Здравствуй, племя младое, незнакомое!

– Эй, что там у тебя? – окликнул сосед Михаил, еще не видя лежащего на земле мужика.

– Да вот – гада накрыл, кочаны ломал!

– Ого – удача! – присвистнул Михаил. – Держи его, чтобы не утек, собака! Поджарый сосед хотел пройти в калитку, но не выдержал и перемахнул забор, подбежал к мужику, повернул к себе его сальную голову и плюнул в давно небритое лицо:

– Бомж, собака!.. То-то, смотрю, у меня кочаны стали пропадать. На соседей начал грешить... Утопить его не жалко! Чтобы другим неповадно было, а то их в овраге за кладбищем расплодилось – как саранчи. День и ночь в кустах похлебку варят!

– А что – запросто. Водохранилище рядом! – сгоряча поддержал Ветошкин соседа.

Пока они рассуждали, что делать с вором, другой сосед подоспел – Костя. Все они работали на электростанции, но в разных подразделениях. Поэтому шибко не дружили, а сейчас сразу сделались закадычными друзьями.

– Утопить эту падаль надо... – с ходу предложил Костя, будто знал, о чем только что шел разговор.

– А чего смотреть! – свирепел Ветошкин, воодушевляясь от поддержки, но, в последний момент все-таки одумавшись, моргнул соседям, давая понять, что собирается лишь попугать и проучить налетчика. – Потащили!

Чтобы не брыкался, мужику спутали ноги проволокой, но он и не думал кочевряжиться, лишь что-то мычал и показывал на руках, а потом закрыл глаза, словно страшился смотреть на людей или издевался над ними. На берегу ему и руки связали – пугать так уж пугать до конца! – и бросили в воду.

– Захлебнись, собака! – серьезно сказал вдогонку Михаил, словно действительно хотел утопить мужика, и вытер пот со лба.

Но тот, извиваясь ужом, сразу прибился к берегу, видно, так и не успев усвоить наглядный урок... Это Ветошкина окончательно разозлило, поэтому, как только мужик приблизился, он что было силы саданул каблуком ему в лоб.

– Правильно, заслужил, – поддержал Михаил. – Этих собак учить надо!

Мужик скрылся под водой, а Ветошкин, чтобы успокоиться, закурил. Но только сделал затяжку и, видя, что тот на поверхности не показывается, – вздрогнул от кольнувшей мысли: «Ведь утонет, гад. Из-за него потом по судам затаскают!» И – следом за ним.

Михаил только успел крикнуть: «Ты куда?»

Но Ветошкин уже ничего не слышал. Под водой он сразу открыл глаза, но видимости почти никакой, и нырнул вглубь, по взбаламученному илу догадавшись, где надо искать... Чувствуя, как стучит кровь в висках, Ветошкин на последних запасах воздуха нащупал волосы мужика и, с трудом оттолкнувшись от илистого дна, еле успел всплыть с ним. Едва сам не задохнулся. Увидев их, и Михаил бросился в воду на помощь.

Вытащили они мужика на берег, а он не дышит...

– Притворяется, собака! – возмутился Михаил и хотел пнуть утопленника.

– Погоди, искусственное дыхание надо быстрей делать! – просипел не успевший отдышаться Ветошкин и, как учили в армии, переломил мужика через колено, вылил из него воду, а потом, положив на траву, перевертгул на спину, развязал руки и сказал Михаилу:

– На счет «четыре» я буду в грудь давить, а ты в этот момент в рот ему дыши!

– Да ты что, сосед?! – опешил Михаил. – От него воняет-то как! Уговаривать было некогда, и Ветошкин сам нагнулся к утопленнику, крикнул:

– Считай!

Михаил, приготовившись, начал считать, а Максим глубоко вдохнул... На счет «четыре» Михаил что есть силы надавил на грудь мужика, а Ветошкин припал к его холодным и липким губам. Ветошкина сразу стошнило... Пришлось все повторять.

После нескольких толчков мужик все-таки закашлялся, поперхнулся вылившейся из горла водой, перевернулся на бок и начал дышать.

– Живучий, собака! – удивился Михаил.

Мужик хотя и дышал, исходя слюнями, но, глаза не открывая, и продолжал лежать на боку, ожидая, когда от него отстанут.

– В милицию его надо... – робко предложил перепуганный Костя, как суслик стоявший неподалеку на бугорке.

– На себе его, что ли, тащить?! – огрызнулся Максим.

