Рассказы и стихи из журнала «Саквояж СВ»

Возьмем пример, что часто видим в прессе: блондинка двадцати неполных лет катается на джипе-мерседесе, пища в мобильник. Это стильно? Нет. Ты можешь быть крута по всем приметам, но джип — пустышка, а мобильник — прах. Так могут все. Но если ты при этом небрежно красишь ногти на ногах, ни разу не прервав словес обильных (блондинки очень много говорят), зажав плечом брильянтовый мобильник и в этот самый миг меняя ряд, — то это стиль. А ежели вдобавок в колонках у тебя играет Шнур, а сзади пара выхоленных шавок — то это без пяти минут гламур. Но если справа от гламурной шавки лежит при этом книга Гришковца — то жаль. А если Пруста или Кафки — то ты уже гламурна до конца.

Другой пример: убогое жилище акулы электронного пера. На столике гниют остатки пищи, а в раковине высится гора посуды грязной, жалобно старея; повсюду вонь носков и сигарет, а вдоль стены бутылок батарея давно пылится. Стильно это? Нет. Таких квартир немало в полусвете, их можно смело ставить на поток, но ежели при этом на паркете лежит сопливый носовой платок… Про это все писать — и то несладко, а наблюдать расхристанную гниль еще тошней. Но если там прокладка — то это стиль. А «Тампакс» — мегастиль. Еще пример: вас выгнали с работы, проблема с кошельком напряжена, вдобавок голова болит до рвоты, и к матери уехала жена. Буквально ситуация из фильма, известная в России с давних пор. Скажите, это стильно? Нет, не стильно. Но ежели при том еще запор…

Короче, так: оставим поношенье стилистов, визажистов и т. д. Стилистика — игра на повышенье. У нас об этом помнят, как нигде. Не следует обрушиваться люто на новый стиль, который отвердел. Бесстильно все, в чем нету абсолюта, но стильно все, в чем видится предел. И если вы находитесь в процессе передвиженья в сторону Москвы, и едете в сверкающем экспрессе, и элегантно выглядите вы, и выпили «Наполеона», скажем, — то вы обычный сын родной страны. Но если вы в обнимку с «Саквояжем» — то это стиль.

И значит — вы стильны.

Самобытное

Вот говорят: в политике страда, пора великих драк и зуботычин… Друзья! Гламур не делся никуда. Он просто стал слегка патриотичен. Теперь, из-за границы воротясь, ругай ее за мелочность и серость, за бездуховность, нищету и грязь и главное — за недостойный сервис. Ведь сервис для продвинутых людей — порой способен в их среду попасть я, — когда водитель, метр, лакей, халдей глядят на вас с восторгом сладострастья. Всем телом изгибаются, служа, стараются смотреть как можно проще, униженней — как попа на ежа: с испугом и сознаньем вашей мощи. А в мире что? Доверия кредит исчерпан к ним. Спросите: почему же? А там любой портье на вас глядит с достоинством, как будто он не хуже. Нет, нам милей родная наша мать. Признаемся патриотизма ради: гламур — искусство дать другим понять, что все в навозе, вы же — в шоколаде. В России это ценится промеж продвинутых. У них такая поза. А выедешь на Запад, за рубеж — все в шоколаде! Словно нет навоза! Как чувствует себя иной кумир, привыкший к раболепию отрепья? Кой-как еще годится третий мир, но даже там глядят без раболепья! А в Турцию поедешь — вообще. Там на тебя взирает встречный турок как рыцарь при кинжале и плаще, — а должен бы как лузер и придурок. Они ведь кто? Дешевка, третий сорт. Ни нефти, ни престижности, ни денег. А мы как раз поставили рекорд по скорости поднятья с четверенек!

Опять-таки засада в смысле цен. У нас в России с ценами неплохо, а там царит какой-то миоцен (зовется так пещерная эпоха). Допустим, прихожу в крутой бутик, для девушки присматриваю платье — и чувствую себя как еретик, попавший к инквизиции в объятья. Затем ли я копил свои счета, всех оттеснял, топил кого попало, — чтоб эта пошлость, эта нищета меня среди Европы обступала? У нас зайдешь в приличный магазин, где все привычной роскошью залито, — не видишь заурядных образин: кругом одна российская элита. Посмотришь на лицо или кольцо — и понимаешь: наша таргет-группа! У нас бы не пустили на крыльцо того, кто здесь толпится, пялясь глупо. А главное — в Москве, зайдя в бутик, где роскоши разложены охапки, любой бы лох затрясся и притих, увидев, сколько стоят эти тряпки. В Москве заплатишь — чувствуешь: богат. Не зря страдал, устроился неплохо. А здесь лежит какой-то суррогат, и главное — вполне по средствам лоха! В России отстегнул бы тысяч пять и кинул девке, чтобы понимала… Да что ж я, лох — такое покупать по ценам втрое ниже номинала?!

