Топ 10, или МужчиNа Моей Мечты

В этот же день ее увезли в больницу, а через неделю она позвонила из кардиологии и сказала:

– Меня перевели в кардиологию, видимо, готовят к серьезной операции. Узнай, что там такое, только бы не самое страшное. – У меня стало сухо во рту. Я вспомнила все плохие слова, которые были сказаны мной за всю жизнь.

На следующий день мы с отцом сидели в кабинете главврача, очень приятного и оптимистичного дяденьки со всеми регалиями и принадлежностями. Для начала мы обменялись дежурными шутками, которые всем показались смешными:

– Как поживаете, Анатолий Юрьевич? – Так звали доктора. Спрашивала я, папа не мог говорить.

– Отлично, с каждым днем больных все больше и больше! – Профессиональный юмор имел право на жизнь, мы сделали вид, что смешно, как будто это помогает. Я не люблю тянуть кота за хвост, поэтому после культурной паузы спросила:

– Анатолий Юрьевич, как наша больная?

– Напомните, как фамилия? – Он все еще улыбался, довольный своей шуткой.

– Кузнецова.

– Кузнецова? – вопросительно поднял брови доктор. – Да у нее же рак. – Он даже не успел перестать улыбаться.

Если нужно рассказывать о том, как в один миг ты зависаешь над пропастью, как моментально белое превращается в черное, как благозвучная музыка за сотую долю секунды превращается в оглушительную страшную тишину, то это – оно, то самое мгновение.

Это у меня. Папа умел плакать. Поэтому ему было легче. Он просто сразу заплакал.

Еще через неделю маме должны были сделать операцию в клинике имени Герцена. Леван Арчилович Вакшакмадзе – так звали профессора хирурга, очень приятного поджарого грузина.

– Не волнуйтесь, я сделаю все, что возможно.

Я не хотела верить в то, что эти слова – приговор. Сколько раз я слышала в кино, как врачи говорят «Мы сделали все, что возможно».

Маме мы не сказали ни о том, что у нее рак, ни о том, что полупьяный мужик, который расшифровывал компьютерную томографию, уверенно заявил:

– Да вам и операцию уже делать не надо, у вас вся печень в метастазах!

После этого мне всего-то нужно было зайти к маме и подбодрить ее, чтобы назавтра она отправилась под нож с легким сердцем. Войти в палату оказалось невероятно тяжело, я собирала из мелких кусочков позитивное и уверенное выражение лица, получалось с трудом, потому что, когда уголки губ удавалось поднять вверх, на лбу появлялась глубокая морщина, но самое главное – это мои глаза, маман всегда читала по моим глазам все, что я чувствовала, думала, видела и слышала. Мимические манипуляции оказались слабо результативными, я решительно постучала и вошла в дверь. Маман, моя сильная и жесткая маман, лежала свернувшись калачиком на маленькой больничной койке, ее тошнило даже от мысли о еде, поэтому она похудела за три недели на двадцать килограммов. Нормальный ход событий. Сев на стул спиной к окну, я объявила:

– Слава богу, мам, результаты томографии подтвердили, что операция необходима, и эту дрянь нужно срочно убирать, иначе может переродиться в злокачественную.

– Это точно не рак?

– Мам, никакого более точного исследования, чем биопсия и томография, медицина не придумала, доктора в один голос утверждают, что опухоль доброкачественная. – Я подумала, что удачно села спиной к свету, ей не видно выражения моих глаз.

– Ну хорошо, дай Бог. А то знаешь, как бывает, разрежут, а там…

– Мам, читай свой диагноз. – Я поднесла ей к глазам выписку, которую специально для меня написал Леван Арчилович. – Видишь?

– Вижу. – Она даже не стала смотреть, ей было реально плохо, поэтому, с длинными паузами, она продолжила то, что должна была сказать: – Послушай, только не нервничай, Ань. Всякое может случиться, рак не рак, операция серьезная. Если конец плохой, то я хочу на Троекуровском, чтобы вам было удобно ездить.

Мне хотелось орать «На каком Троекуровском, дура, не говори ерунды!», но огромный металлический еж сидел у меня в горле, и его иглы доходили до ушей, глаз и мозга, порождая дикий животный страх от мысли, что да, может закончиться и этим. Вероятность удачного исхода была достаточно высока: 50 на 50. Мама продолжала:

– Если самое плохое, – не обижайте отца, он вас с Настей очень любит, да, все кольца отдай Насте.