– На моем мотоцикле можно... В люльку посадим и будем держать, чтобы не убежал!

– Так и сделаем – ментам сдадим... – согласился Максим, брезгливо вытирая губы, видимо, отказавшись от затеи проучить ворюгу самостоятельно. – Пусть у них «пятый» угол поищет!

– Прежде обыскать надо! – предложил Михаил. – А то, может, он ножик спрятал. Еще пырнет кого-нибудь в дороге!

Обыскав мужика и ничего подозрительного не обнаружив, Максим с Михаилом разделись, отжали одежду и через пятнадцать минут, облепив мотоцикл, все приехали в отделение. Здесь мужику ноги распутали, чтобы сам мог идти. А дежурный лейтенант как увидел, кого привезли, то и слушать ничего не стал:

– Мы его давно знаем... Везите назад – это глухонемой.

– Ну и что! Он же бахчи очищал! – возмутился Ветошкин. – Сегодня у одних, завтра у других очистит, если отпустим... Пусть в вашем «обезьяннике» посидит, а потом на зоне лет пять попарится – вот и наука будет на всю оставшуюся жизнь!

– А кто за ним убирать будет? Ведь он все перемажет, а у нас уборщица только что уволилась... Где он тиной-то так уделялся?

– Вплавь хотел уйти!

Лобастый, чернявый лейтенант усмехнулся, но сразу посерьезнел:

– Все равно не возьму.

– А если мы заявление напишем?! – припугнул Михаил.

– На кого?

– На него... Заодно и на тебя можем!

– А вы не тыкайте! – Лейтенант прищурил и без того злые азиатские глаза, – Ладно, оставляйте... Написав заявление и сдав мужика, Ветошкин, выйдя из отделения, замялся:

– Не, парни, так не годится... Лейтенант отпустит нашего ворюгу, как только уедем... Надо его с собой забрать, у меня есть мысль, как проучить его... Они вернулись, сказали, что дело заводить не надо, а заявление забирают назад.

– Вот и хорошо... – повеселел лейтенант. – Иди – свободен-свободен, – дважды махнул он задержанному. – Они подвезут тебя.

– Пошли! – как приятелю, по-дружески сказал Ветошкин недавнему пленнику; все еще не веря, что он глухонемой. – Нечего здесь светиться. Им и без нас работы хватает.

Когда вернулись и остановились перед участком Ветошкина, Максим указал на мужика, видимо, решившего, что все плохое закончилось, и теперь дремавшего в мотоциклетной люльке:

– Чего его просто так отпускать? Пусть вкалывает, землю под зиму копает – пора начинать. А чтобы не убежал – на цепи будем держать. У меня как раз есть подходящая, будто специально берег.

– А что – идея! Чепь – лучшее средство воспитания! Чепь – всему научит! – поддержал Михаил. – Он немного сюсявил, произнося слово «цепь», и поэтому у него получалось по-старинному – чепь. – На чепи посидит – сразу поумнеет, будет знать, к кому лазить... А то к новым русским за ананасами в оранжереи не полез, нет – на нашу капусту позарился, собака!

Ветошкин принес из сарая ржавую цепь, которую однажды снял с колодца в какой-то деревне, цепь долго валялась без дела, а теперь вот пригодилась. На нее и посадили мужика, привязав за ногу к яблони, чтобы не убежал, а цепь для надежности болтом стянули и гайку законтрили другой гайкой, чтобы не открутил, лопату выбрали самую большую... И всё с улыбочками да прибаутками, будто шутили.

Пока привязывали – собрались люди, начали поддерживать:

– Молодец, Максим!

– Давно пора!

– Совсем бомжатники обнаглели...

Когда мужик безропотно начал копать, а Костя поехал мыть мотоцикл, Ветошкин сказал Михаилу:

– Зайдем – выпить надо, у меня есть немного... А то намерзлись в воде да на ветру – заболеем еще, не дай Бог! Когда выпили по сто граммов и немного разогрелись, Михаил предложил:

– Как вскопает, потом на мой участок его определим, чтобы наука была!

Ветошкин поддержал:

– И твой участок пусть копает, и Костин. Пусть, гад, всю осень работает на нас, за всех ворюг отдувается!

Поговорив, они захотели еще выпить. Решили послать Костю за бутылкой. Перед уходом Ветошкин окликнул пленника, решив проверить его:

– Эй, тебе, может, хлебца принести?