Еще пример. Один крутой Роман, что возглавлял недавно список Форбса, в Италии собрался в ресторан. Конечно, он без записи приперся, — но если б он в России где-нибудь зашел поесть хоть пхали, хоть хинкали, директор бы спешил его лизнуть, а остальных бы сразу распихали! А здесь — Роман приходит в ресторан, желает съесть куриную котлету, — а метрдотель глядит, как растаман, и говорит: простите, места нету. Столов у нас, простите, сорок пять. (А он стоит и слушает, Роман-то!) Мы можем вас на завтра записать и обслужить согласно прейскуранту. Роман ушел, загадочен и хмур, с тоской оборотясь к родному краю… Вы это называете гламур? Я оскорбленьем это называю! Наш олигарх, конечно, не тиран, но все-таки не агнец, не махатма, — ведь он способен этот ресторан купить со всею публикой стократно! У нас на обладателя монет всегда глядеть умели, как на Бога. На западе гламура больше нет. Там стало примитивно и убого.

И подлинный гламурный патриот в ответ на европейский наглый выпад поедет не на Запад, а в народ.

И об него гламурно ноги вытрет.

Песнь о кино

Сегодня знают все, каким должно быть русское гламурное кино — чтоб никого оно не напрягало, но грело душу зрителя оно. Прошу за мною закрепить права на глянцевый проект для большинства: вы скажете, что тут рецептов нету? А я скажу, что есть, и даже два.

Рецепт один: подруга богача — разумный взгляд, покатые плеча, конечно, пожила, уже под тридцать, но все еще гладка и горяча, — в нарядах, что достойны и князей, в дому, напоминающем музей, томится без присмотра и занятий, пока супруг в компании друзей трет терки, ссорит Запад и Восток и грабит недра, зная свой шесток; он сказочно красив, опрятен, строен, но староват и несколько жесток. Его подруга, супергоспожа, мечтает завести себе пажа, с которым бы могла делить досуги, всечасно при себе его держа. Ей нравится перебирать пажей, и скоро отрок выбран. Он диджей, по виду совершеннейший Бандерас (хотя Бандерас, кажется, хужей). И вот у них любовь. Она с пажом медлительно сплетается ужом, гуляет, как тинейджер, в модных клубах — порой в Москве, порой за рубежом, — в роскошных интерьерах пьет вино или коктейли, как заведено, — короче, выполняет всю программу гламурного российского кино. Однако олигарх и грозный муж, что связан со спецслужбами к тому ж, встречает нашу парочку, к примеру, в шикарном заведенье «Мулен руж». Здесь камера блуждает по воде, по редким рыбам в матовой воде… (В конце возможен скромный product-placement: «Такого буйябеса нет нигде!») Он видит, что любимая жена ему, по сути дела, неверна; пусть нет любви, была бы благодарность — так и ее не видно ни хрена! Смущен ее внезапною виной, он начинает слежку за женой с намерением грешницу исправить, а грешника отправить в мир иной. В процессе слежки видно, что жена в пажа довольно сильно влюблена — и если разлучить ее с диджеем, с супругом не останется она. И вот он застает ее с пажом, стремительно врывается с ножом — ведь в этом замке камера слеженья всегда следит за первым этажом! Так вот, когда на первом этаже любовники остались неглиже — ревнивый муж врывается сказать им, что типа он замучился уже. Супружница, рыдая и дрожа, желает заслонить собой пажа; диджей, едва прикрытый одеялом, не сводит глаз с ужасного ножа. Увидев, что жена верна пажу, седой красавец молвит: «Ухожу. Живите, дети! Я ведь не убийца. Я вас прощу и щедро награжу. Пусть знают все — и зритель в том числе: российский бизнес не погряз во зле! Мы добрые, порядочные люди и незаконных целей не пресле… преследуем!» Он справится с собой, брезгливо дернет нижнею губой — и нож вонзит в свое большое сердце, и рухнет ниц на бархат голубой. Жену его сильней, чем «Индезит», такое благородство поразит. Она о труп ударится с размаху, любовнику бросая: «Паразит! Гламурный, снисходительный дебил! Ты мной играл, а он меня любил! Ей-Богу, было б правильней и лучше, когда бы он нас до смерти забил!» — и, вытащив из мужа длинный нож, вонзит его туда, где носит брошь, — что будет справедливою расплатой за адюльтер, кликушество и ложь. Услышавши ее предсмертный крик, вбежит привратник, доблестный старик, давным-давно служивший на Кавказе и, верно, штурмовавший Валерик. Свое ружжо наперевес держа, он доблестно прицелится в пажа, который так и мерзнет неодетый, — и застрелит из этого ружжа. Пусть знает зритель (требую курсив!), что русский бизнес честен и красив, что наши богачи любить умеют, по паре миллиардов накосив; что все — от слуг до собственной жены — по гамбургскому счету им верны, что деньги, в общем, пыль, а олигархи — отечества достойные сыны!