Школа для мальчиков Кассандры Френч

И в эту минуту случился Прокол Номер Один.

Как только мы двинулись в сторону Арлин, я услышала голос Клэр. Я привыкла к тому, что со мной время от времени разговаривает отец. Иногда я слышу голос совести, который нашептывает, скажем, что пашмина, [19]которую я только что купила, для меня дороговата, но это было что-то новенькое. Но до сих пор мне не приходилось слышать голос Клэр.

– Кесси Френч? Вы не видели Кесси Френч?

Фраза тоже была странной. Знакомый голос произнес ее несколько раз, и я сообразила, что он звучит не у меня в голове, а за моей спиной.

– Наконец-то! – выдохнула Клэр и упала в мои объятия, заливаясь слезами. На ней было черное мини-платье и черные туфли, в ушах бриллиантовые серьги-висюльки, а лицо перемазано потеками туши, смешанной со слезами.

Изумление на лице Оуэна могло сравниться, пожалуй, лишь с ужасом на моем лице; встреча Клэр и Оуэна никак не входила в мои планы. Такое слияние миров меня совершенно не устраивало. У меня заколотилось сердце. Я вспыхнула. Мне стало жарко, словно у меня досрочно начался климакс.

– Клэр, – резко спросила я, – что ты здесь делаешь?

Она выпрямилась и вытерла слезы, еще больше размазав тушь.

– Этот подонок сказал, что он больше не желает меня видеть.

– Я понимаю, но…

– И ты знаешь почему, Кесси? Ты знаешь, что он сказал?

Лучший способ от нее избавиться – немного подыграть ей, решила я.

– Нет, и почему же он решил порвать с тобой?

– Потому что я чересчур нормальная! Ты представляешь, чересчур нормальная! Он сказал, что больше не воспринимает меня как вызов. Я не интересуюего, как интересовала раньше.

Похоже, Возбудимый Знанием перестал возбуждаться при виде Клэр.

– Дорогая, мне очень жаль.

– Я его, видите ли, не интересую! – возмущенно повторила она. – Да его всю дорогу в первую очередь интересовала моя задница!

На нас начали поглядывать. Уголком глаза я заметила, что Арлин Оберст, в вечернем платье до иолу, пожалуй, излишне традиционном и все же элегантном, движется в нашу сторону.

– Клэр, милая, я с радостью поговорила бы об этом, но…

– Он заявил это, когда я заставила его заняться сексом за пределами его кабинета. Помнишь, я звонила тебе из библиотеки? После этого мы пробрались в кладовку магазина «Барнс энд Нобл [20]». Он овладел мною прямо на коробках с новой книгой Ноама Хомски. Ты представляешь?

– Куннилингус и лингвистика имеют нечто общее, – не удержалась я.

– Сегодня вечером, – сказала она, не обращая внимания на мои слова, – после обеда, мы отправились к нему домой. У него есть замечательный чулан, просторный, высокий, с крепкими полками. В высоту тоже то, что нужно. Мы решили, что место самое подходящее, на этот раз он зашел сзади. Я уткнулась носом в пакет лимской фасоли, и, хотя я знала, что он в это время читал надписи на коробках с сухими завтраками, мне было наплевать. Главное, мы выбрались из его проклятого кабинета. Все шло хорошо, и вдруг он заявил… – Она всхлипнула и шмыгнула носом. – …Что я слишком нормальная.

Таким тоном, по мнению северян, южане произносят слово гомосексуалист.Точно речь идет о чем-то грязном и недостойном.

– Дорогая, – сказала я, – но ты действительно нормальная. Правда, похоже, ты слегка тронулась умом.

Она предостерегающе подняла палец.

– Не бросайся такими словами.

– Но я действительно так считаю. Клянусь. Сама подумай, ты мчишься через весь город, чтобы ввалиться на вечеринку и рассказать мне про своего психиатра, он же бывший любовник. По-моему, помрачение рассудка налицо.

Она пожала плечами и невольно улыбнулась.

– Пожалуй, ты права. Просто, возвращаясь от него, я перехватила тебя по мобильнику и решила, может быть… Я не знаю…

Она горестно покачала головой и обессилено опустилась на корточки. Говорят, это очень вредно для кровообращения. Теперь гости смотрели на нас во все глаза, и мне очень не хотелось, чтобы эта плакучая ива отпугнула Арлен Оберст. Можете мне поверить, вряд ли во время вечеринки кто-то захочет иметь дело с плачущей девушкой. Я знаю, что говорю.

