+тот кто считает

– Что это он здесь себя так вольготно чувствует? – шепотом спросила Сэнди.

– Возможно, то, что он вхож в дом, дает ему такое право, – предположила Николь. – Или просто в роль вошел и слишком увлекся…

Изнутри стены дома были выкрашены в белый цвет, как и в рияде, на окнах красовались резные деревянные ставни. В ажурных нишах стояли книги на английском, французском и арабском языках. Каждая из многочисленных подушек на диванах и креслах была искусно расшита вручную. Просторные помещения соединялись между собой широкими арочными проемами без дверей, что создавало ощущение, будто комнаты плавно перетекают одна в другую. Бродить по лабиринтам выдержанных в общем стиле, и при этом абсолютно непохожих друг на друга комнат особняка было интересно. Это был живой музей истории Марокко – на глаза то и дело попадались настоящие реликвии. На стенах висели старинные чеканные «аяты», стоял среди других книг Коран в кованном серебряном переплете, вполне достойный того, чтобы принадлежать кому-то из основателей города. Но если в музеях экспонаты спрятаны под стеклом, и годами служат лишь развлечением для туристов, большинство которых не способно осознать их истинную ценность, то здесь, в этом огромном особняке они жили своей жизнью, почитались, были окружены теплом и вниманием хозяина.

В глазах Мэттью и Николь горел профессиональный интерес, то же самое испытывала и Сэнди, чувствовавшая себя попавшей в мир арабских сказок.

Вскоре, однако, снова появился слуга и предложил следовать за ним. На террасе был накрыт большой круглый стол. Навстречу гостям вышел статный араб лет пятидесяти в расшитой золотом джелябе. Аристократическая красота и гордая осанка делали его похожим на султана со средневековых гравюр. Сэнди про себя подумала, что дом всегда является продолжением и отражением хозяина. Леви почтительно представил своих новых знакомых.

– Друзья Леви – мои друзья, – заявил Бадер, после чего вся компания была приглашена к столу, а бесшумные слуги стали разносить блюда и напитки.

– В начале двадцатого века, – произнес Бадер, – мой дед, известный в Марокко военачальник, приобрел у своего хорошего друга семейные реликвии, желая помочь столь уважаемой семье, оказавшейся в бедственном положении. Этим другом был дед господина аль-Пизари, – Бадер сделал легкий поклон в сторону Ибрагима. – Так что теперь наши семьи объединяет общая история, и я рад этому знакомству.

Все уже ожидали, что речь пойдет о золотой змейке, доставшейся Бадеру от деда Ибрагима в числе прочих реликвий, но тот перешел к неторопливой светской беседе. Блюда сменялись одно за другим, а хозяин, казалось, забыл, зачем к нему приехали гости. Сэнди с недоумением бросала взгляды то на Мэттью, то на Николь, но они непринужденно поддерживали вежливый разговор ни о чем. Наконец, Мэттью не выдержал:

– Мы восхищены красотой вашего сада и дома, и благодарим за изысканный обед. Однако мы приехали к вам по делу…

– Конечно, по делу! – Бадер оживился. – Кто же приезжает без дела? Но ведь неправильно решать дела на голодный желудок. Сначала попробуем ягненка, запеченного в молоке.

Араб позвонил в серебряный колокольчик, лежавший на столе перед ним, и через минуту слуга вынес огромный поднос с румяным ягненком, украшенным фруктами и живыми цветами.

– Такого ягненка вы больше нигде не отведаете, – гордо сказал Бадер. – Этот рецепт хранился в тайне с древних времен. Теперь во всем мире этим секретом владеет лишь один человек – мой повар Баракат, а так как сыновей у него нет, он унесет его с собой в лучший мир.

Мясо действительно таяло во рту, оставляя ароматное послевкусие, однако и после ягненка, и за десертом от попыток заговорить о деле Бадер уклонялся. Он то принимался рассказывать о своих павлинах, то о редкой породе овец, которые паслись в некотором отдалении, то предлагал насладиться необыкновенным шербетом, который его повар готовит только для самых дорогих гостей.

