Хроника чувств

В течение шести прошедших месяцев ответственность за ребенка лежала на ней. Но в этом доме, занятом переездом, передавать ребенка было некому. Сестра погибшей во время несчастного случая матери, которой следовало бы этим заняться, поручила заботу о ребенке прислуге. Однако у девушки было множество занятий, и она, похоже, думала о другом. Жена домоправителя, не имевшая к делу отношения, слушала, о чем говорила попечительница.

— Если ребенка куда-нибудь придется везти, дайте ему с собой мягкие игрушки, а то он ничего не будет есть.

— Это не пойдет, — сказала жена домоправителя.

— Через час его нужно уложить, он привык спать днем.

— Ему придется изменить привычки.

— Что ему дадут на обед?

Жена домоправителя сказала, что ребенка придется покормить в каком-нибудь кафе поблизости, потому что кухня еще не оборудована.

— Есть ли тут кто-нибудь, кто займется ребенком? — спросила попечительница.

— В данный момент никого.

— А кому отдать записки, игрушки и плюшевых зверюшек?

— Можете положить это вон на ту кучу, — ответила жена домоправителя.

Однако попечительница решила подождать, пока не сможет сообщить все, что знала о ребенке, тому, кто им будет заниматься.

— Давайте ребенка сюда. Тогда он хоть сможет присесть, — посоветовала жена домоправителя, уже готовая заняться своими делами.

Тут появилась хозяйка дома, она обняла ребенка, подхватив его вверх; потом она опустила его и поспешила к рабочим, распаковывавшим мебель.

Попечительница огляделась в кухне, нашла подходящую посудину и сварила в ней кашу, накормила ребенка, подождала, сидя рядом с ним, пока он уснет. Хозяйка прошла мимо, дала ей пятьдесят марок одной бумажкой и сказала:

— Очень мило с вашей стороны. Теперь вы можете оставить малыша. Фройляйн Эльза займется им потом.

— Какая комната отведена ребенку?

— Детская наверху справа, на четвертом этаже.

Попечительница осмотрела комнату. В ней не было подходящего для кровати угла; новая, только что купленная кровать стояла у батареи отопления, рядом с двумя окнами. Тут он не заснет, подумала попечительница, которая знала, что ребенок спал тяжело, засыпал только в прохладном помещении, а ночью реагировал на сквозняки. Кроме того, рано утром в комнате не должно было быть слишком светло, ребенок спал только в углах, ему было нужно нечто вроде пещеры. Но два окна скорее напоминали прерию. В углы по бокам от окон кровать не помещалась, в других углах уже стояли шкаф и комод. В этой комнате надо бы все переставить, чтобы подходило ребенку, сказала попечительница, да и кровать эта не годится, а та, что надо, есть внизу, она привезла на машине.

— Может быть, вы немножко преувеличиваете? — ответила хозяйка дома, когда попечительница начала высказывать свои соображения. Однако ее соображениями о детской комнате дело отнюдь не исчерпывалось, о чем она и собиралась поведать. Дом устроен на технократический манер, в нем нет места детям. Горничная и жена домоправителя заметили отрицательное отношение хозяйки к попечительнице и переняли его. Попечительница, по их мнению, была привередливой, а ребенок — избалованным.

Попечительница разозлилась. Она понимала, поскольку ее права истекали в этот день, слабость своего положения, как, впрочем, и положения ребенка, она начала искать возможность ответного удара. Она скомкала в руке свои записки. Пока что она решила ждать, не отпуская ребенка.

— Вы все еще здесь? — удивилась хозяйка, пролетая мимо.

— Да! — выкрикнула попечительница ей вослед. — И ребенок. Сидим вот и ждем.

Она не могла решиться оставить этим людям ребенка, который после ее шестимесячных трудов находился в отличном состоянии, оставить, словно это была какая-нибудь коробка, среди нагроможденной мебели, ведь она не была уверена, что они обратят внимание на надписи: «Не кантовать!», «Осторожно, стекло!».

Хозяйка дома, обычно занимавшаяся по поручению своего мужа, крупного металлопромышленника, приемом гостей, уже находила поведение этой персоны нахальным. Попечительнице, похоже, было мало пятидесяти марок и сердечной благодарности. И хозяйка еще раз остановилась перед ней, хотела еще раз подхватить ребенка на руки, прижать его к груди.

— Да оставьте ребенка в покое, так ему лучше, — сказала нахалка. — Посмотрите сначала, хочет ли он, чтобы вы его поднимали, или нагнитесь, если хотите посмотреть ему в лицо.

— Не вмешивайтесь не в свое дело.

— Что я еще хотела сказать: если вы по вечерам будете на четверть часа приходить к ребенку и читать ему что-нибудь, то со временем, когда он к вам привыкнет, можете сократить время до трех минут.

— С чего это вы решили, что я буду следовать вашим предписаниям?

— Может быть, у вас уже есть опыт?

— Нет, — была вынуждена признаться хозяйка и нетерпеливо добавила: — Фройляйн Эльза может посидеть с ним перед сном. Я скажу ей.

— Тогда мне надо рассказать все это не вам, а Эльзе. Не могли бы вы предоставить ее в мое распоряжение на час, чтобы я ей все объяснила?

Этим хозяйка заниматься вовсе не собиралась, потому что тогда пришлось бы сначала разыскать фройляйн Эльзу. Ей было некогда. Она подозвала жену домоправителя:

— Возьмите ребенка и отведите его наверх. Пусть поспит пару часов. А мы пока разберемся с вещами.

Грузчики втаскивали в дом шкафы и ящики. Но попечительница не отдавала ребенка, обеспокоенного сварливыми нотками, звучавшими в репликах женщин. Хозяйка замерла в нерешительности. Она опасалась доводить ситуацию до предела, что было чревато дискуссией о юридических отношениях, которые обеспечивали ее авторитет. Не могла же она звать на помощь грузчиков, чтобы воспользоваться своими правами на ребенка.

Попечительница тоже понимала, что попытка диалога могла увязнуть в вопросах принципа. Она не собиралась читать лекций о том, как строить отношения с детьми, ей надо было сообщить нечто в интересах вот этого единственного ребенка.

— Может быть, мы могли бы поговорить спокойно за чашкой чая? — спросила она.

Предложение явно не подходило для дома, где еще ничего не стояло на месте.

— Оставьте ребенка и игрушки здесь, — решила хозяйка. — Грузчики снимут кровать с машины и поднимут ее наверх. Приходите завтра, и мы все обсудим.

Попечительница, предпочитавшая формулировать предложения сама, испытывала недоверие. Хоть ей и говорили, что она не умеет слушать, но на самом деле она слышала обертоны речи. Она хочет от меня отделаться, подумала попечительница, а завтра меня даже не примут. Поведение женщины, которая старалась отделаться от нее, чтобы заняться расстановкой мебели, было оскорблением проделанной попечительницей работы с ребенком.

— Вас послушать, так ребенок ипохондрик какой-то, — сказала хозяйка. — Судя по всему, что я знаю от своей покойной сестры, это не так. Ребенок вполне здоров. Ни к чему делать из него неженку. А что он ест — мы разберемся.

— Ему будет у нас хорошо, — поспешила добавить жена домоправителя. Она хотела угодить хозяйке.

— Не надо подхалимничать, — набросилась на нее попечительница.

— Ладно, — сказала хозяйка, — тогда поговорим сейчас.

Попечительница разгладила скомканные листки и начала:

— «Утром поднять сразу, как только он проснется, иначе он наделает в постель, обтереть лицо холодным влажным полотенцем, если он хватает полотенце, чтобы сделать это самому, значит, он проснулся…»