Мелочи жизни

— Это уже не на машине подвез...

— А что, далеко зашло? Маша кивнула.

— Вот бы не подумала, что ты на такое решиться сможешь. Надо же!

— Катя, мне вообще кажется, что все это не со мной происходит. Когда я с ним — все нормально, а когда прихожу домой, смотрю на Сергея, мне кажется, что я преступница, что он сейчас подойдет и спросит что-нибудь или скажет.

— Так ты это, значит, грехи замаливаешь! — Катя снова обвела взглядом стол. — Не доведи братца до нервного стресса своей заботой. То-то, я смотрю, он сам не свой.

— Катя, я не знаю, как себя вести, как вообще ведут себя неверные жены.

— Это по-разному бывает.

— Но мне-то что делать?! /

— Что делать?! А ты брось того модельера и будешь спать спокойно.

— Ни за что!

— Блузочку жалко?

— Катерина! — возмутилась Маша.

— Ладно, ладно! Не буду. Извини. Значит, ты действительно влюбилась?

— Не знаю... Я с ним впервые себя по-настоящему женщиной почувствовала.

— Вот как. И что же это — быть женщиной?

— А это когда ты ни о чем не просишь — твои желания угадываются. Это когда ты забываешь, где у тебя лежит кошелек и есть ли он вообще. И не думаешь судорожно, хватит денег или нет и не придется ли мне за него платить. Это когда ты начинаешь понимать, что ты еще не совсем старая и даже очень привлекательная. Это когда тебя жалеют, оберегают. Когда ты не моешь посуду и у тебя не шелушатся руки после очередной стирки. Когда ты не думаешь с ужасом о том, что поехала последняя пара колготок, а новые покупать не на что. Кать, это, может быть, мой последний шанс... Да что последний — единственный!

Маша говорила негромко, но казалось, что она кричит — так искренне, так из глубины шли ее слова.

— А Серега? — погрустнела Катя. — Мне всегда казалось, что вы любите друг друга.

— Да, женились по любви. Мы вообще — образцовая семья. Зимой — все вместе на лыжах. Летом — походы за город. Даже книги вслух читали.

— А что в этом плохого? Вон у тебя ребята какие замечательные. В наше время...

— Кать, это, наверное, трудно объяснить. Ты понимаешь, я всю жизнь, всегда старшая и сильная. Дома рано приучали к самостоятельности. Училась хорошо, и родители мне доверяли. Даже уроки не проверяли. Обращались как со взрослой, а мне хотелось быть маленькой. — Маша замолчала, видно вспомнив что-то, но тут же продолжила: — А потом, в институте, — комсомольский лидер. На работе, сама понимаешь, учитель, классный руководитель. Обязана быть умной и мудрой. Должна мирить и утешать. И дома — подрабатываю и зарабатываю — я. Решаю, что купить, что сэкономить, — я. С детьми разбираюсь — я. С сантехниками я договариваюсь и билеты на юг достаю. Выбиваю, защищаю... Я стала забывать, что я женщина.

— Все так, — кивнула Катя. — По крайней мере, большинство. На наших мужиков положиться нельзя. А сама сделала — так знаешь, что сделано.

— Но это и ужасно. А с Игорем я начинаю чувствовать себя персонажем какого-то романа. Из шикарной жизни. Все происходит само собой и молниеносно устраивается. Это просто какая-то фантастика! Ни одной фальшивой интонации. Ни одного прокола, как Юлька говорит.

— А ты его не идеализируешь?

— Не знаю, — тихо проговорила Маша. — Я уже ничего не знаю. Я только все время помню, что мне скоро сорок. А я ни разу не была по-настоящему дорого... роскошно одета. Думаешь, я не понимаю, чего стоят мои наряды — зависть моих замурзанных коллег учителок?! Боже мой, Катя, КЭ.К я убого выгляжу. Как говорит одна моя знакомая: мы умрем, и никто не узнает, какой у нас был вкус.

— Машка, да ты со своим модельером стала настоящей барахольщицей. Прям как я. А мне казалось, что тебя никогда тряпками не проймешь!

— Я их всегда презирала. А может, просто старалась не думать об этом. Все равно безнадега. На что и во что? Кать, мы были с ним в Доме кино, он нарядил меня в коллекционные платье и туфли. Ты бы видела, как эти знаменитости смотрели на меня. Ели глазами. Кать, у меня даже походка изменилась... Я однажды слышала, как ученицы мои говорили: «Нашу Машу приодеть — на тысячу зеленых потянет».