Мне хотелось выть и орать во весь голос, мыслей в голове хватало только на одно короткое НЕТ.

В дверь тихонько постучала медсестра:

– Извините, нам нужно принять таблетку, у нас завтра сложный день. Не волнуйтесь, обычно такие операции длятся два – два с половиной часа, к обеду вы можете позвонить и узнать, как ваши дела. – Очень вежливо. Но смысл мне понятен: «Иди отсюда, не мешай людям работать и не нервируй пациента».

Я поцеловала маму и ушла, ей тоже хотелось побыть одной.

Операция длилась не два и не три часа, Леван строгал внутренности моей мамы восемь часов. С тех пор прошло восемь лет. Она вернула свои двадцать кило, по-прежнему к ней пристают мужики, и по-прежнему она всегда права, теперь это не обсуждается.

Поэтому я буду есть у нее пельмени и пить чай со сгущенкой, развалившись на самом уютном в мире коричневом диване с люрексом.

Было уже почти семь часов, когда я поцеловала маму в щеку и, снимая казаки, спросила:

– Как дела, мамуль?

– Все нормально, Ань. Ты какая-то озабоченная, но выглядишь хорошо, посвежела, поправилась. – Для моей мамы «посвежела, поправилась и хорошо выглядишь» – синонимы. Я как раз сбросила пару кило, от этого, видимо, действительно смотрелась лучше, чем неделю назад, тем более после косметолога.

– Да ты знаешь, дел по горло, но это хорошо, значит, все в порядке, Настя меня радует, звонила тебе?

– Звонила, звонила, хочет в гости, привези ее на выходные, пусть отдохнет у меня, я ее накормлю, покажу ей карточки, где ты маленькая. Пусть посмотрит, как она на тебя похожа.

– Конечно, мам, привезу. Я, наверное, буду работать в выходные. У меня – свадьба. – Я имела в виду свадьбу Миши и Моники.

Мы расположились на кухне, маман поставила на плиту кастрюлю с водой для пельменей.

– Что Сережа? Не звонил? – Для мамы Серж по-прежнему оставался моим мужем и Настиным папой, она все еще надеялась, что мы «перебесимся» и одумаемся ради ребенка. Мама логическим и экспериментальным путем пришла к тому, что семейная жизнь среднестатистического гражданина подчиняется одним и тем же законам, поэтому искать еще одного мужа или жену не имеет смысла.

Правда, маман была не в курсе некоторых моментов, которые касались обоюдного рукоприкладства. Я, впрочем, с детства была знакома с ее мнением на этот счет. Она утверждала с присущей ей категоричностью, что женщину, которая позволила себя ударить и не ушла, нужно убивать сразу. Следуя ее логике, меня нужно было убить раз десять. Но мне было глупо уходить, потому что почти каждый раз после наших потасовок Сержа забирали в травмопункт для легкой коррекции, поэтому я не чувствовала себя обиженной, более того, в моем арсенале было столько средств самообороны, что я всегда была готова к бою.

Все равно я не любила маминых причитаний по поводу моей семейной жизни, поэтому постаралась переключить ее на другую тему.

– Мам, ты знаешь, кажется, у меня появился любимый мужчина.

– Что, так серьезно? – Мама прекратила мешать пельмени и посмотрела на меня.

– Да нет, мы только вчера познакомились, он определенно заявил, что намерен за мной ухаживать.

– А ты?

– У меня это не вызвало отторжения. К тому же он очень хорош собой.

– Не женат? – Женщины последовательны в своей логике.

– По крайней мере, предполагаю, что не женат, Маринка все узнает сегодня.

– Так позвони ей, может, она узнала. Если тебе неудобно, давай я позвоню. – Маман была в обалденных отношениях со всеми моими подругами, они всегда плакались ей в жилетку и поздравляли с днем рождения.

– Ма, ты знаешь Маринку, как меня, она сама позвонит, как только будет что сказать.

Мама захохотала:

– Это точно.

Пельмени были готовы, малюсенькие, прозрачные и сочные, они дымились в моей тарелке, и желтоватая рыночная сметана таяла на шляпках, стекая на аккуратные поля. Я дам вам совет: если вы решили наплевать на последствия и устроить праздник живота, ешьте пельмени ложкой, не убивайте проколом вилки шедевра русской кулинарии. Моя мама всегда кладет для пельменей именно ложку. Я поддела первую жертву и настроилась на получение удовольствия. Конечно, в этот момент решила позвонить моя подруга Маринка. Обошлось без апоплексического удара.