Колеса

— Помогли бы вы лучше мне, — сказал Бретт. — Мне так трудно по утрам вставать.

— Если бы мы вознамерились вам помочь, — улыбнулся его собеседник, — я послал бы к вам кого-нибудь из нашего персонала. К примеру, вы исчезли, перестали являться на работу — он спросил бы вас, в чем причина. Бывает ведь и такое: кто-нибудь из этих новеньких пропустит день или опоздает на час-другой и вообще бросает работу. Может, человек вовсе и не собирался прогуливать — просто так получилось. Но он считает, что мы непреклонны, и, раз ты не вышел на работу, значит, ты ее потерял.

— А на самом деле все не так?

— Конечно, нет! Мы даем ребятам возможность исправиться, потому что мы хотим, чтобы из нашей программы что-то вышло. К примеру, тем, кому трудно вовремя являться на работу, даем дешевый будильник — вы и представить себе не можете, сколько людей никогда в жизни не имели будильника. Компания разрешила мне приобретать их оптом. Так что теперь в моей конторе столько же будильников, сколько у других людей скрепок.

— Вот уж в жизни бы не подумал! — вырвалось у Бретта. Очень это выглядело нелепо: огромная автокомпания, которая тратит миллиарды на жалованье своим служащим, заботится о том, чтобы разбудить каких-то сонь.

— Вы сейчас поймете, что к чему, — продолжал Леонард Уингейт. — Если чернорабочий не явился на курсы профориентации или на завод, соответствующий начальник обязан сообщить об этом моим людям. А они, если, конечно, дело не безнадежное, принимают меры.

— Но они этих мер не принимают? Вы потому так огорчены?

— Частично. Только бывает и нечто похуже. — Уингейт залпом проглотил остатки своего виски. — Эти курсы профориентации рассчитаны на два месяца. Одновременно на них занимается около двухсот человек.

Бретт подал знак бармену, чтобы им наполнили стаканы.

— О'кей, — сказал он, когда бармен отошел, — значит, существуют курсы, на которых занимается около двухсот человек.

— Правильно. Во главе мы поставили инструктора и дали ему секретаршу. Они ведут записи занятий, а также следят за посещаемостью. Они же выдают курсантам пособие в виде чеков, которые каждую неделю поступают к ним из главной бухгалтерии. Естественно, что чеки бухгалтерия выписывает на основе отметок о посещаемости в курсовом журнале… Вот этот-то инструктор и секретарша, — с горечью добавил он — и действуют на пару. Они все и творят.

— Творят — что?

— Как выяснилось, обманывают, обворовывают тех, кому должны были бы помочь.

— Я, пожалуй, представляю себе, как это происходит, — сказал Бретт. — Но все же расскажите.

— Видите ли, в процессе обучения происходит отсев — по разным причинам: и по тем, о которых я вам рассказывал, и по другим. Это неизбежно — мы этого ожидали. Как я вам уже говорил, когда к нам поступает такая информация, наш отдел старается убедить отсеявшихся вернуться. А что делали этот инструктор и секретарша? Вместо того чтобы давать сведения о выбывших, они отмечали их как присутствующих. Соответственно чеки для этих людей продолжали поступать, и наша драгоценная парочка преспокойно клала их себе в карман.

— Но ведь чеки выписываются на конкретного предъявителя. Никто другой не может по ним получить деньги.

Уингейт покачал головой.

— Может — и получает. Правда, эта пара время от времени сообщает, что кто-то выбыл, и компания тут же перестает выписывать чеки. А с оставшимися чеками инструктор отправляется по городу и разыскивает людей, на чье имя они выписаны. Это не составляет труда: адреса все имеются в деле. Инструктор рассказывает какую-нибудь сказку о том, что компания хочет получить свои деньги обратно — им-де надо только чек подписать. А потом по этим чекам получает наличными в любом банке. Я это знаю, потому что целый день следил за инструктором.

— Ну, а потом, когда ваши люди отправляются к отсеявшимся? Вы же сами сказали, что они со временем узнают о них. Неужели история с чеками не всплыла?

