Дом в Мещере

в ее камору.

Внутри пахнет свежим бельем и расколотой косточкой абрикоса. Я целую ее и в окне, зарывшись в ее волосы, вижу три тусклых дрожащих звезды. Они то трепещут, то смотрят не мигая. Я гадаю, какая из них появилась первой…

Она шепчет: «Подожди» и, задохнувшись, прислоняется к высокой стопке белья. Распускает поясок халата и поднимает руки…

Возвращаюсь на цыпочках. Стефанов уже спит. Во сне он видит что-то живое и кривит рот, улыбаясь. Я поправляю ему одеяло.

Снова усаживаюсь в кресло и нахожу те же три звездочки. Я не знаю, с чего начать, и просто долго смотрю на них. Потом догадываюсь и, чтобы проверить, выскакиваю в коридор. За дверью мне в ноги бросается горбун, я распластываюсь на мраморном полу. Венозные прожилки камня темнеют в глазах от боли.

Я ушиб коленную чашечку и сжимаю зубы, чтобы не застонать. Горбун цепко, как палач-обезьяна, хватает меня за руку и куда-то тянет.

В холле первого этажа проходит совещание персонала: заведующая – существо особенного, несколько лошадиного строя, врачихи, медсестры, нянечки и санитары сидят полукругом у новогодней елки и обсуждают завтрашний приезд ревизионной комиссии.

Катя сидит в стороне, у двери столовой. Смотрит, будто чужая. Будто ослепла.

Горбун подводит меня к подоконнику и сам подсаживается рядом. Над нами сидят, зацепившись за штору, два выпущенных из клетки волнистых попугайчика. Время от времени кто-то из них гадит.

Я отодвигаюсь в сторону от этой капели. Горбун трясет штору, и два желто-синих вспорха с пронзительным чириканьем рвут через пространный холл обратно к клетке. Садятся. Тупо, завалившись на бочок, замирают.

Как в цирке, в фокусе параболы, по которой расположился персонал, осанисто восседает заведующая. Место вокруг нее вытягивается, и раздается возглас: «Осанна!»

Сестра-хозяйка крепко держит бразды общего внимания и вещает. В ее размеренной речи то и дело мигает мимический английский акцент. Это придает некоторый шарм ее сообщению. Правый глаз у нее страшно крив и косвенно пялится на меня. Я замечаю, что он стекленеет на мне неотрывно, в то время как левый вполне подвижен и все время елозит по лицам персонала, яростно требуя у них понимания.

Боль в колене на время затаилась, и до меня доходит, что ровный и властный голос сестры-хозяйки – это голос моей злобной школьной училки английского Серафимы Сергеевны… Сто лет не слышал этого гимна безумию.

Но вот выясняется. Комиссия приезжает в полдень, и все уже должны быть к этому времени на цырлах. Сначала торжественная часть торжественной встречи, затем подробная экскурсия по заведению, праздничный обед, в программу которого входят выступление кружка самодеятельности и более близкое знакомство с отдельными представителями контингента. В финале – обмен памятными подарками и церемония проводов.

На станции членов комиссии будет ждать машина из автопарка хосписа. Один из санитаров объявляется ответственным за доставку. (Кудрявый водила встал, затоптался на месте, товарищ его дернул за рукав,