— Ну тысячу не тысячу, — хмыкнула Катя, — но если в хорошем месте — с пустыми руками не уйдешь...

— С ним я — королева, — продолжала Маша. — А здесь — домработница. Глажка, готовка, уборка, магазины... А теперь еще эти постоянные мысли о деньгах. Наши разговоры — это обмен информацией о ценах. Денег не хватает, Сергей не работает, я из сил выбиваюсь. Юльке одеться хочется. Сашке черепашек нинзя подавай!..

— Надо же, я думал, он уже из этого вырос!

— Ребятам фрукты нужны. Кать, ну хоть попробовать, как это — жить нормально.

— Да ладно, чего ты оправдываешься. Все мы об этом мечтаем. Это богатые ищут, от чего бы им поплакать, а мы всегда веселые. Нам уже терять нечего.

— Если бы еще полгода назад мне сказали, что у меня появится богатый красавец, мечта советской, нет, не советской, а любой, любой женщины... Кать, а может быть, бросить его? У меня уже сил нет. Голова кругом, совесть грызет. И себя жалко, и Сережу.

Маша заметалась по комнате.

— Ты что, с ума сошла? Выиграла миллион по трамвайному билету, а теперь собирается его в помойку выбросить. Ты мою позицию знаешь. Сколько ни есть, а все твое.

— А потом?!

—А потом — суп с котом. Когда потом настанет, тоща и думать будешь. Хоть немножко поживешь как человек. Будет что вспомнить на старости лет, — повелительно проговорила Катя. Кстати, серьезно, спроси, он мне по дешевке такую блузочку не спроворит? Скажи, нужна плата за молчание, а то заложу вас! Ладно, ладно, шучу...

— Кать, как ты считаешь, не бросать его?

— Ни в коем случае!

— Но ведь я даже сама не знаю, как себя вести. Вот видишь, хотела изобразить идеальную жену, только лишние подозрения вызвала.

— А ты не изображай ничего. Веди себя как вела. Чем наглее, тем лучше. Больше уважать будут.

— Сережка ни в чем не виноват, и он любит меня...

— Ты знаешь, я своего братца в обиду не дам, но здесь я целиком на твоей стороне. Маш, чем нас таким жизнь одарила, чтоб от счастья отказываться...

— Я теперь всего боюсь. Ты знаешь, там в салоне у него, по-моему, догадываются о наших отношениях.

— Брось, тебе это кажется. Сейчас тебе все будет мерещиться.

— Нет-нет, я чувствую... Там у него есть одна администраторша. Сама, наверное, не прочь...

— Плевать тебе на нее.

— Она ни одного слова просто так не скажет: «Вы так похорошели... Уже не день, а вечер». Змея.

— Не обращай внимания.

— Как не обращай, когда только об одном и думаю: здесь бы не проговориться, там невзначай не то не сделать. И кажется, Юлька что-то учуяла...

— Слушай, а хочешь, я тебе погадаю... Давай-ка свою руку, быстро.

— Только твоего гадания не хватает! Опять кто-нибудь умирать будет...

— Пусть жизнь рассудит!

— Перестань! Пусти!

— Вот смотри, смотри! — затараторила Катя. — У тебя же тут явно два мужа — вот, просто совершенно очевидно. Даже говорить не о чем!

— Кать, не морочь голову!

— Так, бугор Венеры припухший — а ты у нас, оказывается, сексуальная...

— Что ты несешь...

— Нормально. Линия жизни длинная. Неприятностей нет. Особых. Благословляю, Мария.

— Да ну тебя!

— Слушай, а ты своего модельера хоть чуточку-то любишь? Или все только шмотки да Дом кино?!

— То-то и оно, что люблю.

— А чего ж ты мне тогда голову морочишь? Умничает тут. Брошу не брошу...

— Кать, поговорила с тобой, хоть легче стало. А то ведь с кем поделиться? Ты же знаешь, лучшая подруга — это профессия: не успеешь оглянуться — из-под носа уведут или мужа, или и того хуже...

— Конечно. Если с кем такими вещами делиться, так только с мужниной сестрой!

— Катя!

— Не психуй! Ты же знаешь — прежде всего я женщина и только потом родственница.

Хлопнула дверь, и в комнате с шампанским наперевес возник Сергей.

— Ты чего это так долго? Мы уже заждались, — упрекнула брата Катя.