Каблуки в кармане

Насмотревшись на все это, мы с любимым тоже отличились. В принципе произошедшее могло случиться где угодно, но усугубилось тем, что в Финляндии очень вкусное пиво. В последний вечер мы распробовали новый сорт и зачем-то начали спорить обо всем на свете. Какова численность населения Камбоджи, в каком возрасте комар приобретает способность пить кровь, сколько еще детей усыновит семья Бреда Питта и смогу ли я пройтись на руках от кровати до порога.

Наскоро разрешив более простые задачки, на последней мы забуксовали. Наконец мне надоело доказывать, что я не верблюд, я плюнула, дунула, подбоченилась и, коротко разбежавшись в коридоре, прыгнула на руки. Дальше обнаружилось, что я не просто умею стоять и ходить на руках, я еще бегаю на них, как преступник от правосудия. К сожалению, дверь в наш номер оказалась не заперта и очень скоро о моих способностях узнали совершенно незнакомые люди.

Со звуком, похожим на отрыжку перезагружаемого холодильника, я вывалилась в коридор прямо под ноги не ожидавших и сотой доли чего-то подобного, опрятных и одинаковых японских туристов. Предположить, что случилось в сознании восточных людей, когда прямо перед ними из номера чопорного финского отеля вылетела полуголая веселая женщина, да еще почему-то вверх ногами – невозможно. Потрясенные японцы замерли, карты города посыпались из их ослабевших пальцев, а я, понимая, что номер удался, продолжила лежать на паласе, не в состоянии ни рукой, ни ногой пошевелить от нечеловеческого восторга. Обнаружив, что летающая женщина не просто тихо лежит, а еще и громко всхлипывает, японцы в ужасе рванули прочь.

А уже спустя несколько дней я с грустью допивала последнюю банку финского пива и смотрела на залив. Надо же, и кому-то здесь бывает скучно! Накануне я, как в кино, целый вечер провела в богемной кафешке, не в силах оторваться от наблюдений за местными жителями. За два стакана пива я развлеклась на полную катушку. Надо сказать, что мировая индустрия моды как-то стороной обошла этот благословенный край. Мягко говоря, финны одеваются или скромно, или странно. Молодежь предпочитает дешевый ширпотреб популярных марок, но люди постарше… вот они часто дают жару. Пару раз я встречала на центральных улицах пожилых женщин в таких нарядах, что, казалось, они приехали в столицу выгуливать своих оленей.

В субботний вечер в том кафе тоже собралась веселая толпа и было на что посмотреть. Во-первых, там сидел Блок. С огненными глазами, смоляными кудрями и тонкими длинными пальцами, в черном свитере на костлявых плечах, Блок с такой страстью смотрел в кружку пива, как будто ждал оттуда важных новостей. В ухе у Блока почему-то болталась серьга в виде Эйфелевой башни. Сбоку от великого клона весело щебетала простая финская девчушка. Весила жизнерадостная крошка килограммов сто, но это никак не отражалось на ее самоощущении. Каким-то чудом она влезла в красную блузку в белый горох, размеров на двадцать меньше ее, и явно была очень горда многослойными боками, выпадавшими из крепдешина. Лицо девушки-мухомора было густо выбелено, и на нем зафиксированы черным – глаза и брови, алым – губки и щеки. Завершала картину прическа в стиле «Девятый вал» – огромный черный кокон волной вставал надо лбом, был, как клеем, залит лаком и не двигался, даже когда она падала лицом в салат от очередного всплеска восторгов.

У окна сидела волшебная пара – огромная, похожая на ловца лосося финка и крошечный, изящный, как экзотическая птичка, филиппинец. На финке была надета защитная куртка грязного цвета и разношенные мужские ботинки, ее спутник щеголял дорогими штанами в облипочку и бирюзовым шарфом под подбородком. Несмотря на то что соединиться эти двое могли только в тот момент, когда судьба на минутку отвернулась, оба были совершенно счастливы. Бесконечно обнимались, целовались, филиппинец тонул в широких финских объятиях, а рядом в коляске безмятежно сопело дитя международной любви в бирюзовом чепчике.

