-->

Зеркальная комната

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Зеркальная комната, Фолк-и-Камараза Рамон-- . Жанр: Современная проза / Биографии и мемуары. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.
Зеркальная комната
Название: Зеркальная комната
Дата добавления: 16 январь 2020
Количество просмотров: 294
Читать онлайн

Зеркальная комната читать книгу онлайн

Зеркальная комната - читать бесплатно онлайн , автор Фолк-и-Камараза Рамон

Роман вводит читателя в сложный внутренний мир человека, вернувшегося на родину после долгого отсутствия и переоценивающего пройденный жизненный путь с тем, чтобы обрести устойчивые ориентиры для своего творчества. Книга отмечена ведущей литературной премией Каталонии «Рамон Льюль».

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала

1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 44 ВПЕРЕД
Перейти на страницу:

Но попытка была сделана серьезная, если не сказать отчаянная, и в половине первого я почувствовал, что взволнован, что в уме моем теснятся персонажи: целый легион пожилых дам, девушек, одетых по моде двадцатых годов, кавалеров с бородками и в сюртуках, юношей с напомаженными волосами, в длинных белых брюках; они играли в теннис, танцевали чарльстон и, закурив, с громким щелчком захлопывали портсигары, — тут я понял: если немедленно не отправить их всех спать, бессонная ночь мне обеспечена.

Самое невинное оружие, которое можно использовать против них, — чтение. Я выбрал, нет, взял первую попавшуюся книгу. К счастью, это оказались путевые очерки. Главное сейчас — не читать романов, иначе таинственные персонажи вновь оживут в моем воображении.

Автором книги был один из лучших испанских писателей послевоенного поколения, читать его очерки — истинное счастье: что ни страница — то удача. Откровенно говоря, даже обида шевельнулась, что и не удивительно, когда сам находишься, как говорится, в «творческом кризисе». Чудесная книга, мне такой не написать. Ну, во-первых, я не путешествую, не путешествовал и путешествовать не собираюсь, а во-вторых, даже если бы я пустился в странствия, то проезжал бы мимо живописнейших мест и сталкивался бы с интереснейшими людьми, не обращая на них никакого внимания. В-третьих (хотя в этом я предпочел бы не признаваться), у меня никогда не было, нет и не будет такого острого пера и зоркого глаза, как у моего счастливого собрата. Вряд ли кто-то, кроме вашего покорного слуги, умудрился, прожив семь лет в Женеве, ни разу не подняться на Мон-Салев и не объездить Швейцарию вдоль и поперек, а ведь она, говорят, необычайно живописна. Я ни разу не побывал в Париже — хотя это и считается неприличным — тем более в Лондоне и не испытываю ни малейшего желания.

Когда однажды я с коллегами поднялся в буфет выпить кофе (в начале моей чиновничьей карьеры мне еще неведомы были преимущества одиноких прогулок по дорожкам парка), я почему-то принялся развивать теорию, которая оправдывала мою нелюбовь к путешествиям. Теория эта возмутила всех присутствующих: «Стоит ли тратить силы и ехать куда-то, — вещал я, — когда любой пейзаж можно увидеть, не выходя из дому. Пусть пейзажи съезжаются со всех концов мира ко мне. Да и вообще, едва ли мир может предложить что-нибудь более интересное, чем то, что я вижу каждое утро в зеркале над умывальником». Ничем не оправданная наглая поза. Вызов. Но, возможно, в чем-то я был прав.

«Однако дурной же у тебя вкус», — съязвил один из коллег, что меня ничуть не задело: вот уж красавчиком себя никогда не считал.

В половине второго я закрыл книгу, поворошил угли в камине, чтобы огонь не угас, выпил стакан горячего молока на сон грядущий и — представьте себе! — до полчетвертого так и не сомкнул глаз, все ворочался с боку на бок в темной «келье» Виктора, прислушиваясь к журчанию воды в трубах и баке под крышей (надо вызвать мастера, в конце концов, а то этот бак никогда не наполняется до конца) и к крикам неизвестных мне ночных птиц.

Встать я решил в шесть, чтобы к семи быть в Арпелья, но проснулся (судя по всему, мне удалось-таки уснуть) только в десять утра.

Телефон, к счастью, работал (радио, наш непрошеный собеседник, передавало торжественную мессу, что как нельзя лучше соответствовало содержанию разговора), и экономка священника из Арпелья сообщила мне, что следующая месса в двенадцать.

Итак, на завтрак — хлеб с молоком, и прочь мысли об антрекоте и бараньих отбивных, которые, вероятно, замечательно готовят на постоялом дворе.

Дождя не было, но небо хмурилось, так что, выходя в одиннадцать из дома, я надел-таки плащ и сапоги, а в карман засунул кепку, не появляться же на улице с безобразным зонтом.

