Из чего только сделаны мальчики. Из чего только сделаны девочки (антология)

- Ну и ты потанцуй.

- Я не умею. Да и не хочу с Любашей. Уж лучше дома посидеть.

- А хочешь, я научу тебя? - Врачиха положила руку Витьке на плечо. Парень застеснялся, отвел глаза. - Хочешь?

- Да зачем... Не надо.

- Эх, Витька! Ничего ты не понимаешь в жизни! Сидишь себе, как сыч, дома, - так состаришься и не заметишь. А жизнь такая замечательная штука... Самое прекрасное, что есть на земле. Самое светлое. Никто не имеет права отнять ее у человека. Никто!! - Вере захотелось внушить это пацану, убедить его в этом: - Нужно радоваться жизни - солнцу, траве, цветам. Понимаешь? Мы живем в прекрасное время, в прекрасной стране. Что нам еще надо? Мы просто обязаны быть счастливыми - растить детей, учиться, влюбляться. Чем тебе не нравится эта Любка?

- Она стерва.

- Сами вы... - Девушка закинула косу за спину и негодующе посмотрела на Витьку. Было смешно видеть, как эта молодая совсем девушка учит жизни мальчишку. - Ищете себе обиды, неприятности. А потом кто-то другой оказывается виноват. Будешь учиться танцевать?

- Не знаю.

- Приходи завтра. В восемь. Придешь?

- Приду.

7.

Половина десятого.

Поужинав, Витька накинул на плечи телогрейку и через двор бесшумно выскочил в огород. На терраске горел свет: отец с братом резались в "дурака". Проскочив в сарай, Витька нащупал в темноте брезентовый дорожный мешок; в нем лежало припасенное заранее оборудование - снасти, наживка, котелок и еда.

"Отцу не буду про Веру говорить - засмеют с братом…"

К Зотовым на этот раз пришлось пробираться задами. С улицы слышались песни, смех, и рыбаку совсем не улыбалось привлекать к себе общественное внимание. Пробравшись через калитку в огород, Витька прошел мимо кроличьих клеток и сзади по тропинке приблизился к крыльцу.

Стучал он довольно долго. Наконец где-то внутри зашлепали босоножки, и Вера, в одной белой ночнушке, распахнула входную дверь.

- Витька?!

- Ты чего не одетая? - не понял парень. - Я за тобой, пора уж...

- Куда? - Вера откинула назад растрепанные волосы.

- На бучаг, за сомом. Ты же хотела...

Девушка в ужасе отшатнулась. Она забыла! Совсем забыла про рыбалку! Обещала пойти и не пошла. Было безумно стыдно перед Витькой.

- Витя... Ты понимаешь... Ты прости меня, но сегодня я никак не смогу. Давай потом, в другой день?

- В другой день нельзя, - сурово отрезал Витька. Он был оскорблен в лучших чувствах. - Я сегодня пойду.

- Я забыла сказать тебе вечером. У меня такое дело... - Вера продолжала бессмысленно оправдываться, но парень ее уже не слушал.

"Застеснялась идти со мной на ночь. Или Зотиха запретила, - чтобы люди сплетни не распускали. А никто бы и не узнал, - мы бы на рассвете вернулись. Дура Зотиха. Да и Верка тоже: нашла кого слушать!"

- Слышь, Вить! Не сердись, пожалуйста... Ну прости меня!

- А я и не сержусь. Я и один отлично управлюсь.

- Витя!! Ну я тебя очень прошу!

- Ладно, спи. Чего извиняться-то, - Витька закинул мешок на плечо и, не прощаясь, скрылся в темноте.

Вера постояла еще пару минут, словно раздумывая, а затем сжала губы и с силой захлопнула дверь. Откуда-то из сеней послышался бабкин голос:

- Спровадила его, что ли? Так и надо. Уже по ночам шляться стал.

- Помолчи, бабушка.

- Чего "помолчи"-то? Я правильно говорю.

- Хватит! - заявила внучка. - Тебя еще не слушала. Советчики...

Баба Маня прошла за ней в избу, но на пороге в нерешительности остановилась. Поправила платок.

- Ну тебе еще чего нужно, а то я спать пойду? Слышь?

Вера обернулась и, с трудом сдерживая раздражение, произнесла:

- Ничего не нужно. Я только чаю попью. - И, отведя глаза, добавила: - Дверь на крыльце запри, я забыла.

- Ну ладно... Спокойной ночи, - баба Маня торопливо перекрестилась на иконы и вышла в сени. Уже выходя, крикнула: - Там в буфете конфеты возьми. И халву.

