Сентябрь

По зрелом размышлении, Эдмунд решил подавить свое возмущение — в конце концов, он ведь не собирается менять свое решение или идти на какие-то компромиссы. Это Вирджинии предстоит смириться.

Когда она объявила, что хочет съездить на несколько дней в Лондон, притом одна, без него, Эдмунд без колебаний одобрил ее намерение и внутренне обрадовался. Пусть походит по магазинам, развлечется, и если уж это не поможет ей образумиться, значит, дело безнадежное. Генри, сообщила она ему, поживет у Ви, а он пусть обходится как хочет. Он отдал собак на постой Гордону Гиллоку, запер Балнед и провел эту неделю в Эдинбурге, в своей квартире на Морей-плейс.

Одинокая жизнь не слишком его отяготила. Он просто выкинул из головы все домашние неурядицы, погрузился в работу и был вполне доволен, засиживаясь в офисе допоздна. Между тем слух, что Эдмунд Эрд в городе и без жены, распространился в мгновение ока, а на привлекательных мужчин спрос постоянный, и тут же посыпались приглашения. За время отсутствия Вирджинии Эдмунд не провел дома ни одного вечера.

Но он, и правда, очень любил свою жену — в этом Эдмунд не мог не признаться себе — и очень страдал от их затянувшейся размолвки. Она разделила их, словно зловонная трясина. И сейчас, стоя в ожидании Вирджинии, он всей душой надеялся, что Лондон пошел ей на пользу, она одумалась, стала прежней. Себе же во благо. Потому что он не намерен и дальше терпеть этот гнет, жить под тяжестью обвинений и обид. Он твердо решил: если она не смягчится и ничего не переменится, он будет жить в Эдинбурге, он не возвратится в Балнед.

Вирджиния появилась чуть ли не последней. Он сразу же увидел ее. Она сделала новую прическу и одета была, как видно, по последней моде: черные брюки, сапфировая блузка и длиннющий, чуть ли не до щиколоток, плащ. В руках, помимо дорожной сумки, какие-то блестящие коробки и пакеты. Как с рекламного фото — элегантная молодая женщина возвращается после удачного похода по магазинам. К тому же она была потрясающе красива и помолодела лет на десять.

И эта женщина — его жена! Несмотря на свои недавние раздумья, Эдмунд отчетливо осознал, как мучительно он скучал по ней. Он не двинулся с места, но сердце заколотилось так, что казалось, все слышат его стук.

Вирджиния увидела его и приостановилась. Взгляды их встретились. Ее ярко-синие, сапфировые глаза внимательно смотрели на него. Потом она улыбнулась и стала спускаться.

Эдмунд испустил глубокий вздох. Облегчение, радость жизни, какой-то прилив юношеской энергии — все слилось в этом вздохе. Лондон сделал свое дело! Все будет хорошо. Он почувствовал, как его лицо расплывается в ответной улыбке, и шагнул ей навстречу.

Десятью минутами позже они уже сидели в машине; багаж Вирджинии громоздился на заднем сиденье, дверцы машины были закрыты, ремни застегнуты.

Эдмунд вынул из кармана связку ключей и подбросил на ладони.

— Какие у тебя предложения? — спросил он.

— А у тебя?

— Мы можем либо поехать в Балнед, либо ко мне на квартиру, либо поужинать в Эдинбурге и потом уж ехать в Балнед. Генри сегодня ночует у Ви, так что мы совершенно свободны.

— Я бы хотела поужинать в Эдинбурге, а потом поехать домой.

— Так и сделаем, — Эдмунд включил зажигание. — Я заказал столик у Рафаэлли.

Он вывел машину к воротам стоянки, заплатил положенную плату и выехал на шоссе.

— Как поживает Лондон?

— Задыхается от жары и битком набит людьми. Повидала уйму знакомых, четыре раза ходила в гости, Фелисити добыла билеты на «Призрак Оперы». [8]Денег я истратила столько, что ты упадешь в обморок, когда получишь счета.

— Купила себе платье для стейнтоновского бала?

— Да, дивное! У Каролины Чарльз. Не платье — а мечта! И сделала новую прическу.

— Я заметил.

— Нравится?

— Очень красиво. И плащ тоже красивый.

— Я там почувствовала себя такой деревенщиной, что мне стало не по себе. Плащ итальянский. Не знаю, куда я буду надевать его в Страткрое, но устоять не могла.

