Тусклое мерцание золота(СИ)

- Со всем этим можно согласиться без дискуссий. А ты мне скажи, отчего службы такие длинные, а? - Борис выпил очередную рюмку водки. - Мне вот тяжело стоять, к примеру. А как новообращенный кто придет, да сядет, с непривычки, а к нему бабулька уже семенит и шипит: на херувимской нельзя сидеть! Тут новообращенный и уйдет, да навсегда, вот и потеряла православная церковь, нестойкого еще, колеблющегося!

Борис немного опьянел, и с лица его не сходила насмешливая улыбка.

Впрочем, Глеб не обращал на эти саркастически скривленные губы никакого внимания. Его брат наверняка болтал не всерьез, одолеваемый водочными миазмами. Батюшка представить не смел, что родной брат от сердца творит слова свои, полные сомнения и насмешки.

Борис развивал тему.

- Да, Глебушка, мне почти всегда было тяжело стоять на службах, особенно на всенощной. Можно, конечно, и присесть, но - стыдно! Не могу понять, отчего не найдется старца, который бы написал сокращенную литургию, вечерню, а? Ведь прислушался в свое время Иоанн Златоустый к просьбам прихожан и написал литургию покороче, чем служили раньше, Василия Великого... У меня вообще много вопросов к тебе.

Борис налил себе еще водки, выпил. Со вкусом закусил куском копченого, пахучего мяса. Бросил в рот пару маслин, зелени.

- Спрашивай! По-поводу богослужений могу тебе сказать одно: для современного человека, обремененного житейскими заботами, погоней за комфортным житием, стояние в храме - часть видимой жертвы, которую мы приносим Богу, предавшего Себя на смерть крестную, ради нас всех! Вот, смысл сокровенный! Мы не истязаем плоть нашу физически, веригами и иными подвигами. А стояние на богослужении - символ исполнения молитвы, как у древних подвижников веры, столпников, проводивших месяцы и годы в стоянии пред лицем Господа!.. Так-то, брат!

- Ну да, еще и говение наличествует, тоже - жертва!

- Тоже жертва, верно! Заметь, всё это идет исключительно на пользу человеку! Любая жертва - ради Бога! Полезна, и душе, и телу.

- И все-таки, Бог - в сердце моем, а не на показуху! Может, я менее грешен, со своими слабостями, чем некоторые твои сослуживцы, набивающие карманы, да раскатывающие на крутых иномарках!.. Что, не так, скажешь?

- Ничего не скажу! Клирик - такой же, как ты, из плоти и крови, со страстями и грехами, только наделен властью таинства исполнить. Степень греха непостижима человеческому разуму, единственный Господь определит место наше, по смерти тела, на Суде Страшном. Мы судим по своим, человеческим законам, а Господь - по своим, нам не ведомым, руководствуясь безграничной любовью к нам!

Борис откинулся на спинку стула, в упор посмотрел на брата.

- Я понял тебя! Ты полагаешь, что женщина, сделавшая аборт, может заслужить геенну огненную, а человекоубийца - обрести вечное блаженство?

- При условии искреннего раскаяния, вполне возможно! Разбойника на кресте позабыл?.. Повторюсь, не ведомо нам, как судит Господь, потому, заповеди блаженства, нам данные, не должно оставлять без внимания! Потому, исполнять любовь к ближнему нам нужно ежеминутно и повсюду! Даже праведники боялись кары, куда уж нам, грешным!

- А я люблю Бога и доверяю ему! И отношусь, как к брату, ну, и что? Он мне не делает за это ни лучше, ни хуже! Он меня пока сохраняет и я благодарен Ему за то!

Степень опьянения Бориса достигла того уровня, когда продолжать с ним разговор на эту тему отцу Глебу показалось бессмысленным.

Конструктивного диалога не получилось, Борис остался при своем мнении. С тяжелым сердцем отец Глеб уехал тогда в Москву...

... - Помню, помню нашу беседу! Каждый остался при своем, - сказал Борис.

- Ладно, брат! Не будем же мы по телефону дискутировать! Ты, как соберешься, обязательно нас, с матушкой Анной, предупреди, встретим!

- Хорошо, Глеб! Пока!

- Храни тебя Господь, Борис!

Черный внедорожник въехал на территорию свалки и временами подскакивал на ухабах разбитой мусоровозами дороге. Четверо боевиков молча смотрели по сторонам, водитель, чертыхаясь, лавировал между ямками. Окна были задвинуты, работал кондиционер, но все равно, запах гари, тлена и разложения тонко проникал внутрь салона.

