Принц без королевства

Как отсюда выбраться? Он хорошо знал этот беленный известью дом-кубик. Тайных ходов не было. Каждое окно легко просматривалось снаружи. В каминную трубу едва пролезала рука. В доме не было ни подвала, ни чердака. Ванго оставалось только принять бой.

Ставень рядом с Ванго разлетелся на куски от удара деревянного тарана. Слабый свет ночных звезд проник через разбитое стекло. В дыру пролезла рука и отвела оконную задвижку. Ванго подкрался к подоконнику и спрятался в темноте под ним.

На подоконнике появилась тень. Ванго бесшумно схватил незнакомца, повалил его на пол и ударил по шее сзади. Тот сразу потерял сознание. В окне появилась вторая тень, и Ванго точно так же обезвредил и ее. Оставшиеся снаружи слышали только шуршание одежды. Прошла еще минута. До Ванго доносились приглушенные голоса. Несмотря на холод, он взмок от ужаса при виде двух тел, которые лежали на полу, привалившись к его ногам. За восемь лет в бегах его инстинкт выживания обострился. Он страшился собственных рук, не зная, на что они способны.

В окно полез третий. Он смог увернуться от удара и вместе с Ванго покатился к камину. Мужчина сопротивлялся изо всех сил, но юноше удалось зажать ему рот рукой. Ванго налетел плечом на валявшийся на полу русский словарь, подобрал его и оглушил им противника. Тот остался лежать. Ванго прихватил еще и флягу и вернулся к своему посту под окном с двумя орудиями защиты.

У его ног послышалось какое-то бормотание. Один из неприятелей приходил в себя. В том, что он говорил, невозможно было разобрать ни слова. Ванго уже приготовился одним махом вбить ему в голову всю словарную премудрость. Но, уже занеся над головой книгу, он вдруг понял, что тот бормочет.

Человек говорил не по-русски. Это был древнегреческий. Первые строки Евангелия от Иоанна. «В начале было Слово…»

Ванго опустил книгу.

— Брат Джон?

— Ванго? — спросил мужчина, кривясь от боли. — Это ты?

Чей-то голос за окном окликнул монаха.

— Я здесь. С Ванго!

Четвертый человек перемахнул через подоконник.

— Ванго? Что ты здесь делаешь?

— А вы?

— Мы голодаем там, наверху.

— Голодаете?

— Пиппо Троизи сказал, что в доме давно никто не живет. Мы искали еду. Где остальные?

— Они здесь.

— А брат Пьер?

— Боюсь, у него пробита голова. Мне очень жаль.

— Кто это сделал?

Ванго пожал плечами. Монах все понял.

В окне показалась последняя тень. Их было пятеро. Пять монахов, пять благородных разбойников с большими мешками через плечо, одетые в темную, под цвет ночи, одежду.

— Наберите в ведро воды из колодца, — сказал брат Джон. — Я попробую привести в чувство остальных. Придется нести их до лодки.

— Я пойду с вами. Помогу, — сказал Ванго. — Мне надо поговорить с братом Марко.

— У тебя есть какая-нибудь еда?

— Яйца.

— Сколько?

— Две дюжины.

— Пиппо ждет нас на пляже.

Но Пиппо на пляже не было. Он добрался до порта Мальфы и там привязал лодку к бакену возле прибрежных скал. Потом нырнул и доплыл до набережной. Теперь он сидел, привалившись к лачуге портовой сумасшедшей — своей жены Пины Троизи, — и слушал.

Пиппо делал это каждый раз, когда возил монахов мародерствовать. Впервые он осмелился подойти к лачуге накануне Рождества. Его жена с кем-то беседовала. Это был доктор Базилио. Она рассказывала ему, что набралась терпения и ждет мужа. Говорила о корабле, на котором вернется Пиппо. Взволнованный, он слушал, как Базилио просил ее повторить, когда и откуда прибывают корабли.

Приходя вечером к лачуге, он почти всегда заставал доктора. Пина и Базилио мало-помалу сдружились. Доктор выслушивал жену Пиппо. Он старался понять, чем она живет, что привело ее сюда. Говорил с ней о своем, рассказывал о пациентах.

Она всегда ждала его с легким ужином, аппетитные запахи щекотали ноздри Пиппо Троизи. В этот вечер он почувствовал знакомый аромат жареных кабачков — жена обычно шинковала их тонкими полосками. Пиппо сглотнул слюну. Сквозь тонкую стенку хижины до него доносилось потрескивание керосиновой лампы, похожее на хруст накрахмаленной простыни.