Она рассмеялась. Его прежняя веселая Вирджиния. Эдмунд поклялся себе, что вспомнит про эту благословенную перемену, когда получит по «Америкэн-экспресс» неизбежный чек.

— Пожалуй, мне стоит чаще ездить в Лондон.

— Видела Алексу?

— Да, и мне надо много о чем тебе рассказать, но это я отложу до ужина. Как Генри?

— Я звонил Ви два дня назад. Как всегда, у бабушки наслаждается жизнью. Ви приглашала в Пенниберн на чай Кедиджу Ишхан. Они с Генри построили плотину на ручье и пускали бумажные кораблики. Он был просто счастлив, что еще одну ночь переночует там.

— А ты чем занимался?

— Работал. Ходил в гости. Вел светскую жизнь.

Вирджиния повернула голову и посмотрела на него.

— Не сомневаюсь, — сказала она вполне добродушно.

Они подъезжали к Эдинбургу по старой дороге, ведущей из Глазго. Город вставал перед ними точно высеченный из скалы, как некое романтическое видение под холодно-голубым небом. Широкие улицы, осененные пышными кронами деревьев, шпили и башни, словно пронзающие небо, а еще выше, надо всеми шпилями и башнями, — замок с флагом на мачте. Они въехали в новый город — просторные, изогнутые полукругом улицы, застроенные домами из светлого песчаника с классическими окнами и портиками, с веерными окошками над дверьми. Стены домов золотились в вечернем свете.

Подчиняясь правилам одностороннего движения, Эдмунд долго петлял по лабиринту переулков, но, в конце концов, выехал на узкую мощенную булыжником улицу и подвел машину к маленькому итальянскому ресторанчику. Напротив стояла одна из самых красивых эдинбургских церквей. На башне, поднимающейся над массивной аркой входа, стрелки позолоченных часов подошли к цифре 9, и когда Эдмунд с Вирджинией вышли из машины, над крышами окрестных домов поплыл колокольный звон. В небо взметнулись стаи голубей и повисли в воздухе, трепеща крыльями. Едва отзвенел последний удар, как голуби снова уселись на подоконник и на парапет и, сложив крылья, мирно заворковали, как будто ничего и не случилось и им немного стыдно за то, что они подняли такой переполох.

— Могли бы уж и привыкнуть к перезвону, — сказала Вирджиния. — Как он им не надоел?

— Никогда не встречал голубя, которому бы что-то надоело. А ты?

— Ты меня озадачил. Кажется, я тоже не встречала.

Он взял ее под руку, подвел к входу в ресторан и растворил дверь. Притушенный свет, запах свежего кофе, чеснока и вкусной еды. Официант-распорядитель сразу устремился к ним.

— Добрый вечер, мистер Эрд. Здравствуйте, мадам.

— Добрый вечер, Луиджи.

— Столик вас ждет.

Тот самый столик, который просил зарезервировать Эдмунд: в углу, у окна. Накрахмаленная розовая камчатная скатерть, такие же салфетки, роза в изящной вазочке. Пленительный интим. Вражде тут не место.

— Отлично, Луиджи. Спасибо. А как насчет «Моэ шандон»?

— Я уже положил бутылку на лед, мистер Эрд.

Они пили охлажденное шампанское. Вирджиния подробно рассказала о своей жизни в Лондоне, о выставках, которые она посетила, о концерте в Уигмор-Холл.

Кушанья они выбрали каждый по своему вкусу. Воздержались от равиоли и тальятелли, [9]заказав вместо этого утиный паштет и семгу.

— И зачем только я привел тебя в итальянский ресторанчик? Семгу ты прекрасно можешь есть и у себя дома.

— Затем, что в мире нет ничего вкуснее семги, а в Лондоне каких только иностранных кушаний я не отведала.

— Я не спрашиваю, с кем ты их отведывала, — сказал Эдмунд.

— И я ни о чем тебя не спрашиваю. — Вирджиния улыбнулась в ответ.

Еда была превосходной, и они с удовольствием поглощали ее. Закончили свежей малиной со сливками и хорошо выдержанным сыром бри. Вирджиния рассказала Эдмунду о выставке в Берлингтон-Хаус, о планах Фелисити Кроув купить деревенский коттедж в Дорсете и довольно сумбурно изложила сюжет «Призрака Оперы». Эдмунд сюжет знал, однако был весь внимание, наслаждаясь ее присутствием, звуком ее голоса, тем, что она хочет поделиться с ним своими впечатлениями.