- Как они тут работают??? - раскачивал головой бригадир, на сидении, рядом с водилой.

- Они еще и живут здесь?

- Привыкли уже, принюхались, бомжарики!

- Да нет! Жить им тут, вроде, запрещают!

- Ага, запрещают! Кудрявый, скажи еще, им тута отель выстроил! - рассмеялся самый здоровый из пассажиров.

- А чо ты ржешь? Ты знаешь, где они живут? - набычился его приятель.

- Не кипешись, остынь! - здоровяк, дружески, положил руку-бревно на плечо приятеля. - Не знаю, но слыхал от одного фраерка, что мусора гоняют со свалки бомжиков. Тама щас эти, как их, чурки трудятся, в основном. Сортировщики мусора!

- Сортировщики мусоров! - захохотал третий пассажир.

- Хватит базарить! - остановил бригадир. - Подъехали, айда разбираться! Значит, так! Идем все, кроме Клепы.

Бригадир кивнул водиле.

- Смотри в оба, на улице! Сразу звони, если что!

- Понял, - сквозь зубы, отозвался водила.

Четверо бандитов зашли в здание администрации, белое, одноэтажное, с синей крышей. Справа и слева примыкал высокий забор, с парой рядов колючей проволоки.

В коридоре никого не наблюдалось - ни вахтера, ни посетителей.

Бригадир глянул в разные стороны коридора.

- Ладно, пошарим по кабинетам!

В первом же кабинете дверь была открыта. Небольшое помещение, оклеенное дешевенькими серыми обоями, было занято письменным столом, с компьютером, и двумя застекленными шкафами. Два стула сиротливо прижались к стене. За столом, склонившись к бумагам, сидел худой, сутулый и плешивый тип, в золотых очках, вопросительно поднявший глаза на вошедших. Бригадир приказал всем остаться в коридоре, не почувствовав никакой угрозы от плешивого.

- Добрый день, - приветствовал бригадир. - Мы друзей своих тут потеряли - они утром приезжали, по делам.

Плешивый расплылся в улыбке, которая оказалась неожиданно золотозубой.

- Здрасьте, коли не шутите! Присаживайтесь!

- Я от Локтева... Он просит помощи у Валерия Алексеевича, ну, свидеться надо!

Плешивый рассматривал бригадира, не поднявшись из-за стола.

- Экий ты шустрый! Валерия Алексеевича ему подавай! Где я тебе его найду? Большой начальник, Валерий-то Алексеевич! - плешивый почесал щуплую грудь. - А утром ко мне никто не приходил, путаешь ты что-то!

- А ты кто такой? - без угрозы, ровно, спросил бригадир.

- А ты кто такой? - усмехнулся плешивый. - Имячко мое, Хозяин... Не слыхал?

Бригадир наклонил голову вбок, с прищуром оглядел плешивого.

- Слыхал! Чего-то ты не похож на Хозяина!

- А ты видал его? - плешивый продолжал усмешливо смотреть на бригадира. Тот кивнул головой, сел на стул.

- Лады! Я - Чир. Покалякаем?

- А что мне с тобой калякать? Не было тут никого!

Чир напряг извилины. Как разговорить Хозяина, если это, действительно, он? Слышал, что Хозяин - серьезный тип, отмороженный, смотрит за этой свалкой конкретно, бригада у него безбашенная, как и он сам.

- Господин Локтев просил узнать: были тут наши или нет? Если они что попутали, извинения просит у Валерия Алексеевича, у Кудрявого...

Хозяин перестал лыбиться и серьезно сказал:

- Кудрявый меня тут поставил за порядком смотреть, и порядок я держу! А кто вздумает порушить порядок этот, не протянет долго... Ты меня понял, Чир?

- Понял, Хозяин! Ну, а братаны, все-таки, были? Порядок порушили?

Плешивый расслабился, откинулся на спинку стула. Вновь открылась золотозубая.

- Не было тут никого! Все, разговор окончен!

Он встал. Поднялся и бригадир.

- Ребятки мои рядышком, не дремлют, твоих еще от ворот срисовали. Так что, не рыпайся, гостюшка!

Чир улыбнулся.

- Так мы же с миром! Так, покалякать!

- Вот и славно! - ответно послал улыбку Хозяин. - Ты мой телефончик запиши, да набери, когда в гости захочешь, воздухом курортным подышать! Поляну накрою, в своей резиденции. Тут контора, а мои апартаменты - в Альпах!