Еще в кафе были две нимфетки, утыканные пирсингом. Они выглядели так, словно проглотили по магниту и после этого зашли в металлоремонт. Не знаю, что там у них было с телом, но лица сильно пострадали. Неподалеку прохаживались женщины в плотных белых колготках и мужчины с плюшевыми енотами на головах. Совершенными пришелицами выглядели в таком окружении две старушки из Австрии, упакованные в Диор и Ланвин. Они заказали шампанское и салаты, мало разговаривали и с опаской косились в сторону Блока. Тот явно уже начал отвечать на сообщение из стакана и все больше мрачнел и хмурился. Кроме старушек, в кафе все пили пиво и мало ели, потому что с кухней, как и с модой, в этой фантастической стране все очень просто и без затей.

Да, Хельсинки – это, конечно, не Лас-Вегас и не Монако, но кому что нравится. Ополоумев от столичных страстей и пробок, я часто с удовольствием вспоминаю и гигантских жадных чаек, шныряющих по рыбному рынку, и женщин-оленеводов, выгуливающих на городских улицах своих сохатых, и вкусное пиво, и веселый смех. А какое чудо местный воздух! А как хороши тормознутые монстры-паромы, каждый день в положенное время выплывающие из утреннего тумана и каким-то чудом паркующиеся в крошечной гавани! А острова и озера в глубине страны! А Наантале, крошечный городок Мумми-Тролля! А розовый лосось, без которого не обходится ни одно возвращение!

– Рыыба, рыыба… С цобой… Ф поесд… – уверенно шпарят финские рыбаки и пакуют русским рыбку, просеивая соль между лоснящимися сочными ломтями. Сорок слоев промасленной бумаги – и подарок готов. Останется распаковать его на родной лужайке, открыть чемодан с финским пивом, обняться с сотней слетевшихся на праздник друзей и подруг и под утро, бродя между полуживыми телами, искать, кому бы еще рассказать об удивительной стране и ее удивительных обитателях, каждый год многотысячной хмельной толпой бескровно встречающих праздник горячей финской весны…

Алтай

Я вообще не собиралась туда ехать. Только что вернулась из Италии, была на седьмом небе от венецианских палаццо, еще не доела пасту, купленную на заправке между Монтекатини и Флоренцией, и не вытрясла весь песок из плавок, а тут опять – пора в путь-дорогу. На этот раз в дорогу дальнюю и довольно дикую.

Но что делать, мужчину звала труба, и его Пятница потянулась следом. Почти месяц был посвящен сборам. Когда последний замок был закрыт и узел завязан, я потрясенно осмотрелась. Казалось, не молодая пара, а симфонический оркестр людей с ограниченными возможностями собрался за полярный круг. В черном бауле можно было легко перебрасывать через границу партии вьетнамских нелегалов. В рюкзаке был утрамбован стратегический запас макарон и ветчины. А это были лишь два из семи багажных мест, заботливо и тщательно забитых всем на свете, от штопора до саперной лопатки. Осматривая коллекцию узлов и чемоданов, я выразила некоторые разумные сомнения. Однако любимый был непреклонен. Мы собирались не на жизнь, а на смерть. Мы ехали на Алтай, в долину вечной мерзлоты, притулившуюся где-то на границе с Китаем и Монголией.

В назначенный час, помолившись всем святым, мы тронулись. Два дня в поезде пролетели незаметно, и вот уже мы выбрасывали свой багаж на перрон незнакомого вокзала. Не прошло и часа, как гримваген, груженный нашей поклажей, выехал на маршрут Барнаул – конец света.

Теперь необходимо кое-что уточнить. Это я ехала в этот благословенный край исключительно развлекаться и радоваться жизни, а вот мужчину в долине ждал режиссер, сценарный план, съемочная группа и две недели работы в нечеловеческих условиях. Гримваген – это такая коробка на колесах, в которой неудобно гримироваться, довольно сложно жить и совершенно противоестественно преодолевать семьсот километров по пересеченной местности. Но времени что-то менять уже не было. Гремя костями и кастрюлями, цепочкой из трех машин мы потянулись в дорогу.

Первые пять часов я еще реагировала на происходящее внутри и снаружи. Я уворачивалась от летающих по периметру чемоданов и даже с интересом посмотрела в сторону родной деревни Шукшина. Потом какой-то груз все-таки догнал мою голову, от удара я впала в забытье и до конца поездки вела себя тихо и нерешительно. Смутно помню, что внезапно машина, как самолет, начала почему-то круто подниматься вверх. Потом опять заспешила вниз, потом дорога начала изо всех сил петлять и извиваться, а потом, когда казалось, что меня вырвет на все четыре стороны, наступила ночь. А наш навигатор бесстрастно показывал, что до цели как до Луны.