Наконец-то! Ушла.

...Чайник, который Вера поставила еще до появления Витьки, уже подавал первые признаки закипания. Девушка приоткрыла крышку и неторопливо прошла в переднюю избу.

На столе ее уже ждала чашка - тоже привезенная, с большой нарисованной на боку клубничиной. Вера положила рядом чайную ложечку, а затем достала конфеты, - но не из буфета, а почему-то из-под подушки. Красивую продолговатую коробку с надписью "Вишня в шоколаде".

Вода наконец вскипела, - чайник зашипел по-змеиному и задребезжал крышкой. Девушка быстро схватила вафельное полотенце и побежала на кухню. Сняв чайник с керосинки, Вера аккуратно задула три желтеньких полоски пламени. Часть кипятка она слила в старую заварку, а остальное понесла в комнату.

Там она проделала следующее: вытащив из ящика буфета длинный хромированный пинцет, она открыла крышку и извлекла из кипятка небольшой шприц и поршень к нему. Оттуда же выудила тоненькую иголку. В конфетной коробке оказались ампулы - около дюжины. Профессиональным движением Вера надломила две штуки, высосала иголкой содержимое и затем, перевернув шприц, выжала на острие маленькую каплю.

Чайник ее больше не интересовал. Подойдя к разобранной кровати, врачиха присела на одеяло и свободной рукой откинула подол ночнушки. В следующее мгновенье жало шприца влетело ей в бедро - метко, торопливо и жестоко. Сладострастно зажмурившись, Вера прикусила губу и надавила указательным пальцем на поршень.

Через полторы минуты все закончилось. Шприц и ампулы были спрятаны под подушку, чашка и пинцет - в буфет, а чайник вернулся обратно на керосинку. Осколки стекла девушка сгребла на ладонь и швырнула в печку - подальше.

За стеной завозилась бабушка. Почуяв неладное, Вера быстро захлопнула задвижку и с разбегу прыгнула в постель. Почти одновременно с этим распахнулась дверь, и вошла баба Маня.

- Хлеб-то я не убрала. Мыши съедят.

Девушка промолчала. На кухне зашелестел пакет с хлебом.

- Спишь, что ли? Чай-то небось не пила?

- Пила.

- Ну, я пошла.

По спине пробежал знакомый холодок; Вера съежилась, но тут же расслабилась: где-то глубоко в черепной коробке медленно распускался огромный бархатистый цветок.

Девушка протянула руку и погасила ночник.

Витьку жалко. Не придет он танцевать.

Лея Любомирская

Гостья

Привет, говорит, отдуваясь. Не ждал?

Ждал, говорю. Ты же обещала.

Ну да, соглашается и усаживается у кровати. Я же обещала.

Лежу тихонько. Молчу. И она молчит. Достала платок из сумки и обмахивается им. Платок большой, мятый. В коричневую клетку.

Устала? спрашиваю.

Пожимает плечами.

Как тебе сказать, говорит и вытирает платком лоб. Не так чтобы очень. Чуть-чуть.

А вид усталый, говорю я.

Не выспалась, отвечает. Устать не устала, но не выспалась. Очень рано встала.

Я киваю. Я тоже что-то не высыпаюсь в последнее время.

Ну что, говорит она, сказку?

Каждый вечер, монотонно говорит дона Силвия, сжимая и разжимая руки. Глаза у неё блестят, как будто она специально что-то в них закапала. Каждый вечер жар. Вчера было тридцать девять и пять. Сегодня уже сорок.

Доктор Канелаш морщится и тихонько вздыхает.

Ну, мамочка, говорит он. Ну, что же я могу сделать? Анализы у него хорошие, отличные просто анализы. Лёгкие чистые. Ну дайте ему жаропонижающего, если что, привезёте прямо с утра.

Они умерли в один день, говорит она, и потом жили долго и счастливо.

Так не бывает, говорю я. Надо - они жили долго и счастливо и умерли в один день.

Ещё как бывает, говорит она и нажимает мне на нос. Скажи "дзынь-дзынь".

Дзынь-дзынь, говорю я.

О! она поднимает палец. Мне звонят. Пора на работу.

К кому, спрашиваю.

Она закатывает глаза, как будто вспоминает или прислушивается к чему-то. Хмурит брови. Потом встряхивает головой. К одной бабушке, говорит, тут недалеко. Ещё к тому парню, который на перекрёстке с мотоцикла слетел. Ещё к кролику. Он попал под машину, бедный.