Михаэль. Книга для инфантильных мальчиков и девочек

В этот моменту Патриции рождается ребенок. Она лежит в клинике, в отдельной палате. Главный врач не отходит от нее. Михаэль нервно вышагивает по коридору & курит одну сигарету за другой. Господин Кёстер, отец Патриции, звонит каждые пятнадцать минут и спрашивает, как там дела. У него важные переговоры, поэтому он никак не может уйти.

Ребенок вот-вот родится. Головка уже показалась. Патриция кричит. Это ведь тоже событие. Событие, от которого сначала очень больно, но потом, когда все удалось вытерпеть, уже никто не вспоминает о боли, все мысли только о радости.

Если родится мальчик, его назовут Саша. Если родится девочка, ее назовут Наташа.

Герду и Ингрид зовут Ингрид и Герда. И всё.

Вот-вот появится весь ребенок. Молодая акушерка работает быстро и ловко. Это мальчик. Прекрасно. Папа обрадуется, думает Патриция. Значит, Саша. Саша ревет как резаный. Здоровый ребенок. Поздравляем. Все сияют. Господин профессор в шутку говорит: он уже требует свою фабрику, этот паренек. Патриция улыбается слегка усталой, но счастливой улыбкой. Ребенок появился на свет, он уже есть.

Как я и предсказывала, боль забыта.

Герде и Ингрид иногда кажется, что ту боль, которую им довелось испытать в шестнадцать лет, они и через сто лет не забудут.

А пока они с нетерпением ждут праздника, который готовится в фирме по случаю этого радостного события. Они помогают украшать офис. Кто-то из сотрудников даже принес цветы из собственного сада. Они очень красивые. Все откладывают деньги на подарок новорожденному. Начинаются обсуждения: что дарить ребенку — что-нибудь полезное, практичное или же что-то особенное, символическое? Все за символическое. Есть еще пара дней на размышление. В последний день рождения Герда получила от мамы в подарок классный браслет для часов. Это — особенное. Но разве младенцу нужен браслет для часов?

Герда целыми днями думает только о подарке. Кое-какие идеи у нее уже есть. Все будут хвалить ее, если именно ей придет в голову самая удачная идея. Она радуется всеобщему вниманию, как ребенок.