— Я только что вернулся с Липари, — сказал доктор.

— Я видела вас утром, вы приехали в девять двадцать семь.

— Там живет один старик, которому запрещено покидать остров. В молодости он семь лет провел на каторге. Дни его сочтены.

— Вы его лечите?

— Да. Он коммунист, уроженец Венеции. Синьор Муссолини его не жалует, поэтому и сослал сюда. Уже семь лет, как он на Липари.

— Я никогда не видела коммунистов, — сказала Пина. — Какие они?

Пиппо за стеной не смог сдержать улыбки.

— Его даже коммунистом теперь не назовешь. Он четыре года прожил в Москве и стал совсем другим. Но чтобы досадить властям, делает вид, будто его взгляды никак не изменились.

Доктор вытер рот салфеткой.

— Если он когда-нибудь вернется, ваш Пиппо, то наверняка уже другим человеком. Непохожим на прежнего.

— Я тоже стала другой, — сказала Пина. — К счастью.

Пиппо Троизи навострил уши.

— А вас это не пугает?

— Конечно, пугает. К счастью. — И тут же спросила: — А у вас разве не было страха при первых встречах с ней?

В своих беседах они иногда упоминали женщину, которую Базилио все не мог забыть. Мадемуазель.

— Знаете, я ведь всего лишь несколько раз пожал ей руку.

— Сколько дней прошло с тех пор? — спросила она.

— Я не считал. А вы?

Он знал страсть Пины к цифрам. Она говорила: «Если я не посчитаю сегодняшний день, зачем мне следующий?»

— А вы? — повторил Базилио.

— С тех пор как он ушел, прошло двадцать два месяца, две недели и три дня.

Пиппо, как всегда, ушел в смятении. Он бросился к морю, доплыл до лодки и, забираясь в нее, чуть не перевернулся. Он насквозь промок, но все же начал грести. Небо было усыпано звездами. Он думал о жене.

А в это время Базилио сказал Пине Троизи:

— Вы знаете, в том письме… Письме от нее…

— Да. Напомните мне фразу, которая вам так понравилась.

— «С тех пор как я далеко от дома, во мне что-то изменилось».

— Да, далеко от вас. Я помню.

— В письме был еще один конверт для мальчика, Ванго.

— Ванго — это малыш из Поллары, — сказала она.

— Его уже давно здесь нет. В общем, не знаю, хорошо ли я поступил, но что сделано, то сделано: я распечатал конверт.

— Сегодня?

— Нет, несколько недель назад.

— Этого вы мне не говорили.

Базилио смущенно улыбнулся.

— Письмо написано по-русски.

— Тогда можно считать, что вы его не открывали, — сказала она, желая успокоить доктора.

— Сегодня старик с Липари мне его перевел. Тот самый венецианец. Он говорит по-русски.

Помолчав, Пина спросила:

— И что же там написано?

Он ответил не сразу.

— Она рассказывает Ванго обо всем. На пяти страницах. Я переписал письмо полностью. Вы не представляете…

Базилио поколебался, но все-таки продолжил:

— Вы помните, как они появились на пляже, в кабачке Тонино, в ту ночь, когда был шторм?

— Конечно, помню. Там еще был Пиппо.

— Она пишет, откуда они приехали, она и малыш. Пишет о родителях Ванго. Вы не представляете, Пина. Вы не представляете, что в этом письме. Оно раскрывает такие тайны…

— Тогда не рассказывайте мне ничего.

Пиппо Троизи разглядел шестерых на узкой полоске пляжа Поллары. Почти все лежали на гальке. Подойдя ближе, он узнал Ванго — тот стоял по колено в воде. Пиппо посадил в лодку монахов — как избитых, так и невредимых — и крепко пожал руку Ванго. Ветра не было, и парус висел на мачте.

— Ты исчезаешь, но всегда возвращаешься, — сказал Пиппо.

Они отплыли от берега. Лодка прошла мимо скал Фаральони.

— Тяжелая жизнь настала, — прибавил Пиппо, продолжая грести.

— Марко заменил Зефиро? — спросил Ванго.

— Не совсем.

— А кто его заменил?

Никто не ответил. Было холодно. Лодка приближалась к островам в полной тишине. Наконец с кормы раздался голос: