Три комнаты на Манхэттене. Стриптиз. Тюрьма. Ноябрь

— Ты сказала, что из Бержерака?

— Да, месье.

— Это в Бержераке ты услышала о «Монико»?

— Нет. Я попала сюда к вам не сразу.

Одета девушка была очень просто: скромное черное платье, красная шляпка и белые нитяные перчатки; в таких обычно ходят в церковь.

— Расскажи подробнее.

— Что я должна рассказать?

— Где ты была, прежде чем добралась до нас.

— Сначала в Тулузе, где есть кабаре «Голубая мельница».

— Знаю. Ты там работала?

— Нет.

— Почему?

Она замешкалась с ответом, покраснела, стала нервно вертеть в руках черную, покрытую лаком сумочку, которая казалась совсем новенькой и никак не низалась с ее одеждой.

— Они меня не приняли.

— А ты не врешь, утверждая, что тебе девятнадцать лет?

— Я могу показать документы.

Пальцами, неловкими из-за лихорадочной поспешности, она с трудом открыла сумочку, к которой еще явно не привыкла, и протянула хозяину свое удостоверение личности. Месье Леон прочел вполголоса:

— Мадо Леруа, родилась тринадцатого мая… — Вот видите.

— Вижу. Ну а после Тулузы?

— Я села в поезд и отправилась в Марсель, где проработала одну неделю служанкой в баре.

— В каком баре?

— «У Фредди».

— Ты спала с Фредди?

Эмиль снова толкнул локтем Селиту, ибо месье Леон все больше смахивал на кота, играющего с мышью.

— Как вы догадались?

— Я знаю Фредди. А до того?

— Что вы хотите сказать?

— Сколько у тебя было мужчин?

Чувствовалось, что она отвечает совершенно искренне:

— Двое.

Селита почувствовала, что плечо Эмиля упирается в ее грудь, но не отодвинулась.

— Это Фредди тебе рассказал обо мне?

— Нет. Один из посетителей. А так как я уехала из Бержерака, чтобы заниматься стриптизом…

— Почему?

Сбитая с толку вопросом, она не знала, что отвечать.

— Ты, наверное, вообразила, что это совсем не трудно?

— Я думаю, что смогла бы…

— Когда ты приехала в Канн?

— Сегодня утром, ночным поездом. Я уже приходила в одиннадцать, но двери были закрыты. Я сняла комнату совсем рядом, в отеле «де Ля Пост».

— Сними платье.

— Прямо сейчас?

Он только пожал плечами. Новенькая посмотрела с беспокойством на двух женщин, которые, казалось, не обращали на нее никакого внимания.

— Ну что же ты ждешь?

— Ничего.

Она наконец решилась, поставив сперва на стол свою сумочку. Ей удалось изобразить на губах улыбку, и медленно, не сводя глаз с месье Леона, стала снимать свое черное платье через голову так, как она раздевалась бы в своей спальне.

— Через голову снимать не следует, лучше его спустить вниз. Женщина с задранными руками и лицом, скрытым в платье, — зрелище отталкивающее.

— Я не знала.

— Будешь теперь знать.

— Комбинацию тоже снимать?

Эмиль плотнее прижался к Селите, вроде бы для того, чтобы лучше все увидеть, а она сделала вид, будто не заметила его уловки.

Комбинация упала к ногам девушки. На ней оставались только бюстгальтер и маленькие трусики. Ее обнаженное тело выглядело белым как мел в красноватом полумраке ночного заведения. Это раздевание среди бела дня, когда через открытое окно доносился шум оживленной улицы, обретало какой-то непристойный вид. Селита почувствовала, что ей стыдно.

— Что не бреешь волосы под мышками?

— А это нужно?

— Конечно же, черт побери! Ну а теперь продемонстрируй свою грудь.

Кончики ее грудей были светло-розовые и казались гладко отполированными. Тяжело опершись о стойку, месье Леон имел вид скорее барышника, чем похотливого любителя голых женщин. Но Селита все же пробормотала:

— Какая свинья!

И она тут же отодвинулась немного от Эмиля, который, смутившись, не мог больше смотреть в зал так же увлеченно, как это делал до того.

— Ты можешь одеться.

— Я вам не подхожу?

— Я сказал тебе — одевайся. Ты прочитала афишу рядом около входа?

Поправляя бретельки комбинации, она молча кивнула.