Если она будет во время работы чересчур задумываться, ей достанется от господина начальника канцелярии. И если она попытается объяснить, что думает о маленьком ребеночке, ее это не спасет. Потому что господин начальник уверен: она думает только о себе.

~~~

Ведь вам с вашей профессией необходима изрядная порция усердия и таланта.

Впрочем, к этому вашему вишневому пирожному не помешает добавить толстый слой взбитых сливок. Бегите скорее за сливками, иначе опоздаете на вечерний детектив!

А то, когда голубой экран погаснет, не факт, что вам удастся так быстро найти нужную мисочку.

Красавцы и уродцы

Дорогие читатели! Мальчики и девочки, мужчины и женщины — короче говоря, люди! После того языка, которым разговаривала с нами знаменитая писательница, нобелевский лауреат 2004 года, в своем раннем романе, хочется перейти на нормальный человеческий язык. Причем как можно скорее. Ведь говорила она с нами будто с детьми, как с несмышленышами, — задавая вопросы и требуя на них «самостоятельных ответов», которые сама же нам и подсказывала. Нарочито доброжелательным тоном школьной учительницы, которая обожает стандартные ответы. Потому что думать не привыкла.

Читать Эльфриду Елинек и приятно, и противно. Испытываешь циничное наслаждение оттого, что хороших людей в принципе не существует — ведь положительных героев в книгах Елинек не бывает (это мы уже знаем по другим ее романам), а значит, и твои собственные недостатки — вещь вполне естественная и не постыдная. И одновременно ужасаешься оттого, насколько каждый человек — вывернутый писательницей наизнанку в ее замечательной манере, когда внешнее поведение героя незаметно, без всяких швов, перетекает в жизнь его подсознания, — так вот, ужасаешься, насколько каждый человек внутренне мерзок.

Отвратительна актриса Инга Майзе, которая в лепешку разбивается перед своими поклонниками (причем в буквальном смысле слова: показывая «изнанку» своих персонажей, Елинек доводит их поведение до абсурдного гротеска). Мерзок развратник дядюшка Билл, вовлекающий вверенных ему детей в свои сексуальные игры. Но и сами эти дети хороши: оказавшись в доме своего бедного одноклассника, они с упоением измываются над ним. Омерзительна мать Герды в восприятии ее собственной дочери: «Мама очень жирная и похожа на губку. Жир сочится у нее сквозь поры». Но не менее отвратительна и дочь, думающая так о своей матери.

Но стоп! Эта книга вовсе не галерея физических и моральных уродцев. Хотя обличительный пафос неизбежно просматривается. Замысел автора все же несколько сложнее, чем этот стандартный критико-реалистический ход, и дотошному читателю он наверняка раскрылся и без наших комментариев. Замысел этот маркируется прежде всего графикой. То, что выделено якобы как заголовок, всякий раз обозначает срез, в котором автор строит свою художественную реальность. И очень важно разобраться в том, что же они собой представляют, эти срезы.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ — это то, что происходит в жизни персонажа на самом деле (хотя это и не совсем реальность). Осознать заключенное нами в скобки можно, только если мы разберемся в том, что такое РАССКАЗ и ПЕРЕСКАЗ. «Рассказ» — это то, что человеку внушают массмедиа, и прежде всего, по мысли Елинек, телевидение. Телевидение предлагает ему другую реальность, навязывает систему ценностей, которую человек начинает проецировать на собственную жизнь; мало того — он строит свою жизнь, ориентируясь на эту систему. Герда и Ингрид — молодые стажеры, будущие клерки крупной фирмы, те самые «любые» люди, которые эту систему ценностей воспринимают как идеал.

А вот «пересказ» — это то, к ак они ее воспринимают.

Школярские термины «рассказ» и «пересказ» не случайны. Они тесно связаны с третьим срезом — метафорой ученичества, маркированной обращениями вроде ДОРОГИЕ МАЛЬЧИКИ И ДЕВОЧКИ!

Итак, добрая учительница-жизнь, маску которой надела на себя писательница, предлагает «мальчикам и девочкам», то есть интеллектуально незрелым людям любого возраста, этому, по выражению Елинек, «инфантильному обществу», некие модели жизни, те самые «рассказы», а «мальчики и девочки» должны не только прилежно выполнить урок — то есть сделать «пересказ», но еще и прийти к нужным выводам, именно к тем, которые мы в самом начале назвали стандартными.

Выявить главное в этом тексте нам помогает своеобразный «антистиль» писательницы: отсутствие в оригинале заглавных букв и большей части знаков препинания, а также намеренные унылые повторы одних и тех же слов, одних и тех же характеристик и даже фраз, создающие атмосферу безэмоциональности и статичности.

Так какую же жизнь видят в телевизоре? Красивую! Там обитают умные красавцы: директора фирм, их жены, архитекторы, журналисты, фотомодели, актеры, телеведущие, певцы, спортсмены. Они умно говорят, совершают умные поступки, и жизнь у них складывается красиво. Именно они — герои телесериалов и ежевечерних передач.

А у телевизоров сидят уродцы, заурядные людишки: Герда и ее мама, Ингрид и ее мама, рабочие, уборщицы, мясники, мелкие служащие — короче говоря, миллионы телезрителей. Сидят и завидуют. Сидят и мечтают. Самое страшное наказание — если мать заставит дочь весь вечер просидеть спиной к телевизору.

Экранная жизнь окончательно убеждает телезрителей в их собственной неполноценности. Их воображение начинает рисовать им чудовищные картины унижения и физических страданий при столкновении «уродцев» с «красавцами», и в этом чудится нечто кафкианское. Пропасть между теми и другими непреодолима. Перед нами — параллельные миры с разными системами ценностей. Но это — с точки зрения самих персонажей. Читателю же писательница показывает всю подноготную жизни «красавцев», находя убийственные гротескные метафоры, которые обнажают всю уродливость их жизни: главный телегерой Михаэль, успешный молодой глава фирмы, предстает тогда несмышленышем, которого мама запаковывает в памперсы и детский комбинезончик (вот она — основная метафора инфантильности в этой книге!); другой телегерой, Портер Рикс, издевается над своей помощницей, а его дети мучают ручного дельфина.