин.

— Нет, — ответил Людо с таинственным видом.

— Тогда кому же?

Людо покраснел.

— Я не пишу, а отвечаю.

Сидя напротив него, Фин кидала крошки хлеба в пенящиеся сливки на поверхности кофе.

— Если отвечаешь, можешь сказать кому.

— Матери. Она все время мне пишет. Надо же разок и ответить.

— Если это правда, то ты, конечно, прав. И прав, даже если это неправда. А почему она не приехала в прошлый раз?

— Я не захотел. Похоже, она беременна. Не люблю я этого.

Он пристально посмотрел на нее.

— Сама знаешь, когда живешь с кем–нибудь, надо следить, чтобы не подзалететь. А сколько Дуду лет?

— Надоел ты мне со своим Дуду! Сам у него спроси.

Она встала и стала надевать халат; Людо не сводил с нее глаз.

— Чего это ты на меня так смотришь?

— Неправда, совсем и не смотрю. — возразил он едва слышно.

Она рассмеялась:

— А как же, не смотришь, дурачок!.. Но я тебе клянусь: не так давно на меня еще как смотрели… Так что ты там пишешь своей матери?

— Ничего.

Фин подкралась к нему из–за спины и, как бы играя, быстро вытянула руку и схватила письмо, на какое–то мгновение прижавшись к Людо грудью.

— Отдай, — пробормотал Людо не двигаясь.

Он выглядел потрясенным и отупело смотрел на кухарку, не успевшую поправить свою блузку и игриво потрясавшую письмом. В вырезе халата проглядывала обнаженная кожа.

— Да что с тобой? — спросила она наконец. — У тебя глазищи величиной с очки. Вот твое письмо, не собиралась же я его съесть!

Людо протянул за письмом дрожащую руку.

В последующие дни Людо, верный своим решениям, являл собой образец невинности — идеальный ребенок с меланхолической улыбкой; он так быстро догонял остальных, что его барашек в яслях занимал всё лучшие места к великому огорчению карлика. Казалось, Людо был этим доволен. Каждый день он толкался вместе с другими детьми возле камина, стремясь побыстрее узнать о том, какое место занял его барашек на этот раз. За два месяца жизни в Центре Людо поправился на два килограмма. Взгляд его зеленых глаз потускнел. Временами он вдруг начинал пускать слюни, опрокидывать тарелки, спотыкаться на ровной аллее; походка его утратила привычную гибкость. Его кольца теперь летали мимо пингвинов; он жадно набрасывался на десерт и уплетал за обе щеки. Иногда подходил к мадемуазель Ракофф и показывал на свои развязавшиеся шнурки, с видимым удовольствием выслушивая ее мягкие укоры: «Ну–ка быстренько завяжи их. хитрец!» Если в первое время он ни за что не хотел носить шапочку, то теперь больше с ней не расставался.

Однажды вечером он повздорил с Бастьеном за право мыть пол в столовой, так что Дуду пришлось их разнимать. Мадемуазель Ракофф объяснила, что уборка помещений уже не один год была привилегией Бастьена, а Людо можно поручить ухаживать за парком. Людо принялся ровнять граблями террасу и дорожки и делал это с таким рвением, что оголил огромные сосновые корни; он уже собирался их выдернуть, не подумав, что деревья могут упасть и кого–нибудь убить, но его вовремя отстранили от этой работы.