Ублюдки

Папа подхватил Андрюшу на руки, пощекотал ему пузо. Бабушка стояла рядом, укоризненно покачивала головой.

— Чего вы, теща, головой мотаете? — бодро спросил ее папа. — Смотрите, она еще открутится, да, Андрюха? Будет у тебя безголовая бабка, во прикол!

И, подмигнув Андрюше, он громко рассмеялся.

— Бесстыдник ты! — укоризненно сказала бабушка. — Ребенок вон заждался. Сколько уже сидит, с места не сдвинулся. Ты же в десять обещал, а уже полпервого. Ни стыда у тебя нет, ни совести!

— Дела у меня были! — заявил папа, поставив Андрюшу на пол.

— Знаю я твои дела! — заворчала бабушка. — Все твои дела в стакане. Глаза бы мои тебя не видели! Ребенка вот только жаль! Эх, Гаврилин, Гаврилин! До чего ты дошел! Посмотри на себя только! А ты ведь когда-то артистом был…

— А вот жалеть нас не надо. Мы ни в чьей жалости не нуждаемся, да, Андрюха? — опять подмигнул ему папа.

Андрюша не знал, что делать. Он чувствовал, что все снова может кончиться плохо, и, нервничая из-за этого, стал тянуть папу к двери.

— Как только бедную Аллу угораздило за тебя замуж выскочить!.. — совсем расстроилась бабушка и полезла за носовым платком.

— А вот Аллу трогать не нужно, — строго сказал папа. — Мы, может, с ней еще на том свете встретимся. Любовь у нас была, понятно вам?

— «Любовь!» — всхлипывая, повторила бабушка. — Какая же это любовь…

— А вот это уж не ваше дело, извините меня, конечно! — окончательно рассердился папа.

— Папа, ну пойдем! — громко заныл Андрюша, почувствовавший, что ему необходимо вмешаться.

— Ладно, теща, мы пошли, — усмехнулся папа.

Он немного успокоился, глаза опять обрели веселое выражение.

— Нам с вами, Ревекка Аароновна, делить нечего. Что было, то было.

Бабушка молча повернулась и пошла на кухню.

— Погодите минутку! — крикнула она оттуда.

Папа, заметно повеселев, снова подмигнул Андрюше. Из кухни появилась бабушка, держа в руках полиэтиленовый мешочек, в котором лежал небольшой, завернутый в бумагу пакетик.

— Вот, возьмите с собой, — сказала она, протягивая пакетик папе.

— Что это? — заинтересовался он.

— Пирожок я спекла. Лимонный, с корочкой. Проголодается — угостишь его, — кивнула бабушка на Андрюшу. — Ну и сам попробуешь.

— Лимонный — это хорошо, конечно, спасибо, — обрадовался папа.

— Ну, пойдем уже! — опять заныл Андрюша.

— Сейчас, сынок.

Папа почему-то мялся у двери, не уходил.

— А вы, это… денежек-то не дадите нам? — спросил он у бабушки. — А то у меня сейчас, знаете, того…

— Эх ты! — укоряюще покачала головой бабушка, но больше ничего не сказала, а достала кошелек и, порывшись в нем, молча протянула папе несколько купюр. — Когда он дома-то будет? — строго спросила она, кивая на Андрюшу.

— Когда будет? — задумался папа, пряча деньги. — А когда нагуляемся, тогда и будет, а что?

— А то, что у ребенка режим должен быть. Он в восемь часов спать идет.

— «Режим!» — передразнил окончательно развеселившийся папа. — А мы сами решим, какой нам режим!

Он громко захохотал, открыл дверь и вышел с Андрюшей на лестничную площадку.

— Чтоб тебя разорвало, ирода! — в сердцах сказала ему вслед бабушка и громко, на всю лестницу, хлопнула дверью.

— Во дает теща! — опять хохотнул довольный папа. — Характер у нашей бабуськи извини-подвинься! Как ты только, Андрюха, с ней живешь! Ну чего, двинули?

— Двинули! — с облегчением отозвался Андрюша.

Ревекка Аароновна вернулась на кухню, достала из шкафчика сердечные капли. Как всегда после встречи с бывшим зятем, заныло сердце.