Часа полтора беседа продолжалась в такой манере, когда Бадер неожиданно заявил:

– Прошу вас простить мою поспешность, но, к моему великому сожалению, неотложные дела заставляют меня покинуть моих гостей. Оставайтесь, слуги принесут вам напитки и покажут виллу. Пусть мой дом станет вашим домом.

С этими словами Бадер встал из-за стола, и, поклонившись, собрался уходить. Никто поначалу не смог произнести ни слова от изумления. Первой из оцепенения вышла Сэнди:

– А как же змейка? Мы хотели хотя бы взглянуть на нее!

– Змейка? – араб сделал недоуменное лицо. – Павлины есть, овцы есть, собаки… О какой змейке речь, мадам?

– О золотой змейке, которая скрепляла части талисмана, – проговорила Сэнди.

– Не понимаю, какой такой талисман? – Бадер попытался принять безразличный вид, однако было заметно, что упоминание о талисмане попало в точку.

Сэнди с молчаливой мольбой взглянула на Мэттью. Тот со вздохом вытащил из сумки папку с письмом Писарро и протянул ее арабу.

Бадер развернул папку, и вежливое безразличие на его лице сменилось выражением сильнейшего интереса. Некоторое время он вчитывался в строчки письма, после чего сказал:

– Это испанский. Я, к сожалению, очень плохо знаю этот язык.

Мэттью, не говоря ни слова, достал из сумки перевод письма на английский и французский и протянул его арабу. Бадер впился в перевод глазами. Через минуту он начал что-то взволнованно бормотать по-арабски, переводя взгляд с французского текста на подлинник письма так, словно перед ним лежала святыня. Наконец, он повернулся к своим гостям:

– Это означает, что в моих руках – часть великого талисмана инков? – Получив в подтверждение кивок Леви, он резко отложил документ и спросил, глядя прямо в глаза Мэттью, которого для себя он идентифицировал как старшего в этой компании:

– Сколько вы хотите за это письмо?

– Оно не продается, – ответил англичанин. – Мы, напротив, готовы обсудить с вами покупку змейки, которая, возможно, является частью талисмана.

Лицо хозяина окаменело:

– И речи об этом быть не может. Если вы не желаете продавать письмо, я вынужден откланяться.

– Постойте! – резко сказала Сэнди. – Дайте нам хотя бы взглянуть на нее. Ведь вполне вероятно, что в вашей коллекции не та змейка, которую мы ищем!

Несколько секунд Бадер колебался, затем с явной неохотой подозвал слугу и, велев подать гостям еще чаю, ушел в дом. Через минуту он вернулся с миниатюрной инкрустированной шкатулкой. Открыв крышку из слоновой кости, Бадер протянул шкатулку Мэттью.

Несколько минут в полной тишине все разглядывали изящный золотой предмет, передавая его из рук в руки.

– Это она, – сказала, наконец, Николь, с трудом скрывая волнение. – Знаки на змейке и на рисунке талисмана совпадают.

– Действительно, очень похоже, – осторожно согласился Мэттью.

Бадер стоял рядом, внимательно наблюдая за этой сценой. Мэттью повернулся к нему и спросил еще раз, за какую цену тот готов расстаться со змейкой. Получив твердый отказ, он предложил обменять амулет на что-либо, что может представлять для хозяина адекватную ценность. В этот раз хозяин виллы задумался и стал пристально, с ног до головы рассматривать Николь и Сэнди.

– В мире есть так мало красивого и ценного, – сообщил он, наконец. – И золото – не более чем эквивалент истинной живой красоты… Я готов обменять змейку на ваших прекрасных женщин. Религия позволяет мне иметь несколько жен, так что, полагаю, это будет достойный обмен – старинный амулет на двух красавиц.

Сэнди вспыхнула от ярости, но прежде чем она успела что-либо произнести, ее опередила Николь:

– Соблазнительно, – неожиданно сказала она. – Но не выйдет. Лео огорчится, приедет сюда, устроит сцену. Павлинов общипет…

Араб внимательно посмотрел на нее и сухо улыбнулся.

– Я пошутил! Прошу меня извинить. Тем не менее, о продаже принадлежащей мне вещи не может быть и речи.

Бадер забрал змейку у Мэттью:

– К сожалению, я вынужден проститься – меня ждут неотложные дела. Оставайтесь, сколько хотите, чувствуйте себя как дома.