— Каждую пятницу мы сверх нашей программы проводим сеанс любительского стриптиза. Ты придешь пода к десяти часам вечера и сядешь вот за этот стол.

Он указал ей место в глубине зала рядом с оркестром.

— Ты будешь вести себя как обычная посетительница. А когда наш трепач-конферансье обратится к тебе, ты встанешь неохотно, будто очень стесняешься. Поняла?

— А потом?

— Не беспокойся. Остальное касается только меня. Если все будет хорошо, я тебя возьму на работу.

Одетая, она производила впечатление скромной девушки из приличной семьи, и было немыслимо вообразить, что она только что спокойно, не моргнув глазом раздевалась.

— Благодарю вас.

— Не за что. Значит, не позже десяти.

— Да.

— И не опаздывай.

— Не опоздаю.

В тот момент, когда она уже приподнимала бархатный занавес, чтобы выйти на улицу, месье Леон окликнул ее и сурово спросил:

— А у тебя есть на что поужинать?

Она обернулась и еще раз покраснела.

— Я ни в чем не нуждаюсь.

— Сколько у тебя осталось денег?

— Двести франков.

— Возьми вот это, как аванс.

Он протянул ей пятьсот франков. Она молча опустила ассигнацию в сумку.

Эмиль уже отошел на цыпочках. Селита вновь поднялась наверх, чтобы взять свою сумку, а когда, спустившись, проходила по залу, месье Леон стоял уже за стойкой бара, пытаясь расслышать по радио результаты скачек.

— Где ты была?

— Там, наверху. Я приходила починить мою испанскую юбку.

Он подозрительно посмотрел на нее, ибо они хорошо изучили друг друга и он уже привык к ее лжи.

— Сегодня вечером будет новенькая, — объявил хозяин, как бы проверяя ее.

— Тем лучше, а то все это уже становится монотонным. Танцовщица?

— Нет, только стриптиз.

— Ее наняла мадам Флоранс?

Конечно, было подло с ее стороны лишний раз напомнить ему, что настоящим хозяином заведения был не он, а его жена, которую все звали мадам Флоранс.

Он ничего не ответил, но если бы их не разделяла стойка, наверняка отвесил бы ей пощечину. Такое уже случалось. И все же он был не в состоянии обходиться без нее. Да и сама Селита, разве могла она с легким сердцем обойтись без Леона?

Сейчас Селита сердилась на него и даже ненавидела из-за того, что ее начинали терзать опасения и тревоги всякий раз, когда появлялась какая-нибудь новенькая. Подобные чувства испытывала и мадам Флоранс.

Она вышла, не попрощавшись, и проделала в обратном направлении путь к площади Командант Мария, где они жили с Мари-Лу. Наведя порядок в квартире, ее подруга возлежала на канапе и делала себе маникюр.

— Сегодня вечером будет новенькая.

— Кто?

— Да совсем никто. Девчонка, прибывшая утром на поезде.

— С ней будет, как с другими.

Уже не в первый и, конечно, не в последний раз проводились подобные пробы. Некоторые выдерживали всего один вечер. А одна вдруг ударилась в панику и в момент, когда нужно было выходить на сцену, убежала и заперлась в туалете.

Большинство же хотели во что бы то ни стало перещеголять профессионалок, и делали это так неуклюже и до такой степени непристойно, что публике становилось не по себе. Две или три продержались несколько дней. Одна совсем юная итальянка через неделю уже обосновалась в апартаментах отеля «Карлтон».

— Ты ее видела?

— Да.

После паузы, во время которой Мари-Лу водила пилкой по ногтям, толстушка спросила тихим голосом:

— И это все?

— Что ты хочешь сказать?

— Я удивляюсь, что ты не говоришь о ней никаких гадостей.

— Спасибо.

— Не за что.

Обе хорошо знали друг друга.

В восемь тридцать вечера они надели платья, в которых танцевали с посетителями, когда не были заняты на сцене, и побуждали их заказывать выпивку. Потом пробрались на своих высоких каблуках сквозь толпу мимо освещенных витрин. Для большинства прохожих день уже закончился. Многие из них парами или семьями входили в кинотеатры.

«У Жюстина» — в баре-ресторане на Рыночной площади — они увидели сидящих за столом Кетти и Наташу, которые тоже жили вместе в одной квартире.