Я взяла ее за руку и отвела к креслам, которые стояли у дальней стены.

– Присядь. Дыши глубже.

Клэр, не раздумывая, плюхнулась в кресло и обвила руками мою талию.

Оуэн вскрикнул. Громко и пронзительно, точно собака, которой прищемили хвост.

– Все в порядке, – успокоила я его. – Это Клэр. Клэр, это Оуэн.

Все еще убитая горем, Клэр протянула руку Оуэну, и тот снова вскрикнул. Он легонько пожал руку Клэр, и у него на глазах выступили слезы.

Я немного опешила. Я не ожидала, что появление моей подруги произведет на Оуэна такое сильное впечатление. Неужели и впредь на свиданиях с другими девушками он будет так переживать при появлении их подруг?

– Не волнуйся, – шепнула я ему. – Через несколько минут она уйдет.

Клэр снова обхватила мои бедра, и, заметив, что Оуэн, закусив губу, ударил по стене стиснутым кулаком, чтобы не закричать, я почувствовала, что мне в бедро упирается какой-то твердый предмет.

– Ой, – сказала Клэр, извлекая на свет божий мою сумочку, которую она всем телом вдавила мне в ногу. С одной стороны кожа была изрядно помята. – Извини. Я измяла твою сумочку. – Я легонько потыкала вмятину пальцем, и увидела, что Оуэн дернулся. Он так резко мотнул головой, что его уши запросто могли оторваться и разлететься в разные стороны.

Господи. Пульт управления.

Оуэн опустился на одно колено. Его глаза молили меня положить конец его мучениям. Я рывком открыла сумочку, сунула руку внутрь, стараясь, чтобы Клэр не видела, что я делаю. Кнопки подачи тока были вдавлены и прижаты складкой кожи. Я поспешно перевернула пульт, и подача электрических разрядов прекратилась. Оуэн расслабился и глубоко вздохнул, его мышцы обмякли, точно дырявый воздушный шарик. Надо отдать ему должное, он не кричал и не пытался убежать; он просто опустился на пол, благодарный и обессиленный.

Несколько человек заметили, что Оуэн сел на пол, и поспешили ему на помощь. Я устремилась им наперерез.

– Не волнуйтесь, все в порядке. Он просто потерял контактную линзу. Ничего страшного. – После этого я устроила целый спектакль, ползая по полу и ища несуществующую линзу. – Вот она! – торжествующе воскликнула я, делая вид, что держу ее двумя пальцами. Потом я приподняла веко Оуэна и ткнула пальцем ему в глаз. Он вздрогнул, но ничего не сказал. – Так-то лучше, – провозгласила я. – Спасибо всем. Продолжайте веселиться.

Как только эти благодетели человечества растворились в толпе, я поцеловала Оуэна и извинилась за то, что ткнула ему в глаз и за недоразумение с электрическим ошейником.

Клэр не помнила себя от обиды и горя.

– Ненавижу мужчин, – изрекла она. – Знаю, знаю, я всегда говорила тебе, что нужно быть снисходительной, но это окончательное и официальное заявление. Можешь поместить его на рекламный щит. Или повесить на стену вместо проклятого диплома. – Она схватила оставленный кем-то на кофейном столике бокал с вином и осушила его одним глотком. – Разумеется, к тебе это не относится, – сказала она Оуэну. – Я забыла, как тебя зовут?

К Оуэну еще не вполне вернулся дар речи.

– Оуэн, – прохрипел он.

– Оуэн, ты просто прелесть. Он прелесть, Кесси?

– Естественно, – сказала я. По части общения для Оуэна это был явный перебор. Если так пойдет дальше, Клэр испортит мне все дело. – Клэр, не могли бы мы продолжить наш разговор у бара.

– Не хочу вам мешать, – сказала она, взяв с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского. – Я буду сидеть здесь и пить, пока все мужчины не сдохнут. Я не имею в виду присутствующих.

– С тем же успехом ты можешь заняться этим у стойки. Там богатый ассортимент возможностей надраться в стельку. Пойдем, взглянем вместе.

Я извинилась перед Оуэном, попросив его подождать нас несколько минут, и потащила Клэр в другую комнату, к бару.