— Может и не всплыть. Учтите, что люди, с которыми мы имеем дело, не очень-то словоохотливы. Они не просто перестают работать, а вообще исчезают из виду и не стремятся давать о себе информацию. У них даже ответ на прямой вопрос трудно получить. Да к тому же я склонен думать, что были и подкупы. Доказать это я не могу, но есть такой душок.

— Грязная история.

Да, по сравнению с тем, что рассказал Леонард Уингейт, подумал Бретт, его собственные огорчения — сущая ерунда.

— Вам удалось раскрыть все это в одиночку?

— В основном, но первым до этого додумался один из моих помощников. Он начал подозревать, что дело нечисто, потому что цифры посещаемости занятий были уж слишком высоки. Мы оба занялись проверкой, сравнением нынешних цифр с прежними, а потом получили цифры из других компаний. Тогда-то все и вышло наружу. После этого надо было только выследить их и уличить. Что нам и удалось.

— И что же теперь?

Уингейт пожал плечами, привалившись к стойке.

— Этим занялась служба безопасности — теперь все уже вне моей компетенции. Сегодня после обеда поодиночке к нам в центр доставили инструктора и секретаршу. Я присутствовал при допросе. Оба сразу во всем признались. Верите или нет, инструктор даже расплакался.

— Верю, — сказал Бретт. — Сам бы заплакал, да только по другому поводу. И что же, компания будет возбуждать дело?

— Инструктор и его красотка в этом не сомневаются, но я-то знаю, что ничего не будет. — Негр сидел ссутулившись, но сейчас выпрямился — оказалось, что он почти на голову выше Бретта Дилозанто. — Видите ли, — с усмешкой заметил он, — это может плохо отразиться на репутации: компания не захочет, чтоб ее имя трепали в газетах. К тому же для моих хозяев главное — это вернуть деньги: как-никак речь идет о нескольких тысячах.

— А что станет с теми, другими? С теми, кто отсеялся, а мог бы вернуться и работать…

— Ну что вы, друг мой, нельзя же быть настолько сентиментальным.

— Прекратите! — вдруг возмутился Бретт. — Я же не крал этих чеков.

— Нет, не крали. Ну хорошо, насчет тех людей сейчас расскажу. Если бы мой аппарат был в шесть раз больше, если бы мы могли просмотреть всю картотеку и выяснить, кем стоит заняться, и, наконец, если бы мы могли разыскать этих людей после стольких недель…

Около них снова возник бармен. Стакан Уингейта был пуст, но он отрицательно покачал головой. И чтобы успокоить Бретта, добавил:

— Однако будем стараться кое-что сделать. Но едва ли удастся сделать много.

— А жаль, — сказал Бретт. — Очень жаль. — Помолчал и потом спросил: — Вы женаты?

— Да, но чисто формально.

— Послушайте, моя знакомая сейчас ждет меня с ужином. Почему бы вам не поужинать с нами?

Уингейт начал вежливо отказываться. Бретт не отставал. И через пять минут они уже ехали друг за другом в направлении дома Бретта.

Барбара, у которой были ключи от квартиры Бретта, находилась уже там, когда они явились, и хлопотала на кухне, откуда по всей квартире распространялся аромат жареного барашка.

— Эй, повариха! — крикнул Бретт еще из прихожей. — Выходи нас встречать.

— Если ты с гостьей, — донесся голос Барбары, — можешь готовить ужин сам. О, оказывается, нет. Здравствуйте!

Барбара появилась в передничке, надетом поверх элегантного вязаного костюма, в котором она приехала прямо из своего агентства. Костюм этот очень выигрышно подчеркивает ее фигуру, подумал Бретт и почувствовал, что Леонарду Уингейту пришла та же мысль. По обыкновению Барбара сдвинула темные очки высоко на лоб, и они так и остались в ее густых, темно-каштановых волосах. Бретт стащил с нее очки и чмокнул в щеку.

Представляя их друг другу, он сказал Уингейту:

— Это моя любовница.

— Ему бы очень хотелось, чтоб это было так, но ничего подобного, — возразила Барбара. — Он нарочно это говорит, чтобы поквитаться со мной.

Как и предполагал Бретт, Барбара и Леонард Уингейт довольно быстро нашли общий язык. Пока они болтали, Бретт открыл бутылку «Дом Периньона», из которой и налил всем троим. Барбара то и дело извинялась и исчезала на кухню.