Месса не произвела такого сильного впечатления, как в прошлое воскресенье, может, из-за того, что народу собралось больше (вот ведь какой я нелюдим). Кроме местных, было много приезжих горожан, дети не могли угомониться, и стоял несмолкаемый гул, мешавший сосредоточиться. Мне почудилось, что и священник произносит слова мессы не так проникновенно, словно не совсем уверенно. После окончания службы я прошмыгнул к выходу, как бродячая дворняжка, поджав хвост и стараясь, чтобы никто меня не узнал, а то пришлось бы отвечать на бесконечные расспросы: и что нового, и как поживает народ в Женеве, «с вами-то все ясно, и так видно — живете припеваючи».

Дождь еще не пошел, и я смог, как задумал, сходить к фонтану. Подростком я каждый день ездил сюда на велосипеде — сочинять стихи и поглощать бутерброды (и то и другое с одинаковым энтузиазмом, хотя последнее с большей пользой).

Вот одно из немногих мест, где с тех пор ничего не изменилось. Сохранился и большой пруд, в котором раз в три-четыре года непременно кто-нибудь тонул, и малый пруд, полный грязи и ила. Там нашли нищего Виолету с камнем на шее и в натянутой на глаза шапке, причем никто так и не узнал, сам ли он покончил с собой или ему помогли. На большой каменной плите сохранилась надпись: «Птички чистую водичку пьют и летом и зимой у фонтана в Сан-Элой», — которую, если верить легенде, сочинил фабрикант из Сабаделя. Он обычно проводил в этих местах лето, и, говорят, на него иногда нападали приступы поэтического вдохновения; в конце концов фабрикант разорился, чего и следовало ожидать. Вообще-то место это испокон века называлось Кан-Мульядер, пока поэт-фабрикант не переименовал его в Сан-Элой ради рифмы к слову «зимой».

Думаю, весной здесь по воскресеньям нет ни одной птички: их отпугивают транзисторы, а что до чистой водички, то как ей не помутнеть от пыли, поднятой столькими каблуками; но в это туманное февральское утро фонтан был мой, и только мой, и я даже побоялся остаться здесь надолго: опасные воспоминания юности оживали во мне, и я чуть было не принялся вновь сочинять стихи, как в прежние времена. И притом без бутербродов.

Проходя мимо бурного, но мелководного и грязного ручья, текущего с Тебираны, я столкнулся с ватагой мальчишек и девчонок лет двенадцати — пятнадцати, которые радостно и беззаботно рисковали собственной шкурой (приезжие, видимо: разговаривали они, вернее, кричали по-испански). Один мальчишка быстро вскарабкался на огромную, с трехэтажный дом, сосну, скользя по ее стволу, как белка, и привязал к ветке, протянувшейся над водой, веревку, связанную большими узлами из нескольких коротких обрезков. Игра заключалась в том, чтобы, ухватившись за конец веревки и оттолкнувшись от берега, лететь над потоком, полным камней и мусора, примерно двадцать метров туда и обратно, при этом как сам летящий, так и зрители оглушительно визжали, а у меня аж мурашки по коже забегали, как только я представил, что веревка вдруг оборвется… а внизу ведь никто не расстелет перину!

Когда я спасался бегством, чтобы не стать свидетелем несчастного случая, мне вспомнились качели, которые отец велел установить в галерее перед нашим домом, под террасой святого Франциска (так мы называли ее в шутку из-за небольшой ниши со статуей святого), в галерее с высокими арками (туда тянулись из сада самые длинные ветви цветущих олеандров), с цементными перилами, сосновыми балками и всегда прохладным плиточным полом. Прежде чем установить качели, отец сфотографировал в этой галерее одну за другой трех моих старших сестер, усадив их в кресло-качалку и дав в руки книгу — ни дать ни взять картинка с обложки сентиментального романа.

Потом появились качели, и галерея превратилась прямо-таки в арену цирка, где мы с братьями без устали соревновались в ловкости: сильно раскачиваясь, доставали потолочную балку рукой или ногой, а то сразу и рукой и ногой, или закручивали туго-туго веревки так, что уже не доставали ногами до земли, и, резко отпустив их, начинали стремительно вертеться волчком. Потом мы сползали с качелей, пошатываясь от головокружения, и брели к стене — исполнить особый ритуал, который, как нам говорили, помогал в таких случаях. Это называлось «сделать хлеб и мед». Надо было хлопать ладонью то по стене, то по собственному лбу до тех пор, пока не подействует, приговаривая: «Хлеб и мед, хлеб и мед, стукни в стену — и пройдет», а потом как ни в чем не бывало вернуться на качели.

1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40 ... 44 ВПЕРЕД
Перейти на страницу:
Комментариев (0)
название