Все годы, с тех пор как бедная Алла первый раз привела его в дом, она не могла примириться с ее загадочным выбором. Гаврилин когда-то был хорош собой, спору нет, и даже вроде бы не без способностей, но во всем остальном…

Что могло объединять его с тонкой, возвышенной Аллой?!.

Это был типичный мезальянс, как говорил ее опять-таки уже бывший муж Миля. Говорил с умыслом, намекая на то, что и у них с ним тоже типичный мезальянс.

Еще бы, они познакомились, когда Миля уже был студентом юрфака, а она только заканчивала школу. Довольно быстро поженились, а потом пошли дети; ей казалось, что семья — это самое важное, она всю себя отдавала им.

Так никуда и не поступила, никем толком не стала. Понятно, что делавший блестящую карьеру Миля в конце концов от нее ушел, она его даже не упрекала всерьез, понимала, что никак не соответствует ему.

Он и женился-то на ней главным образом из-за секса, потерял голову на время, а она, глупая, думала, что это навсегда, полагала, что полностью привяжет его детьми.

Как же она ошибалась!.. Никого еще ни секс, ни дети не удержали.

Вот и Алла довольно быстро ушла от своего Гаврилина, хотя сама признавалась, как ей с ним хорошо в постели. Может, кстати, если бы не бросила его когда-то, то он еще тянулся бы за ней, старался быть наравне — он же получал предложения, даже снялся в каком-то бездарном фильме…

А без Аллы быстро покатился по наклонной, ничего от того молодого красавца не осталось, полный распад личности, будто это и не он вовсе был…

Господи, Боже…

Если бы не Андрюша, она бы даже на порог его не пустила.

Если бы только не Андрюша…

Они вышли на улицу и зашагали по ней, поглядывая по сторонам.

Андрюша радостно сжимал папину руку. Осадок от неприятного разговора папы с бабушкой быстро исчез, и он с удовольствием думал о том, как они скоро окажутся в зоопарке и каких удивительных зверей там увидят.

— Ты как, маму-то вспоминаешь? — спросил папа.

Андрюша поначалу замялся, не зная, что ответить. Маму он помнил очень плохо и от этого вспоминал ее крайне редко. Но чтобы сделать приятное папе, все же решительно кивнул головой и сказал:

— Вспоминаю.

— Молоток! — похвалил папа. — Мать забывать нельзя!

Он тяжело вздохнул.

— Жили мы с ней, конечно, не очень, — доверительно сообщил папа Андрюше, — но я не в обиде, ты не думай!

Андрюша вежливо промолчал.

Он, собственно, и не предполагал, что папа за что-то обижается на маму.

Некоторое время они шли молча, каждый думая о своем.

— Знаешь, — прервал молчание папа, — у меня вот какая мысля…

Он нахмурился, в глазах у него появилось озабоченное выражение.

— Маму-то помянуть надо… Ты как, не возражаешь, сынок?

Андрюша задумался. Он не совсем понял слово «помянуть», а переспросить папу отчего-то стеснялся. Было только ясно, что как-то это слово связано с мамой, и поэтому лучше согласиться.

— Не возражаю, — осторожно сказал Андрюша.

— Вот и хорошо! — обрадовался папа. — Ты у меня молоток! Настоящим мужиком растешь! Вон там и помянем!

И папа ткнул пальцем куда-то на другую сторону улицы, где виднелся пивной ларек.

Загадочное слово постепенно стало проясняться. У таких ларьков они с папой уже не раз останавливались во время их прошлых редких прогулок.

— А когда в зоопарк? — забеспокоился Андрюша.

— А потом, — беспечно ответил папа. — Никуда твой зоопарк не денется. Ты что, думаешь, зверье оттуда сбежит, что ли? Оно там в клетках сидит, понял?

— Понял, — вздохнул Андрюша.

Про клетки он и сам знал. Бабушка как раз недавно прочла ему книжку «Детки в клетке».

— Так что не волновайся, сынок, все там на месте будет! — бодро заверил его папа. — Логично?

— Логично, — согласился Андрюша.

Это слово он опять не очень понял, но стал уже уставать от разговора.

Они перешли улицу и встали в очередь к ларьку. Очередь двигалась медленно, однако ничего не поделаешь, другого ларька поблизости не наблюдалось, так что приходилось ждать.